«Все, что произошло в стране в двадцатом веке, так или иначе вплелось, вмешалось, вторглось в нашу жизнь, более того – не раз грозило гибелью. Война, блокада, голод, долгая разлука, гонения – всех этих «прелестей» мы нахлебались вдосталь. И все же… Небесам, на которых совершаются браки и плетутся судьбы людей, было угодно, вопреки тяжким обстоятельствам жизни, соединить нас». Это строки из автобиографического мемориального романа писателя Евгения Львовича Войскунского «Полвека любви».
«ВДРУГ УВИДЕЛИ ДРУГ ДРУГА»
Евгений Войскунский – личность поистине уникальная. Он родился в 1922 году, прожил 98 лет, участвовал в битве за Ленинград, защищал Ханко, Кронштадт, был награжден орденами Красного знамени (дважды), медалями «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда»…
Через всю жизнь, несмотря на все испытания, он пронес яркую любовь. Как он сам признавался, ему несказанно повезло. «Ибо редко встречаются на свете женщины столь цельные и правдивые, стойкие и женственные, как моя Лида… Самим Провидением, я верю в это, мы с Лидой были предназначены для Большой Любви… Но препятствий было много, много…»
Евгений Войскунский и Лида Листенгартен жили в Баку. Отец Евгения – врач-фармацевт, отец Лидии был главным геологом бакинского нефтяного месторождения «Сталиннефть». Во время «большого террора» он был расстрелян, его жена (мать Лидии) оказалась в ГУЛАГе как «член семьи изменника Родины»… Тем не менее, мрачная реальность не сломала жизнь Лидии и не оттолкнула от нее Евгения.
Они учились в одной и той же школе, только в параллельных классах. Искра любви проскочила между ними в начале января 1939 года на вечере открытых дверей для выпускников бакинских школ, устроенном Азербайджанским индустриальным институтом.
«Все шло, как прежде. И все же – все же что-то переменилось после того вечера… Впервые мы шли рядом и уже дошли до угла Красноармейской, до табачной фабрики, тут свернуть налево – и я дома. Но – не хотелось сворачивать, – вспоминал Евгений Войскунский. – Мы были давно знакомы, года четыре, наверно, – но лишь в последнем школьном полугодии, накануне выпуска, вдруг увидели друг друга».
На выпускном балу Женя объяснился Лидочке в любви. Это было 24 июня 1939-го, и потом они полвека отмечали этот день…
Лето после окончания школы было незабываемым. «Каждый вечер мы – на бульваре… Мы сидим на скамье в темной боковой аллее (ее называют «аллеей вздохов»), тут на каждой скамейке по паре, – и аллея как бы насыщена электричеством. Поцелуи, поцелуи и объятия… жгучая тайна прикосновений», – вспоминал Евгений Львович. Тем же летом недавние выпускники поступили в ленинградские вузы: Евгений – в Академию художеств, Лидия – на исторический факультет ЛГУ.
«В ту ленинградскую зиму… мы оказались бездомными – ты в своем общежитии, я в своем, – нам негде было уединиться, – вспоминал Евгений Львович. – …Если не мела метель, мы бродили по Невскому, шли в кинотеатр «Баррикада», заходили, бывало, в кондитерскую «Норд», заказывали по бокалу сухого вина или просто чай с пирожными. И – восстанавливалось снова то прежнее, бакинское, дорогое нам обоим настроение. Я вспоминал, как ты однажды на бакинском бульваре сказала: «Ты такой, о каком я мечтала». А я – в ответ: «Люблю тебя на всю жизнь». Такие неосторожные, максималистские слова…»
ЭТОТ НЕУЮТНЫЙ МИР…
Жизнь все время задавала свои условия. Осенью 1940 года Евгения призвали в армию. В военкомате предложили на выбор несколько военных училищ – от артиллерийского до топографического. «Я отказался, – вспоминал Евгений Львович. – Кадровая командирская служба меня не прельщала. Отслужу два года рядовым и вернусь в alma mater. Если б я знал, что военная служба у меня затянется на долгие шестнадцать лет…»
Грустными были последние дни перед разлукой. «Мы шли по безлюдной набережной, по стихающему на ночь Ленинграду, – вспоминал писатель. – Шли по неуютному миру, которому не было никакого дела до того, что нас захлестывают любовь и нежность, обострившиеся в эти прощальные минуты… Мы уговорились часто писать и – ежедневно перед сном, в одиннадцать, думать друг о друге, и наши мысли будут встречаться в эту минуту».
Местом службы стала военно-морская база Краснознаменного Балтийского флота на полуострове Ханко. Евгений писал Лиде бодрые письма, но на душе было очень тоскливо.
