В начале ХХ века, в эпоху «блистательного Санкт-Петербурга», столичный бомонд сходил с ума от балерин. В первую тройку самых привлекательных входили Матильда Кшесинская, Анна Павлова и Тамара Карсавина. Последнюю считали в ту пору одной из самых красивых женщин Петербурга, открытки с ее изображением пользовались безумной популярностью. А о ее романах ходила настоящая народная молва.
[caption id="attachment_9776" align="alignright" width="341"]
Фото Тамары Карсавиной,сделанные Альфредом Эберлингом[/caption] «ДОВОЛЬНО БЕССТЫДСТВА!» На вечере в честь Тамары Карсавиной, устроенном в популярном артистическом кабаре «Бродячая собака» в марте 1914 года, после ее триумфального возвращения из Парижа, поклонники преподнесли ей своеобразный поэтический «Букет» – сборник мадригалов, созданных в ее честь. «Как песню, слагаешь ты легкий танец – // О славе он нам сказал, – // На бледных щеках розовеет румянец, // Темней и темней глаза. // И с каждой минутой всё больше пленных, // Забывших свое бытие, // И клонится снова в звуках блаженных // Гибкое тело твое», – написала Анна Ахматова. Михаил Кузьмин посвятил Тамаре Карсавиной такие строки: «Вы – Коломбина, Саломея, // Вы каждый раз уже не та, // Но, всё яснее // пламенея, // Златится слово: “Красота”». И, наконец, процитируем Николая Гумилева: «В синей тунике из неба ночного затянутый стан // Вдруг разрывает стремительно залитый светом туман. // Быстро змеистые молнии легкая чертит нога – // Видит, наверно, такие виденья блаженный Дега…» Искусству танца Тамара Карсавина училась в Императорском театральном училище. «Все мы должны были кого-то обожать, – вспоминала потом Карсавина в своих мемуарах «Театральная улица», впервые опубликованных в Лондоне в 1930 году. – Две примы-балерины, Матильда Кшесинская и Ольга Преображенская, были кумирами нашего училища и разделили его на два лагеря. Преподаватели тоже иногда попадали в число достойных обожания. К сожалению, только двое из них были молоды и красивы, один из них – учитель фехтования. Остальных же, казалось, нашли в паноптикуме». Выбор юной Карсавиной пал на артиста и балетмейстера Павла Андреевича Гердта. Ему было уже за пятьдесят лет, но он по-прежнему оставался на ролях «первых любовников», его внешность не выдавала возраста. «Красивый и статный, он выглядел очень молодо на сцене и был первоклассным актером. В училище он преподавал пантомиму, но его уроки посещали только ученики старших классов… Он был моим крестным отцом и иногда приходил к нам в гости, всегда принося мне большую коробку шоколадных конфет…», – вспоминала Карсавина. В 1902 году Тамара Карсавина окончила училище и была зачислена в кордебалет Мариинского театра. Начался ее стремительный взлет к славе. Ее партнером был знаменитый Вацлав Нижинский, и однажды произошел весьма курьезный случай. «Мы вдвоем репетировали, как только находили свободный танцевальный зал. Впервые мы танцевали перед всей труппой на репетиции в театре. Я ощущала огромный интерес со стороны всех артистов и внимание, хоть и доброжелательное, но чрезмерно пристальное, и нервничала даже сильнее, чем во время спектакля», – вспоминала Карсавина. После одной из таких репетиций из группы, стоявшей в «первой кулисе», «святилище», предназначенном лишь примам-балеринам, вырвалась настоящая фурия и набросилась на Карсавину: «Довольно бесстыдства! Где ты находишься, что позволяешь себе танцевать совсем голой?». Та поначалу не могла понять, что же случилось, чем она навлекла на себя такой гнев? «Оказалось, что у меня соскользнула одна из бретелек корсажа, обнажив плечо, – вспоминала балерина. – Во время танца я этого не заметила. Я стояла на самой середине сцены онемевшая, растерянная под потоком брани, срывавшейся с жестоких губ. Подошел режиссер и увел пуританку, а меня окружила толпа сочувствующих коллег… Преображенская гладила меня по голове, приговаривая: «Плюнь ты на эту гадюку, дорогая. Забудь о ней и думай о прекрасных пируэтах, которые тебе так удались». Слухи об этом скандале быстро распространились, и на ближайшем спектакле публика устроила мне овацию». [caption id="attachment_9777" align="alignright" width="525"]
Портрет Тамары Карсавиной работы Альфреда Эберлинга[/caption]
ОБНАЖЕННАЯ ТЕРПСИХОРА
Столичная публика буквально боготворила Тамару Карсавину. Особенно трепетно относился к дней талантливый художник Альфред Рудольфович Эберлинг, ученик Репина, однокашник Рериха, Малевича, Сомова, Кустодиева и Петрова-Водкина. А еще – придворный живописец при семье Николая II.
