«К чести князя, он не стал расчетливо ухаживать за мной, он просто влюбился, хотя бы на время. Но это то, что мне нужно. Я отдохнула душой... Получились настоящие каникулы. Я сразу сказала, что не стану ни его женой, ни даже постоянной любовницей. И Дмитрий это принял и не действовал мне на нервы…» Так парижская красавица Коко Шанель вспоминала о своем романе с русским эмигрантом — великим князем Дмитрием Павловичем.
«СМОТРЮ Я НА БУДУЩЕЕ ДОВОЛЬНО МРАЧНО»
Великий князь Дмитрий Павлович – личность примечательная. Внук царя-освободителя Александра II, двоюродный брат Николая II. Участник Олимпиады в Стокгольме, после которой за ним закрепилось прозвище «олимпиец». Герой Первой мировой войны: за спасение раненого солдата был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. И, наконец, соучастник расправы над Григорием Распутиным в декабре 1916 года…
Свою роль в убийстве «старца», которое, как он считал, отвечает высшим национальным интересам России и царствующего Дома Романовых, Дмитрий Павлович отнюдь не пытался скрыть. А потому наряду с князем Феликсом Юсуповым и депутатом Госдумы Владимиром Пуришкевичем должен был повести ответственность за кровавую драму. Николай II предписал отправить великого князя на театр военных действий – в Персию.
Почти все члены семьи Романовых подписали коллективное письмо Николаю II, в котором просили облегчить ссылку Дмитрия Павловича.
«Мы знаем, что Вы — бывший его опекун и верховный попечитель — знаете, какой горячей любовью было всегда полно его сердце к Вам, Государь, и к нашей родине, — говорилось в обращении. — Мы умоляем ваше императорское величество, ввиду молодости и действительно слабого здоровья великого князя Дмитрия Павловича, разрешить ему пребывание в Усове или Ильинском.
Вашему императорскому величеству должно быть известно, в каких тяжких условиях находятся наши войска в Персии, ввиду отсутствия жилищ, и эпидемий, и других бичей человечества. Пребывание там великого князя Дмитрия Павловича будет равносильно его полной гибели и в сердце вашего императорского величества, верно, проснется жалость к юноше, которого Вы любили, который с детства имел счастье быть часто и много возле Вас, и для которого Вы были добры, как отец. Да внушит Господь Бог вашему императорскому величеству переменить свое решение и положить гнев на милость...».
Государь был непреклонен: «Никому не дано право заниматься убийством, знаю, что совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан. Удивляюсь вашему обращению ко мне».
Так что Дмитрия Павловича, несмотря на заступничество родных, выслали в Персию, в действующую армию. И вот парадокс: эта ссылка спасла ему жизнь. Революция 1917 года застала князя за пределами России.
«Случилось то, в возможность чего мы так с тобою верили, — писал Дмитрий Павлович в апреле 1917-го князю Феликсу Юсупову из Персии. — Из-за пустого и недальновидного упрямства одной женщины <Царицы Александры Фёдоровны> — случилась финальная катастрофа, которая, конечно, смела и «Царское» и нас всех заодно, ибо одна фамилия «Романов» теперь синоним всякой грязи, пакости и недобропорядочности. Смотрю я на будущее довольно мрачно, и если бы не твердая вера в милость божию, в то, что всему бывает конец, что должны еще настать лучшие дни, — я давно, пожалуй, упал бы духом!..».
«ИНОСТРАНЦЫ НАС НЕ СПАСУТ, А УТОПЯТ!»
Два года великий князь провел в Тегеране, в доме приютившего его британского посла Чарльза Марлинга. В 1919 году перебрался в Англию, затем обосновался с сестрой Марией Павловной на юге Франции. Вообще, встреча с сестрой стала для Дмитрия большой удачей. В период революции она вышла замуж за друга детства, князя Сергея Путятина, в 1918 году родила сына. Им с превеликим трудом удалось эвакуироваться в Румынию. Годовалый малыш вскоре умер...
Дмитрий решил поддержать сестру и предложил ей и ее мужу поселиться вместе с ним. Сперва они жили в Лондоне, потом переехали в Париж... Кое-какие средства у Дмитрия Павловича были: еще в 1917 году ему через посредника удалось продать свой дворец в Петрограде, наследство дяди – великого князя Сергея Александровича, и перечислить деньги в один из западных банков. Сумма была не самой большой, да и инфляция изрядно обесценила эти деньги, но все же хоть какие-то деньги на первый случай у великого князя были.