«Я верю в твое чувство и в твердость твоего характера. Мне тяжело об этом писать, но знай, что я никогда не позволил бы себе быть тебе в тягость. 2 года – немалое испытание, Ли. Мы никогда об этом не говорили, и даже в вечер прощания ничего в этом роде не слетело с моих губ… Не буду заканчивать уверениями в любви – и без того сказано много громких фраз… Сжимаю в объятиях тебя, моя дорогая Ли. Целую, целую и целую!» – писал Евгений 25 марта 1941 года.
Лиду тоже охватывали душевные метания. «Я все больше задумываюсь о том, выйдет ли что-нибудь у нас с Женей, – записала Лида в дневнике 7 мая 1941 года. – Дело в том, что я даже не вполне уверена в его намерениях и планах. Я несколько раз касалась в своих письмах планов на будущее, но все это оставалось или незамеченным, или же говорилось не о том. Как бы мы с Женей ни были откровенны, между нами всегда есть какая-то недоговоренность, которая меня мучит и которую, мне кажется, Женя не может не ощущать»…
А потом началась война. Лидия – в осажденном Ленинграде, Евгений – на переднем крае, в рядах защитников Ханко. Он был сотрудником военной газеты «Красный Гангут». «На перепаханном артогнем полуострове Ханко я не знал, когда и как вернусь на Большую землю, – да и не знал, вернусь ли вообще, – вспоминал писатель. – Письма приходили редко, со случайными оказиями. Мы еще не представляли себе, на какие муки обрекла Ленинград блокада».
Евгений чудом выжил, когда эвакуировался с полуострова: турбоэлектроход «Иосиф Сталин», на котором он был, подорвался на мине. «У борта транспорта плясал на штормовых волнах тральщик. С транспорта прыгали на него, сыпались люди, и некоторые оказывались в воде… рассчитать прыжок было не просто. А долго ли продержишься в ледяной декабрьской воде?.. Стоя на фальшборте и вцепившись рукой в стойку, я висел над беснующейся водой, как над пропастью… Не помню, сколько времени я так висел – минуту, час или вечность. Какой-то провал в памяти. Подошел еще тральщик, снова посыпались люди, прыгнул и я, и чьи-то руки подхватили меня. Такие прыжки бывают раз в жизни».
Сам Евгений говорил впоследствии, что он в день, когда ему удалось выжить, он осознал: его счастливое спасение – это шанс, который дала ему судьба. Потому что у него есть предназначение, которое он обязательно должен выполнить: стать писателем. А первым к шагом к литературной деятельности стала как раз работа во фронтовой печати. В Кронштадте, куда он попал после Ханко, он всю блокаду был военным корреспондентом газеты «Огневой щит».
«ЗАПОЛУЧИТЬ СВОЕ СЧАСТЬЕ…»
Лида пережила первую блокадную зиму, в конце февраля 1942 года эвакуировалась с Ленинградским университетом по Дороге жизни. Потом перебралась к родным в Баку.
«…Войне не было видно конца, и наша разлука затягивалась на неопределенно долгое время. Да и артобстрелы Кронштадта в любой момент могли настигнуть меня, искалечить, убить. Пока мне везло, но… В общем, размышляя о наших отношениях, я не мог не прийти к мысли, что не должен связывать Лиду… хоть мы и не давали клятв верности…», – вспоминал Евгений Львович.
Лида тоже была в душевных сомнениях. «Я знаю, что Женю люблю, – записала она в дневнике в июле 1942-го. – Когда кончится война, он вернется. Это очень хорошо. Но что же далее?… Он еще молод, ему некуда торопиться и нет никакого смысла сразу же связывать себя… Но если даже он вернется и сразу же мы поженимся, то тогда Женя вскоре почувствует себя неудовлетворенным и будет мне изменять, как это делают большинство мужей… Где же выход? В том-то и дело, что здесь заколдованный круг».
Но достаточно было одного письма, чтобы настроение поменялось. «Сегодня утром пришло письмо от Жени – это лучшее лекарство… Это письмо чудесное, такое влюбленное, искреннее, не оставляющее, наконец, никаких сомнений о его намерениях… Никогда еще я не получала от Жени такого изумительного письма. Он часто писал мне влюбленные письма, но то была любовь мальчика, юноши, а это уже любовь мужчины. Он пишет, что хотел бы носить меня на руках и без конца целовать. Как я себе это реально представляю!.. Особенно меня трогает то, с каким уважением он ко мне относится и как высоко меня ставит… Хочу его… Хочу быть с ним… Хочу быть его…»
Они, наконец-то, впервые встретились после долгой разлуки осенью 1944 года в Махачкале, где тогда жила Лида.