В 1907 году Эберлингу был заказан тройной портрет балерин: Кшесинской, Павловой и Карсавиной. Все они приезжали позировать в его художественную мастерскую на Сергиевской улице. С каждой из балерин у Эберлинга складывались разные отношения, но особенно нежные и трогательные – с Карсавиной. Говорили даже, что он был влюблен в нее.
Сохранились расписки балерин, которые они давали Эберлингу. «Сентября 1-го 1907 года обязуюсь позировать художнику Эберлингу. Анна Павлова. 26.04.07». «Я обещаюсь любить мысли, индивидуальность и искусство Эберлинга до тех пор, пока только во мне будет жить моя душа, жадная до красоты. Он мне должен помочь сберечь мою душу. P.S. Обещаюсь писать часто и много, не меньше 3-х раз в неделю… Т. Карсавина. 23 июня 1907».
Результатом работы стала картина «Храм Терпсихоры», а также многочисленные фотоснимки, сделанные в мастерской. Альфред Рудольфович был ведь еще и прекрасным фотографом, на своему мастерству ничуть не уступавшим (а порой, по мнению современных искусствоведов), и превосходивших самого Карла Буллу. Правда, для Альфреда Эберлинга занятия фотографией были не более чем хобби. В несвойственной тогда репортажной манере он просто фиксировал жизнь вокруг.
Эберлинг сумел настолько расположить к себе Карсавину, что та согласилась позировать для него сначала полуобнаженной, а потом и полностью обнаженной. В своих мемуарах, правда, об этом она не обмолвилась, и вообще, в своих воспоминаниях она предстает необычайно целомудренной натурой.
«От души благодарю Вас за эту содержательную глубину Вашей истинно женской души. В моем сознании положительно воскресают те идеалы, с которыми я, казалось… в жизни окончательно не столкнусь, а воспетые в моих картинах, они останутся непонятным откровением. Я надеюсь, Вы сознаете немаловажность благородной миссии исполняемого Вами хотя бы перед таким маленьким жрецом искусства, как Ваш искренний друг…», – писал Эберлинг.
И еще один отрывок из его письма: «Целый день меня мучила мысль, что такой ближайший по душе мой друг, как Вы, мне весь день был так далек… но порою я чувствовал нечто вроде обиды, что уж слишком Вы меня отстраняете от всего, что не имеет прямого отношения к Вашему духовному артистическому миру – не слишком ли Вы меня уж односторонне сухо трактуете».
Для потомков архив Эберлинга сохранил живописец, преподаватель Академии художеств Владимир Загонек: он получил в наследство от своего отца Вячеслава Франциевича ту самую мастерскую на улице Чайковского, бывшей Сергиевской, в которой с 1904 года работал Эберлинг. Дело в том, что Вячеслав Загонек был его любимым учеником. Почти целый век негативы Эберлинга пролежали в недрах мастерской, пережив революции, блокаду и другие катаклизмы…
[caption id="attachment_9778" align="alignleft" width="441"]
Альфред Эберлинг у портрета Тамары Карсавиной[/caption]
БЕГСТВО С БРИТАНЦЕМ
Кто только не предлагал Карсавиной руку и сердце, но она сделала свой выбор, который многим показался странным: 1 июля 1907 в училищной церкви состоялась ее венчание с Василием Васильевичем Мухиным, небогатым дворянином, банковским служащим и преданным почитателем балетного искусства. Однако их семейная жизнь не сложилась. Во время Первой мировой войны Карсавина увлеклась английским дипломатом – главой канцелярии посольства Великобритании в Петрограде Гeнри Джеймс Брюсом. Но началось все издалека.
«Для русских было тогда очень важно ощущать неизменно оптимистическое настроение союзников, – вспоминала Карсавина. – В этом отношении мне повезло больше, чем большинству моих соотечественников. Я не только ощущала подобные настроения в своем собственном доме, но также поддерживала постоянные дружеские отношения с неизменно жизнерадостным и хорошо осведомленным человеком, Хью Уолполом. Мое недавно состоявшееся с ним знакомство быстро переросло в дружбу. Он осуществлял в России пропаганду британских интересов.
