Может показаться, что в этой драматической и очень трогательной истории больше семейных легенд, чем достоверных фактов. В ней, действительно, много того, что может показаться непонятным и недосказанным. Неоспоримо только одно: письма времен Великой Отечественной войны, сохранившиеся в семейном архиве... «Нинушка, хочется написать тебе о своей новой жизни, да писать нечего – жизнь простая, солдатская. Знаешь: «солдат дымом греется, шилом бреется». Тоскую без тебя. Хочется тебя еще разок увидеть, потом еще и еще, а потом смотреть и не спускать глаз»...
«БЫТЬ ВСЕГДА ВПЕРЕДИ»
«Моя сестра Нина Нарчук и Олег Шнейдер, оба 1923 года рождения, учились в одном классе московской школы. Олег покинул школу после восьмого класса. Он мечтал о полярных исследованиях и, согласно семейной истории, поступил в Арктическое училище, которое находилось в бывшем Константиновском дворце в Стрельне под Ленинградом. Теперь там расположен государственный комплекс «Дворец конгрессов», - говорит доктор биологических наук профессор Эмилия Петровна Нарчук, главный научный сотрудник Зоологического института РАН.
Увы, в приведенных выше словах есть нестыковки. Арктическое училище было создано только в 1945 года (оно было преобразовано из Гидрографического института Главсевморпути при Совнаркоме СССР), а в Константиновском дворце разместилось только в 1955-м. Что же касается предвоенного времени, то во дворце находились курсы усовершенствования высшего и среднего начсостава Военно-морского флота. Более того, на фотографии того времени на Олеге Шнейдере бескозырка, на которой отчетливо виден край надписи: «мор.спецшкола».
С большой долей уверенности можно предположить, что он был курсантом специальной военно-морской школы. Согласно постановлению Совнаркома СССР от 22 июля 1940 года, такие учебные заведения были открыты в Москве (№ 1), в Ленинграде (№ 2), в Горьком (№ 3), во Владивостоке (№ 4), в Киеве (№ 5), в Одессе (№ 6) и в Баку (№ 7). Инициатором начинания был нарком Военно-Морского флота СССР Николай Кузнецов.
Спецшколы предназначались для создания резерва в комплектовании военно-морских учебных заведений. В них без экзаменов принимали учащихся 8-10 классов, которые учились на «хорошо» и «отлично». Ученики спецшкол носили форму матросов военно-морского флота.
Место для 2-й Ленинградской спецшколы изначально было выбрано в здании бывшего Городского училищного дома им. Петра Великого (ныне там находится Нахимовское училище). Но в школе училась тысяча ребят, и городские власти тогда отказали, выделив здание 15-й средней школы Свердловского района на 13-й линии Васильевского острова, напротив военно-морского училища имени Фрунзе.
Все время, пока Олег Шнейдер находился на учебе в Ленинграде, он переписывался с Ниной Нарчук, которая продолжала учиться в школе в Москве. Его письма полны признания в любви и надежд на будущие отношения. Ответные письма, увы, не сохранились...
В январе 1940 года Олег отправил Нине такое новогоднее поздравление: «Желаю тебе, Нина, всего, всего хорошего. Желаю иметь верных друзей и подруг – ведь друзья никогда не оставляют друг друга в беде и всегда радуются вместе. Желаю дальнейших успехов в учебе, в труде. Желаю тебе идти вперед и вперед – такие, как ты, должны быть всегда впереди. Желаю тебе хорошего друга и делить с ним радость и горе».
«ГРЫЗЕМ ГРАНИТ НАУКИ»
Письма Олега, написанные в первые месяцы войны, проникнуты нескрываемым оптимизмом.
Из письма 19 июля 1941 года: «Ну, берегись! Я достал 50 конвертов – буду писать каждый день. Это письмо третье по счету, которое я тебе пишу. Я решил не дожидаться ответов. Думаю так: я пишу письмо, вспоминаю тебя, вижу тебя перед собой; думаю, что ты обиделась на меня, молчишь, а я говорю: «Нинушка, не дуйся, перестань сердиться». Часто вспоминаю наш последний вечер... Неделю я тебя не видел и так соскучился...».