Случившееся в России великий князь Дмитрий Павлович оценивал следующим образом: «Русская революция — не бунт черни, как пытаются презрительно и пошло окрестить ее некоторые пустые и недалекие люди. Русская революция имеет глубокие корни в нашем прошлом и свое оправдание в настоящем. Революция произошла, и она есть действительность! Из этой действительности и следует всегда исходить, когда думаешь о родине. Остальное химера и панихида! Нужно стремиться к тому, чтобы жизнь наша шла национальным путем, свойственным нашему духу, нашей культуре. А прежде и прежде всего надо крепить и создавать армию, чтобы не быть «спасёнными» нашим соседом-врагом. Немцы предлагают нам спасение? Очевидно, они имеют в виду «спасти» нас от Украины и Кавказа! Мы должны твердо знать, что никакие иностранцы, а тем более немцы, нас не спасут, а утопят!»…
В 1920 году Дмитрий Павлович познакомился с Коко Шанель, в ту пору восходящей звездой парижской моды. Ей было тридцать семь лет, великому князю – двадцать девять. И тем не менее, разница в возрасте не помешала их роману.
«Русских в Париже было много, особенно после их революции, — вспоминала впоследствии Коко Шанель. — И они очень разные: жизнерадостные и мрачные, решительные и поникшие, уверенные в будущей победе и опустившие руки, кто-то сумел вывезти свои деньги до страшных событий, кто-то приехал в Париж без франка в кармане, кто-то пытался работать, а кто-то влачил жалкое существование на пожертвованные деньги. Среди них много способных и даже гениальных, но сколько же просто спилось! Вот это коробило меня больше всего: почти все русские, даже самые большие умницы и принадлежащие к знатных родам, много пили, а напившись, превращались ни во что…
И все-таки роман с русским у меня случился. Отправившись в Биарриц посмотреть, как идут дела в тамошнем филиале, а заодно отдохнуть от всех... я встретила двух подруг еще по Руайо – Марту Давелли и Габриэль Дозиа…».
Именно актриса Габриэль Дозиа и представила Коко Шанель своего русского любовника – великого князя Дмитрия Павловича. Улучив момент, когда он отлучился, она шепнула Коко: «Если хочешь, я тебе его уступлю! Он мне дорого обходится».
«Принцы крови, – говорила позднее Габриель Дозиа, – всегда вызывали у меня безмерную жалость. Их ремесло, когда они его исполняют, – самое грустное из всех возможных; но еще хуже, когда они не могут исполнять его».
«Мне давно казалось, что все, связанное с русскими, необычно, у них все сверх меры – любить так любить, губить так губить, красота необычная, судьбы тоже, но и недостатки чересчур, — отмечала в своих мемуарах Коко Шанель. — Князь Дмитрий был ярким тому подтверждением. Рослый, стройный, красивый, с загадочными зелеными глазами, он оказался замешанным в… громком убийстве!..».
И хотя, по ее признанию, ее мало волновали странности поведения русских у себя на родине, Дмитрий Павлович привлек ее внимание. Завязались отношения, которые она, уже познавшая немало любовных романов, сама для себя определила как «полезный роман».
«НА СОДЕРЖАНИИ У БОГАТЫХ ЖЕНЩИН»
«Дмитрий был красив и беден, просто нищ. Кем он мог работать? Разве время от времени давать какие-то консультации, а еще быть на содержании у богатых женщин, надеясь устроить свою судьбу выгодным браком. Я подходила идеально, денег много, одинока, древностью рода блеснуть не могла, следовательно, призрак короны над его головой должен быть для меня весьма манящим», — вспоминала Коко Шанель.
«Отношения Коко с русским великим князем были безмятежными, блаженными, — отмечает писательница Софья Бенуа. — Решив пару месяцев отдохнуть от дел, она сначала поселилась со своим возлюбленным в «Отель де Пале» в Биаррице, затем сняли в Мулло белую виллу «Ама Тикиа», прямо у самой террасы которой плескались волны. Каждое утро за влюбленной парой приплывала моторная лодка, чтобы отвезти их на пустынный пляж, окаймленный соснами. Здесь, вдали от всех, они купались, загорали, занимались любовью, устраивали пикники, гуляли по лесу. К трем часам на лодке приезжал тот же рыбак и забирал их».