Сначала мы почти не могли разговаривать: он очень плохо говорил по-русски и по-французски, я же не знала ни слова по-английски, но сразу же почувствовала к нему симпатию… Хью был чрезвычайно привлекательной, симпатичной личностью, он постоянно пытался включиться в беседу, несмотря на плохое знание языка…
Впоследствии он первым стал всерьез обучать меня моему новому языку. Он ввел меня в мир английской литературы, и самим тем фактом, что смогла написать эту книгу, я обязана ему… В результате моя речь представляла невообразимую смесь архаизмов и грубых ошибок…»
С Генри Брюсом Карсавина познакомилась еще в 1913 году на приеме в посольстве Великобритании. Завязался роман, а в 1916 году балерина родила от Генри Брюса сыну Никиту, которого зарегистрировала, однако, на фамилию прежнего мужа. Тем не менее, именно брак с английским дипломатом позволил ей в 1918 года покинуть Советскую Россию. Правда, не без приключений. (Последнее выступление Карсавиной в России состоялось 15 мая 1918 года на сцене Мариинского театра.)
Путь проходил по Неве, Ладожскому и Онежскому озерам. Карсавина с мужем и сыном планировали добраться до Петрозаводска, а оттуда поездом до Мурманска. Однако, когда они прибыли в Петрозаводск, то французский офицер связи, единственный иностранный представитель, остававшийся в Петрозаводске, посоветовал Генри Брюсу как можно скорее возвращаться на борт судна.
«Британские войска наступали; несколько большевистских комиссаров погибло в сражении; на север отправлялись только воинские эшелоны, и там не могло быть места для англичан. Нам следовало вернуться в Петербург. Но и там ситуация для англичан складывалась наихудшим образом: граф Мирбах и немецкий посол были убиты, и преступление приписывалось англичанам. У нас не было иного выбора – только последовать совету француза», – рассказывала Карсавина.
ИГРА ВСЛЕПУЮ
Некий «молодой граф М.», который тоже был на пароходе и направлялся в сторону расположения английских войск, предложил воспользоваться почтовым трактом, ведущим через Олонецкий лес к Белому морю.
«На пятый день мы сошли с парохода в маленькой деревеньке Повенец, – вспоминала Карсавина. – Никаких признаков Красной армии. Крестьяне охотно соглашались предоставить нам телеги для следующего участка пути… Наш обоз состоял не менее чем из пяти телег. Целую неделю мы пробирались через густые леса… Никаких городов, деревни далеко – местность мрачная, зловещая. На закате густые рои комаров наполняли воздух…
Ночами мы останавливались в деревнях; крестьяне охотно давали нам приют, предоставляя в наше распоряжение самовар и пол, чтобы спать… О передвижениях англичан они почти ничего не знали и комментировали их довольно спокойно: «Говорят, англичанин хороший парень. Пусть приходит»… Мы слишком много поставили на карту, но играли вслепую».
С неимоверным риском для жизни (в одной из деревень едва удалось избежать уже, казалось, неминуемой расправы) они добрались до маленького городка Сумской Посад, окруженного кольцом баррикад. Как оказалось, сюда отступали войска красных, разбитые англичанами. Малейшая задержка Генри Брюса и его спутников в городке могла стоить им жизни. К счастью, все обошлось. «На следующее утро мы высадились на другом берегу – кругом стояли английские матросы, беззаботные, словно в Портсмуте в мирное время», – вспоминала Карсавина.
Дальше была эмиграция. В ореоле славы императорской балерины Тамара Карсавина достойно прожила до глубокой старости в Лондоне. И даже умудрялась при удобном случае отправлять в СССР посылки своему бывшему мужу Василию Васильевичу Мухину – до тех, пока это было возможно…
За рубежом Тамара Карсавина продолжила блистать на сцене, гастролировала с Русским балетом Дягилева, появилась даже в эпизодических ролях в нескольких немых кинофильмах производства Великобритании и Германии… На родину она не рвалась: она хорошо знала о судьбе родного брата, знаменитого философа Льва Карсавина, обосновавшегося в 1928 году в Литве и оказавшегося затем на территории СССР. В 1950 году он был приговорил к десяти годам лагерей и умер в заключении.
Что же касается Тамары Платоновны Карсавиной, ставшей настоящей легендой, то она ушла из жизни в Лондоне 26 мая 1978 года в Лондоне в возрасте 93 лет.
Сергей ЕВГЕНЬЕВ
Специально для «Вестей»
