«Москва, спаленная пожаром» — эти знаменитые лермонтовские строки известны всем со школьной скамьи. Первопрестольная, действительно, запылала практически одновременно с тем, как в нее вошли наполеоновские войска. Но гораздо меньше известно то, что часть жителей в городе все-таки осталась, и французы даже попытались, причем не без определенного успеха, создать оккупационные органы власти.
В них вошли несколько десятков жителей Москвы, которым после ее освобождения от французов пришлось отвечать за совершенную государственную измену.
Обещали порядок и защиту
Входя в Москву в сентябре 1812 года, Наполеон ощущал себя победителем, однако известие о том, что большинство жителей покинуло город, вызвало у него недоумение. А то, что произошло в течение последующих нескольких дней, и вовсе повергло его в ужас. За несколько часов в городе вспыхнули пожары, а сильный ветер разнес пламя по разным частям города. В огне погибли театры, университет, дворцы, огромное количество жилых домов. Оставшиеся москвичи были вынуждены скитаться по пепелищам. Москва представляла ужасающее зрелище, которое усугублялось еще и мародерством наполеоновского воинства.
Как отмечает историк Елена Болдина, случаи мародерства, бесчинств были столь многочисленны, что вскоре Наполеон запретил в Москве узаконенные грабежи. Этот приказ не дал никаких практических результатов, и спустя десять дней, 17 сентября, для наведения порядка в Москве Наполеон назначил военным генерал-губернатором маршала Эдуара Адольфа Казимира Мортье, комендантом крепости — генерала Антуана Жана Огюста Анри Дюронеля, «интендантом города Москвы и Московской провинции» -дипломата Жана Батиста Бертелеми Лессепса.
Последний занимал до этого пост генерального комиссара по торговым делам и французского поверенного в делах в Петербурге. По словам историков, на протяжении десяти лет ему не раз приходилось вести сложнейшие переговоры с первыми лицами Российской империи в ситуации, когда решалось, быть ли войне или миру между Францией и Россией…
Тем же воззванием населению обещали порядок и защиту. Для обеспечения этого порядка, а также для снабжения солдат продовольствием оккупационные власти предприняли попытку учредить новый орган управления городом — муниципалитет, или городское правление.
Попытка в какой-то степени увенчалась успехом. Как указывает историк Владимир Земцов, причины крылись в немалой степени в том отношении к иностранцам, которую занимал накануне прихода армии Наполеона московский градоначальник Федор Ростопчин. Он не отличался справедливостью и был скор на расправу. Публично наказал плетьми своего повара Теодора Турне, отправив его затем в Тобольск, немецкого портного Шнейдера и француза Токе, приказав выслать их в Нерчинск. Еще несколько иностранцев были отправлены в ссылку «за дерзкие слова» и «за агитацию против России».
«Ростопчин сознательно и последовательно возбуждал в московской черни недоверие и неприязнь ко всем иностранцам, проживавшим в Москве, — отмечает Земцов. — Хотя Ростопчин и писал в своих воспоминаниях о том, что ему удалось предотвратить массовое побоище москвичей-иностранцев незадолго до вступления в город Наполеона, но сама атмосфера, в которой такой заговор смог бы иметь место, была создана самими московскими властями.
«Атмосфера вседозволенности», соединенная с пьяным патриотизмом, как нельзя лучше была воспринята подонками русской столицы… Но самым страшным действием Ростопчина конечно же стала расправа над Верещагиным, который был брошен на растерзание пьяной толпе «патриотов», собравшейся у дома на Лубянке… Следует сказать, что московская полиция не просто провоцировала беспорядки, но и сама в них участвовала».
«Отменить сего нельзя»
Дипломат Лессепс велел московскому купцу Дюлону, с которым был хорошо знаком и в доме которого первоначально остановился, пригласить нескольких известных тому уважаемых москвичей, оставшихся в городе. Такое же поручение было дано Лессепсом французу из Эльзаса Фредриху Виллерсу, преподававшему французский язык в Московском университете. Тот остался в Москве намеренно и уже в первые часы оккупации был в группе московских иностранцев, которые встречали Наполеона у Дорогомиловской заставы.