Почему же Коко Шанель назвала роман «полезным»?
Великий князь не только придал ее взгляду и надеждам чуточку молодости, но и внес в ее искусство моды новые, русские мотивы. Коко приняла на работу многих русских эмигрантов, в первую очередь друзей и родственников великого князя. Речь о дамах из высшего общества, потерявших все свое благосостояние и остро нуждавшихся в работе, чтобы добыть средства к существованию.
Коко Шанель наняла на работу полсотни вышивальщиц, собрав их в особом ателье, во главе которого поставила родную сестру Дмитрия – Марию Павловну. Обладая большими способностями и подготовкой (в период своего шведского замужества она училась в художественном институте в Стокгольме), великая княгиня конструировала и воплощала уникальные модели. Совместное творчество Марии Павловны и Коко Шанель произвело в Париже фурор.
Общение с Дмитрием Павловичем побудило Коко искать источник вдохновения в славянских мотивах. Шанель говорила: «Любая уроженка стран Запада должна сделать все возможное, чтобы понять, что же такое «славянский шарм». Я была просто очарована русскими. Их вечное «все мое – это твое» просто опьяняет. Все славяне обладают какими-то удивительными отличительными чертами…».
Впрочем, Коко и Дмитрий Павлович пробыли вместе совсем недолго — до осени 1921 года. Роман закончился так же внезапно, как и начался. А затем, спустя несколько лет, великий князь женится на богатой американке Одри Эмери, дочери железнодорожного магната, и уехал в США.
«Расстались мы спокойно, поняв, что все кончено, он просто ушел, — вспоминала Коко Шанель. — Однако добрыми друзьями остались, Дмитрий женился на состоятельной американке, в Париж приезжал еще не раз, искренне радовался моему успеху...».
Не последнюю роль в выборе жены сыграл финансовый вопрос. Капитал, вывезенный великим князем из России, подошел к концу. Надежды, связанные с возвращением на родину, угасли. Женитьба же на богатой женщине решила проблемы Дмитрия Павловича.
ПОМЕСТЬЕ НЕ ПО СРЕДСТВАМ
Американка была настолько влюблена в великого князя, что даже приняла православие, крестившись под именем Анны. В 1928 году в семье родился сын, которого назвали Павлом — в честь отца Дмитрия. Дмитрий Павлович хотел, чтобы сын воспитывался по законам русской аристократии, поэтому у мальчика было домашнее образование. Сначала Павлу наняли английскую гувернантку, а потом — русского воспитателя.
Вскоре супруги приобрели старинный замок «Бомениль» недалеко от французского города Дьепп. Были приглашены архитектор и декоратор, они должны были представить смету переделок помещений, а также его меблировку. Она превысила миллион долларов, так что управление, ведавшее денежными делами семьи Эмери, выступило против такого разорительного проекта. Поэтому замок трогать не стали, а для жилья приспособили располагавшийся у главных ворот замка дом для сторожей, привратника и слуг.
Однако отношения между Дмитрием Павловичем и супругой стали портиться. В замке они стали жить с сыном по месяцу по очереди, причем заезд одного супруга никогда не совпадал с выездом другого.
В 1935 году великий князь Кирилл Владимирович, объявивший себя главой Российского Императорского Дома в изгнании, пожаловал жене и сыну Дмитрия Павловича титул светлейших князей Ильинских (в Ильинском, подмосковном имении Романовых, Дмитрий родился).
Тем временем Дмитрий Павлович стал испытывать серьезные проблемы со здоровьем: его мучил туберкулез. В начале 1940 года врачи настояли, чтобы он отправился на лечение в горный санаторий в швейцарском Давосе. Однако ничего не помогло: великий князь скончался в начале мая 1942 года, прожив всего пятьдесят лет.
Его сын Пол выбрал военную карьеру, служил в морской пехоте и стал полковником армии США. Выйдя в отставку, занимался семейным бизнесом, а затем стал мэром города Палм-Бич во Флориде и занимал этот пост с 1993 по 2000 годы.
