В карьере вице-адмирала Корнелиуса Крюйса, сподвижника Петра Великого, был поистине драматический эпизод. В 1713 год, во время Северной войны, находясь с эскадрой в плавании, он встретил и преследовал три неприятельских корабля. Во время этой погони два русских корабля сели на мель, другие же прекратили погоню. Корабль «Рига» удалось снять с мели, а «Выборг» пришлось сжечь. Суд обвинил Крюйса в потере корабля и упущении неприятеля… Деяние на грани государственной измены!
«В ОСОБОЙ МИЛОСТИ У ЦАРЯ»
22 января 1714 года Корнелиусу Крюйсу (в России его звали Корнелием Ивановичем) был зачитан смертный приговор. Но затем было объявлено, что царской милостью смертная казнь заменяется лишением его всех чинов и ссылкой в Казань. Более того, уже в марте 1715 года Крюйсу было разрешено вернуться в Петербург…
Петр был строг, даже свиреп, порой безжалостен, но все-таки был прагматичным государственным деятелем. Крюйс, с которым Петр познакомился еще в 1697 году в Амстердаме, во время «Великого посольства», был чрезвычайно ценным кадром: он строил корабли, возводил укрепления на Дону, в Таганроге и Архангельске, работал над созданием атласа Азова и Дона, занимался закупками оружия и снаряжения, несколько раз участвовал в отражении нападения шведов на Кронштадт и Петербург. В 1704 году Крюйс был назначен командовать Балтийским флотом, под его наблюдением было закончено сооружение крепости и гавани в Кронштадте и Толбухина маяка.
В анонимном «Точном известии о новопостроенной его царским величеством Петром Алексеевичем на большой реке Неве и Восточном море крепости и города Санкт-Петербург» Корнеулиус Крюйс был описан следующим образом: «высокий видный человек, под глазом у него багровое родимое пятно. Он чрезвычайно опытный моряк и участвует в управлении морским ведомством, где, пожалуй, основное бремя лежит на нем. Он в высшей степени правдивый и честный человек, великодушный, справедливый и обязательный в делах… Он превосходно владеет своей профессией, за что и находится в особой милости у царя».
А вот как описывалось петербургское жилище Корнелиуса Крюйса, «голландца или по крайней мере выросшего среди голландцев»: «У него просторный двор и здание; во дворе поставлена лютеранская реформистская церковь, которую посещают преимущественно занятые при флоте и некоторые другие живущие там и временно пребывающие немцы. За неимением колокола перед началом богослужения на самом крайнем углу двора со стороны воды, или берега, поднимают обычный флаг господина вице-адмирала с голубым крестом в белом поле, с тем чтобы живущие вокруг немцы и голландцы направлялись туда».
В том же описании указывалось, что Корнелиус Крюйс был едва ли не единственным из ближайших сподвижников Петра, который превзошел его в страсти к морской стихии. «Вода кажется его истинной стихией, и его часто видят целый день плавающим на яхте, буере или шлюпке и упражняющимся в плавании под парусами, — говорилось в тексте. – В этом деле его едва ли превзойдет кто-либо, кроме господина вице-адмирала Корнелиуса Крюйса. Эта страсть настолько сильна, что его величество видят на воде и в дождь, и в снег, и в любую погоду, какой бы она ни была…».
Одним словом, Крюйс был для царя Петра Алексеевича своим. Тем горше было происшествие на Балтийском флоте, виновником которого оказался Крюйс. Событие, действительно, было чрезвычайным. Как отмечает историк Владимир Додонов, оно сорвало все планы кампании 1713 года в войне со Швецией. Петр планировал в течение этой кампании завоевать южную часть Финляндии и вынудить шведов заключить мир. Для этого флот должен был захватить господство в Финском заливе. Да еще и способствовало недоумению в Европе, сомнениям в морской силе России…
ВИНОВНЫХ ПРЕДАЛИ СУДУ
Петр сам хотел участвовать в этой кампании, однако Крюйс отговорил его, указывая, что государь для блага своего государства не должен подвергать себя опасностям. Петр возмутился: «Осьмнадцать лет как служу сему государству (о чем пространно не пишу, понеже всем известно) и в коликих баталиях, акциях и белаграх был, везде от добрых и честных офицеров прошен был, дабы не отлучался…». Однако все-таки послушался Крюйса.