Виллерс обратился к московскому купцу Петру Ивановичу Находкину, заявив, что тот «избран французским правительством в учреждаемом муниципалитете или городском правлении головою и он же, Виллерс, приказал ему явиться к оному купцу Дюлону».
Дюлон собрал у себя в доме русскую депутацию и назначил каждому должности в будущем муниципалитете. Как Находкин сообщал впоследствии на следствии, услышав уже от Лессепса от назначении себя «гражданским головою», он попытался отказаться от должности, «но Лессепс сказал, что отменить сего нельзя», так как в противном случае «будет с ними худо».
24 сентября 1812 года были опубликованы «Временные должности предварительной московской муниципальности». В нём обозначены задачи из 12 пунктов, в числе которых значились обеспечение квартирования войск, обеспечение города продовольствием, забота о госпиталях, вспомоществование бедным, содержание улиц, дорог и мостов, обеспечение безопасности и спокойствия, помощь в работе «мастеровых, какой бы нации ни были, назначением им места, где бы им можно было вольно заниматься их рукоделием и работой и платежом за их труды» и проведение богослужений в церквях.
Главой оккупационного муниципалитета стал Находкин, его заместители («товарищи») возглавили шесть отделений. Кроме того, в муниципалитете значилось два десятка комиссарских помощника и несколько переводчиков. Кстати, одним из членов городского правления стал сын купца Находкина, Павел Петрович.
Мародерство армии Наполеона в захваченной Москве.
Картина Дмитрия Кардовского. Репродукция. Фото автора
Красная лента и белый пояс
Историк Василий Уланов спустя век проанализировал, что из 87 лиц, принимавших участие в московском оккупационном управлении, было около 20 иностранцев, 15 чиновников разных рангов, 15 купцов и детей купеческих, 4 военных в отставке, 4 учёных (1 профессор, 1 магистр и 2 учителя), 2 дворовых человека и 1 вольноотпущенный.
Знаками отличия членов муниципалитета должна была стать красная лента через правое плечо и красная лента на левом рукаве. Городской голова, кроме того, должен был носить и белый пояс. Как указывалось в объявлении Лессепса, «вне отправлений своей службы» члены муниципалитета должны были только «носить перевязь на левой руке из красной ленты».
На воротах домов муниципалов следовали закрепить «билет» — во-первых, чтобы их жилища не подверглись грабежам со стороны арии Наполеона, а во-вторых, чтобы французские представители и москвичи могли легко найти чинов новой администрации.
Как отмечает историк Владимир Земцов, в большинстве случаев (но, конечно, далеко не во всех) сотрудничество москвичей в оккупационной администрации было вынужденным, и они «пытались либо максимально ограничить своё участие в деятельности муниципалитета и полиции, либо же, несмотря на явную опасность быть в дальнейшем обвиненными в измене, стремились сохранить верность человеческому и гражданскому долгу».
После того, как Петр Находкин был «утвержден в должности», он явился «со всем муниципалитетом» к Лессепсу и заявил: «Ваше превосходительство! Прежде всего я, как благородный человек, должен сказать вам, что не намерен делать ничего, противного моей вере и моему государю». На что французский дипломат ответил, что «единственною их обязанностью будет смотреть за благосостоянием города».
Эффективность действий московского муниципалитета была крайне низкой. Хотя кое-что им, действительно, удавалось сделать. Судя по донесению смотрителя Екатерининской больницы, туда было прислано 2 коровы и четверть пшеницы. В Воспитательный дом доставлено 8 коров и 4 барана. Правда, в этом была больше заслуга не муниципалов, а Лессепса. Деятельность полиции, которая была предусмотрена оккупационными властями, вообще успехом не увенчалась, поскольку французские солдаты попросту ей не подчинялись и продолжали творить бесчинства.
Гуманность и всепрощение
Как известно, в разоренной Москве армия Наполеона долго не задержалась. Уже 6 (18) октября 1812 года Наполеон принял решение покинуть первопрестольную, на следующий день его полчища с обозами награбленного двинулись от Калужской заставы. Вскоре в Москву вступили русские войска. Комендантом города был назначен генерал-майор Александр Бенкендорф, а начальник московской драгунской команды майор Гельман получил предписание до возвращения московской полиции исполнять обязанности полицмейстера столицы.