Судя по строкам письма, в это время учеба в спецшколе еще продолжалась: «Я уже сдал две задачи на «отлично». Думаю и дальше следовать так же». В письме, отправленном чуть раньше, Олег сообщал: «Скучать особенно не приходится... Мозольки удвоились и окрепли. Грызем гранит науки так, что хруст километров на пять слышно... Вот сейчас пишу на мертвом часе и вспоминаю наш последний вечер, проведенный вместе. Тяжело. Хочется еще и еще раз увидеть тебя. С твоей карточкой я ни на минуту не расстаюсь».
Где находится в это время Олег? Действительно, в Стрельне, поскольку в конце письма от 8 июля 1941 года был указан адрес: «Ленинград – Стрельна. п/я. 10/а». В тексте послания говорилось: «Мы живем в замечательном месте. Парк, старый и заросший, начинается прямо от дома. И часто думаю: «Вот бы была ты здесь». Но! Выходит, что так нужно...».
Письма в конце лета были написаны Олегом уже из города Энгельса в Поволжье. 29 августа 1941 года он сообщал: «Ну вот я и на месте. Был где, и где очутился! Ничего не поделаешь. Так надо. Жив, здоров и чувствую себя превосходно. Одно плохо – не вижу тебя, Нинушка. Ну да ладно, Нинушка. Гора с горой не сходятся, а человек с человеком всегда сойдется, а я в лепешку разобьюсь, а тебя увижу... Еще осталось немного, и буду на своем месте.
Нинуша, теперь в эту сторону письма пойдут лучше, так что пиши чаще. Пиши обо всем, о себе, как живешь, работаешь или учишься? Нинушка, выгороди время хоть раз в недельку – напиши. Знаешь, как приятно получить письмо от тебя...».
7 сентября 1941 года Олег писал из Энгельса: «Вот, слава Богу, как говорится, связь начинает налаживаться... Вчера получил твое письмо... Ты пишешь, что я не отвечаю, что есть какие-то причины. Нинушка, верь, чуть не через день писал тебе, и вот получаю такое письмо... «Мой друг, Нина» - можно ли так подписываться. Нинушка, как хочешь, так и подписывайся, только пиши. Ты для меня не только друг. Как тебе написать, кто ты?..
Вот сейчас вспомнил, как после выпускного вечера бежали с горы за руки. Хорошо! Как недавно это было, и как сразу все оборвалось. Ты теперь студентка или все еще работаешь (я этого не знаю, Нина), я – сама видишь...».
Чуть ли не в каждом письме – сетования на то, что письма плохо доходят. То ли почта плохо работает, то ли Нина пишет ему не так часто, как хотелось бы. 5 ноября 1941 года Олег писал: «Сейчас такое положение, что весточке от тебя был бы очень рад. Ты знала бы, как у нас вообще ждут писем. Люди, получив письмо, становятся бодрее, веселей, лучше. Получивший письмо ходит именинником, а остальные смотрят с нескрываемой завистью. Ведь твое письмо – это ты, пришедшая на мгновение сюда... Вот пишу и как будто вижу тебя, разговариваю с тобой, а без этого ух как нехорошо. Сейчас ловим каждую весточку о Москве. Пробовали проситься туда, да ничего не выходит. Вот и сидим».
«ЕДУ НА ФРОНТ, НАСТРОЕНИЕ ХОРОШЕЕ»
Против Олега Шнейдера сыграл тот факт, что он был этническим немцем. А значит, он попадал в категорию «социально опасных лиц».
В письме от 6 декабря 1941 года он сообщал: «Я уже не боец РККВМФ, а колхозник, член сельскохозяйственной артели «Кр. украинец» Маршанского сельсовета Каргатского района Новосибирской области. Итак, я в Сибири, хотя не в ссылке, не на каторге, но уехал бы отсюда с большим удовольствием, но сейчас я этого сделать физически не могу. Ехать некуда, не на чем и не за что. Живу как дикарь, веду натуральную торговлю своим трудом.
Попросту вышло все это так: мой родной отец, с которым я уже не живу 15 лет, немец по национальности... По решению органов, от меня не зависящих, вынужден был я выйти в запас и поселиться в сей маленькой сибирской деревушке, работая счетоводом в вышеупомянутом колхозе.