Из дневника Лиды: «Я спала, но сразу проснулась, когда услышала стук в дверь. Узнала я его тоже сразу, хотя его голос сильно изменился. Я выскочила, и мы целовались в открытых настежь дверях. Женя меня жадно целовал и не хотел отпускать…
Еще ночью, вскоре после своего приезда, Женя спросил меня, люблю ли я его и согласна ли быть его женой (как он смешно произнес: «женой».) Я ответила утвердительно, но в глубине души сомневалась и стала говорить ему о том, что мама очень просила меня не выходить замуж, пока война…»
Но утром Евгений настоял на немедленном походе в ЗАГС. «Я долго не решалась зайти туда, и мы прохаживались с Ж. взад и вперед, – записала Лида в дневнике. – Наконец, я решилась. Мы вошли… В общем, нас записали. Я сидела и думала о том, что совершается, пожалуй, самое важное в моей жизни. И как просто… Старалась настроить себя на торжественный лад. Мы вышли. Так странно было чувствовать себя женой. Я – жена. Я – как все. А ведь мне казалось, что никогда этого не будет и я так и умру девушкой (!)».
«Не было ни цветов, ни улыбок, – вспоминал Евгений Войскунский. – В тесной и темной комнатке махачкалинского ЗАГСа, под вывеской «Запись смертей и разводов», черноглазая сотрудница сказала с сильным акцентом: «Я через окно на вас смотрела, думала, уговорит моряк девушку, не уговорит…». И нужно было пройти через пожарища Гангута и минные поля Финского залива… через мертвую хватку блокады… Нужно было – назначено судьбой? – пройти через все это, чтобы очутиться в тесной комнатке махачкалинского ЗАГСа… чтобы заполучить свое счастье…»
Но шла война, и до семейного счастья было еще очень далеко. Снова долгая разлука, бесконечные душевные терзания… Евгений и Лида встретились в Ленинграде в мае 1945-го, уже после Победы. «Здравствуй, здравствуй, любимая! Наконец-то ты возвратилась в Ленинград, наконец, после восьмимесячной разлуки, я снова тебя целую. Ведь мы теперь муж и жена. Правда, по-прежнему бездомные…».
Их души рвались друг к другу, но обстоятельства как будто бы все время складывались назло. Евгению надо было продолжать военную службу.
Семейная жизнь началась в конце лета 1946 года в Пиллау, куда Лида приехала из Ленинграда. «…Может, впервые с той поры, как я покинул отчий дом, у меня было покойно на душе, – вспоминал Евгений Львович. – Как здорово, как славно, что любимая жена не где-то там, в махачкалинском далеке, и не в темных линиях Васильевского острова, а тут, рядом».
Писатель вспоминал, что жизнь не всегда была благосклонна, «но вот странная вещь: радость сидела у нас внутри. И ты, и я даже в отчаянно трудные дни жизни все же ощущали притаившуюся в уголке души радость от сознания того, что у меня есть ты… а у тебя – я… Это сознание и питало оптимизм: вдвоем мы все выдюжим. Черт побери, мы – крепкий орешек. Устоим, пробьемся, добьемся…»
«ПОЛВЕКА ЛЮБВИ – ЭТО МНОГО ИЛИ МАЛО?»
Нежные чувства друг к другу Евгений Львович и Лидия Владимировна Войскунские сохраняли всю совместную жизнь. Однажды в Доме творчества писателей в Переделкине, куда супруги приезжали каждую зиму, писатель Леонид Лиходеев как-то сказал им: «Привет, молодожены!». «Не странно ли: спустя десятилетия после памятной женитьбы в Махачкале, – вспоминал Войскунский, – мы все еще производили впечатление молодоженов…» Но это, действительно, было так.
Евгений Войскунский исполнил свою мечту – стал писателем. Он выступил одним из первых авторов в жанре советской научной фантастики. «Экипаж “Меконга”», «Очень далекий Тартесс», «Плеск звездных морей» – эти произведения Войскунского и его соавтора Исая Лукодьянова оставили яркий след в литературе тех лет.
Потом были романы «Кронштадт» и «Мир тесен», рассказывавшие о боевой молодости. Судьбам своего поколения были посвящены романы «Девичьи сны» и «Румянцевский сквер». Последний роман Войскунского, «Балтийская сага», вышел в свет 2018 году.
Увы, последние три десятка лет Евгению Львовичу пришлось провести без любимой Лидии. Причиной ее ухода из жизни стала болезнь, оказавшаяся неизлечимой. «Полвека любви – это много или мало? Мало, мало… Душа не хочет примириться… Может, мы на берегах незримого океана продолжаем простирать руки друг к другу? Моя дорогая!..»
Хранителем памяти о родителях стал их сын Александр Евгеньевич Войскунский – психолог, родоначальник российской киберпсихологии. Вместе со своей супругой Натэллой Ильиничной Войскунской, искусствоведом, почетным членом Российской Академии художеств, он передал архив отца в московскую школу № 1161 в Южном Бутове. Весной прошлого года там открылся музей Евгения Войскунского.
Как отмечает заместитель директора школы и руководитель музея Антон Никулин, в его экспозиции – исключительно подлинные документы и предметы. Все они, собранные вместе, позволили не только воссоздать рабочий кабинет писателя, но и ярко представить образ эпохи.