«В середине июля 1713 года русская эскадра во главе с вице-адмиралом Крюйсом преследовала три шведских судна недалеко от Гельсингфорса. Передовые корабли уже были готовы устремиться на абордаж и ждали только приказа адмирала. Неожиданно корабль «Выборг» выскочил на камни. Шедший за ним флагманский корабль «Рига» успел только немного замедлить ход и тоже оказался на камнях. Погоня прекратилась. Часа через два «Ригу» сняли с камней, а «Выборг» спасти не удалось. Корабль переломился, и его пришлось сжечь», — отмечает Владимир Додонов.
В результате этой неудачи русский парусный флот утратил инициативу, ушел в Кронштадт и больше в том году активности не проявлял. «В жизнь мою, – писал Крюйс Апраксину, – такой трудной и печальной кампании не имел, как нынешняя...».
«Петр I высоко ценил Крюйса как искусного мореплавателя, знатока кораблестроения, и как незаменимого помощника, одаренного деятельной натурой и всеобъемлющим умом. А также за его крутой и открытый нрав. Однако сейчас он был глубоко огорчен неудачей», — отмечает Владимир Додонов.
Виновных предали суду. Среди его членов был легендарный мореплаватель Витус Беринг. Президентом суда был назначен генерал-адмирал граф Апраксин. В качестве обвиняемых предстали вице-адмирал Крюйс, командир корабля «Выборг» капитан-командор Шельтинг, командир корабля «Св. Антоний» капитан-командор Рейс и командир 30-пушечного фрегата «Св. Петр» капитан Дегрюйтер. В отношении Крюйса рассматривалось сразу два случая, связанных с «упущением» неприятеля, произошедших в 1712 и в 1713 годах.
Крюйс пытался оправдаться, обвинял подчиненных в том, что они не исполнили свой долг. Во время следствия он подал рапорт о том, что подчиненные вообще намеревались сдать его в плен шведам.
Однако и обвинения тоже были весьма серьезными. Капитан-командор Шельтинг, командир корабля «Выборг», называл Крюйса «глупцом», позорящим всех иностранцев в России, настоящим виновником потери корабля. Кроме того, он обвинил Крюйса в том, что тот в целях личного обогащения использовал суда эскадры для тайной перевозки соли из Ревеля в Кронштадт.
Как указывает историк флота Татьяна Петровна Мазур, Крюйс оправдывался, утверждая, что иначе он не мог поступить, ссылался на указ, повелевавший «не газардовать» на известие, что у неприятеля были значительные силы у Сойкиной горы, что остров Котлин укреплен слабо и оставить его без защиты опасно, приводил примеры из истории английского, голландского и шведского флотов, выставляя свою долголетнюю службу.
Каждый судья подал свое мнение и приговор в письменном виде. Никто не оправдывал подсудимых. Суд принял решение, которое было высказано в записке князя Меншикова и Петра Михайлова.
«Суд констатировал, что вице-адмирал Крюйс в двух кампаниях пренебрег интересами монархии и должность свою не исполнил, — отмечает Владимир Додонов. — Примечательно, что посадка кораблей на камни и даже потеря корабля «Выборг» никому из подсудимых в вину не ставилась. Все внимание было сосредоточено на том, что были упущены возможности нанести поражение неприятелю. Это стало главным и при определении меры наказания».
НАДЕЖДА НА МИЛОСЕРДИЕ
На заключительном заседании суда 22 января 1714 года был оглашен приговор: вице-адмирала Крюйса «за его преступления и неисполнение своей должности... наказать смертию», капитан-командора Шельтинга снизить в звании, капитан-командора Рейса расстрелять, а капитана Дегрюйтера выслать из России.
В мемуарах шотландца Питера Генри Брюса, принятого на русскую службу в 1710 году и состоявшего на ней до 1724 года в чине артиллерийского капитана, отмечалось, что после того, как Крюйса приговорили к смерти, он пожаловался на суровость приговора, сославшись на то, что ни одна другая страна, сведущая в морском деле, не вынесла бы подобного за его действия в подобной ситуации.