Ну шутки шутками, а положение очень нехорошее. Из армии вышибли как зачумленную собаку. В ночь с 6 на 7 ноября стоял почетную Октябрьскую вахту, а 9-го подписан приказ о моем увольнении. Сборы были не долги. Взял полотенце и пару тетрадей, 80 рублей на дорогу и покатил в Новосибирск. Здесь с помощью ГК ВЛКСМ и устроился счетоводом в колхоз. Думаю, что проживу здесь до окончания войны или до лета 42 года, там катану куда глаза глядят. Сейчас я потерял все связи, не знаю, кто где. Где моя семья, где ты, Кирилл, Юрка, где все мои друзья...».
На фронт советских немцев власти отправлять опасались, поэтому, чтобы использовать их наиболее эффективно, немцев мобилизовали в так называемую «Трудовую армию». Их использовали на строительстве различных объектов, работали на лесозаготовках, на шахтах и в рудниках.
«Пишу из лазарета – трясучка. Скоро выйду. В основном, все по-старому, - сообщал он 25 сентября 1942 года. - Строительство подходит к концу. Скоро делать нам тут будет нечего, а поэтому думаю, что скоро отсюда переведут. Куда – вопрос, ну все равно... Еще раз поздравляю тебя со званием второкурсницы. Завидую, ну ладно, когда-нибудь догоню».
Поздравляя Нину с Новым, 1943-м годом, Олег писал: «Надеюсь, что в этом году, быть может, встретимся после долгой и тяжелой разлуки. Какова будет эта встреча? Для меня это будет не праздник, а целое торжество, а для тебя? Нинушка, если бы это сбылось! Не буду описывать тебе своей жизни. Хорошего пока мало, но не унываю и всегда надеюсь на лучшее... Сейчас кончаю – пора в шахту...».
Будучи в Сибири, Олег Шнейдер постоянно просился на фронт. «Он был комсомольцем и патриотом, все его друзья и однокашники были на войне, - отмечает Эмилия Петровна Нарчук. – Он начал писать во все инстанции и в конце концов добился отправки на фронт».
24 октября 1943 года Олег с радостью сообщал Нине: «Вновь принят в комсомол. Завтра получаю комсомольский билет... Нинушка, радость велика, и в ней есть твоя доля. Большую роль в этом сыграла характеристика, которую дала ты вместе с девчатами областному прокурору. Я взял ее с собой в армию, и оказалось, не зря. Жалко, что потерял 4 года стажа, ну что же поделаешь – судьба...».
Сохранились его письма, написанные уже из действующей армии. «Еду на фронт, на юг, - сообщал Олег в письме от 10 декабря 1943 года. – Настроение хорошее, особенно после последних известий. Проездом был в Москве, даже забегал домой на 10 минут. Очень, очень хотелось зайти к тебе, но не было времени, да и тебя в это время не было дома... Да, мало, очень мало пришлось побыть с тобой, но и это незабываемо. Ну ладно, быть может, еще и увидимся...».
«ВСЕ В СЕРДЦЕ ХРАНИТСЯ ГЛУБОКО»
С войны Олег Шнейдер не вернулся...
«Я на семь лет моложе сестры, - говорит Эмилия Петровна Нарчук. – Со мной она не делилась своими переживаниями и рассказами, и все то, что мне известно – из случайно услышанных разговоров. Сестра окончила Инженерно-экономический институт, работала инженером, увлекалась альпинизмом и парусным спортом...
В 1955 году я переехала в Ленинград, и когда сестра приезжала ко мне, мы по ее просьбе ездили в Стрельну. Дворец тогда стоял полуразрушенным, а по заброшенному парку можно было гулять свободно».
Нина Нарчук хранила верность Олегу, замуж после войны так и не вышла, всю жизнь прожила с родителями... Стрельна была для нее местом, связанным с памятью об Олеге... Августом 1972 года были датированы такие ее строки: «Милый друг мой далекий, отнятый жестокой войной, // Ничто не забыто. Все в сердце хранится глубоко. // «В этот парк – ты писал мне – мы вместе приедем с тобой. // Сегодня одна меж каналов брожу одиноко...»
P.S. Шнейдер – фамилия редкая. В электронном банке данных «Мемориал», в которой собраны документы министерства обороны о защитниках Отечества, погибших, умерших и пропавших без вести в период Великой Отечественной войны и послевоенный период, числится только один единственный Олег Шнейдер, родившийся в 1923 году. Он погиб в начале 1944 года. Однако идет ли речь о том самом Олеге Шнейдере, чьи письма мы опубликовали выше, остается только догадываться.