Петр Иванович Находкин сдал Гельману все документы оккупационной администрации. При этом он заявил, «что хотя от Лессепса было ему приказано внушать жителям Москвы и окрестностей доверие к новому правительству прокламациями от городского правления, но он предложил это сделать самому Лессепсу». По приказу Бенкендорфа Гельман арестовал Находкина, а основании его бумаг был составлен «реестр чиновникам разных должностей по муниципалитету во время пребывания в Москве неприятелю». Спустя месяц Высочайшим указом была образована Следственная комиссия, которой надлежало определить степень виновности тех, кто сотрудничал с врагом.
Как отмечает историк Владимир Земцов, отношение русских властей, в том числе в лице Следственной комиссии, к обвинённым в сотрудничестве, было достаточно снисходительным. Если на первых порах Ростопчин и некоторые другие официальные лица были готовы сурово наказать предателей, то вскоре у ряда подследственных появились влиятельные покровители, а затем стала ощущаться общая установка Александра I на всепрощение. Окончательное решение об амнистии подследственных император принял в день своих именин 30 августа 1814 года, перед отъездом на Венский конгресс.
Историк Елена Болдина указывает, что может даже показаться удивительным, что к изменникам Отечества, поступившим на службу к Наполеону, отнеслись очень гуманно, причем даже к тем, кого действительно можно было обвинить в измене.
Судьбы коллаборантов
Надворный советник Алексей Дмитриевич Бестужев-Рюмин, служивший в Вотчинном департаменте, стал при французах «товарищем» городского головы. Следственная комиссия пришла к выводу, что «во время исправления им сей должности, действовал он, как видно из дела, наравне с другими членами муниципалитета и особенных услуг его неприятелю по исследованию не обнаружилось». Но он навлек на себя крайнее подозрение тем, что после изгнания неприятеля из Москвы не явился к русским военачальникам, а затем скрылся. В конечном итоге с Бестужева были сняты обвинения в измене, но на него была возложена обязанность возместить сумму в 8 тыс. 221 р. 91 коп. за утраченное казенное имущество.
Профессору Московского университета Христиану Штельцеру, ставшему членом городского правления, был поставлен в упрек факт благосклонности к нему маршала Нея, который однажды даже выделил эскорт для безопасности ученого. Штельцер возглавлял в муниципалитете департамент «общественной безопасности», однако его конкретная вина в расправах над москвичами не была доказана. За сотрудничество с французами он был приговорен к лишению чина и высылке за границу, но учитывая объявленную императором Александром I амнистию и раскаяние Штельцера, приговор не был приведен в исполнение. Сразу после завершения судебного дела ученый в 1815 году покинул Москву и в дальнейшем трудился в Дерптском университете.
Фридрих Виллерс, активно участвовавший в делах оккупационной администрации и добровольно принявший должность обер-полицмейстера, покинул Москву вместе с армией Наполеона. Он был арестован русскими властями в Черниговской губернии. Сенат приговорил его к ссылке в Сибирь на поселение, но затем он был объявлен свободным и прощен.
Жестче всего отнеслись к купцу 3-й гильдии Ивану Гавриловичу Познякову. Ему вменили в вину участие в закупках продовольствия вместе с французским солдатом, а также грабеж якобы «бесхозного» имущества московских жителей. Позняков был приговорен к 15 ударами кнутом, вырезанию ноздрей, клеймению и отправке в кандалах на каторгу.
В отношении же большинства «муниципалов» Сенат признал, что хотя они «приняли на себя от неприятеля должности, но в том, что добровольно, а не из-за неприятельских угроз, не изобличены». Среди них был и бывший городской голова Петр Иванович Находкин. Он умер в 1818 году в преклонном возрасте и был похоронен в Донском монастыре. Его бывший заместитель по муниципалитету купец Крок организовал собственную торговую компанию, секретарь муниципалитета Пель переехал в Петербург…
Что же касается дипломата Лессепса, то он после бегства «Великой армии» из России впал в немилость при дворе Наполеона. Но потом оказался востребован: был отправлен генеральным консулом в Лиссабон, где он и находился вплоть до своей кончины. Его племянник, Фердинанд Лессепс получил всемирную славу как создатель Суэцкого канала.