«Когда об этом доложили царю, он направил копии дела во все соседние морские державы, особенно в Голландию – на родину адмирала, с тем чтобы узнать их мнение относительно приговора, — указывал мемуарист. – Все они согласились, что приговор справедлив и был бы вынесен любому офицеру, состоявшему на службе в этих странах, будь он признан виновным в подобном проступке. Когда это заявление морских держав показали адмиралу, он взмолился о пощаде, и царь даровал ему жизнь…».
Оставим некоторые подробности на совести мемуариста. Но как бы то ни было, действительно, была объявлена монаршая милость: Крюйса, «взяв чин» (то есть лишив чинов), сослать в Тобольск. Рейса привязать с завязанными глазами к позорному столбу и приготовить к расстрелу, а потом сослать в Сибирь. С Шельтингом и Дегрюйтером поступить по приговору.
Крюйс был сослан не в Тобольск, а в Казань, где провел чуть больше года месяцев. «Оттуда он писал письма к графу Апраксину, умоляя его испросить у царя помилование, и даже подавал просьбу самому государю. Не оправдываясь и не жалуясь на врагов своих (как беспрестанно жаловался па них в суде), Крюйс только напоминал свою долголетнюю службу; сокрушался, что прогневил государя; поздравлял его с победою (Гангутскою); напоминал Апраксину, что они вместе служили государю и что теперь, больной и старый, разлученный с женой и детьми, он предается его великодушию и заступничеству», — отмечает Татьяна Петровна Мазур.
«Державнейший царь, государь милостивый! – обращался к Петру Корнеулиус Крюйс. – Служил я нижайший раб Вашему царскому величеству 16 лет, и управлял верно, радетельно, и трудился с великим тщанием неусыпно, сколько могуты моей было… но Божеским посещением прогневил Ваше Величество, от чего весьма сокрушаюсь.
Всемилостивейший Государь! Прошу Вашего Величества меня, нижайшего раба своего, для своего многолетнего здравия, от аресту свободна учинить по-прежнему, за старые мои верные и радетельные службы, и для старости моей. За что должен, со всей фамилией своею, вечно Бога молить».
Крюйс писал, что ему остается надежда «на... милосердие его царского величества», за которого он жертвовал «последнею каплею крови...».
«И Я ПЕРЕСТАЛ СЕРДИТЬСЯ!»
В коне концов государь Петр Алексеевич смилостивился и даровал Крюйсу прощение. По преданию, по возвращении Крюйса из ссылки государь сказал ему: «Я на тебя более не сержусь!». На что тот ответил: «И я перестал сердиться!».
Крюйс был восстановлен в чинах и честно служил на весьма высоких административных должностях. После возвращения из ссылки его назначили заведовать адмиралтейскими и экипажескими делами. Правда, и дальнейшая его служба не обошлась без «прокола»: в 1716 году за медлительность в снабжении Ревельской эскадры он получил строгий выговор государя, с угрозой, «ежели впредь так поступать будете, то можете живот свой потерять».
В декабре 1717 года Крюйс был назначен вице-президентом Адмиралтейств-коллегии и состоял в этой должности до самой кончины. В 1721 году, по случаю заключения мира со шведами, Крюйс был произведён в адмиралы. Правда, была у него еще одна досадная оплошность: в 1723 году за небытность на «водяной ассамблее» был подвергнут штрафу в 50 рублей. Но это уже совсем мелочи…
«На празднике в честь ботика «дедушки русского флота» Крюйс и Меншиков были гребцами, а Петр I правил этим судном, — отмечает писатель и историк Олег Глушкин. — В 1722 году Апраксин отправился в Персидский поход, он оставил командовать флотом Крюйса. Но силы у стареющего адмирала были уже не те. К тому же он постоянно конфликтовал с членами Адмиралтейств— коллегии.
Несмотря на возраст, ему уже исполнилось 65 лет, Крюйс продолжал выходить в море. И все же он часто болел. По его просьбе был он освобожден от командования эскадрой. Перестал он участвовать и в заседаниях коллегии, бумаги на подпись ему возили домой. После смерти Петра I подняли голову недоброжелатели и враги Крюйса, требовали его отставки. Но Екатерина I и слушать об этом не хотела. Она ценила заслуги старого моряка. Он остался на флоте до последних своих дней».
Крюйс пережил Петра Великого, скончался в Петербурге в 1727 году и был, согласно своему завещанию, погребен на родине — в Амстердаме.
