Ранним сентябрьским утром 1937 года житель городка Пюи под Лозанной, гуляя с собакой, наткнулся на безжизненное окровавленное тело мужчины. На место прибыли жандармы. В теле убитого обнаружили двенадцать пуль. На земле виднелись следы от тела, которое тащили, и ни один из местных жителей не слышал выстрелов…
ЛИЧНОЕ ОСКОРБЛЕНИЕ ВОЖДЯ
Убитым оказался резидент советской разведки в Париже Игнатий Рейсс (Райсс). Его настоящее имя – Натан Маркович Порецкий. Человек, фанатично преданный делу революции. В 1920—1922 годах Порецкий распространял нелегальную литературу во Львове, был арестован и приговорен к пяти годам тюрьмы. Во время конвоирования бежал, через Краков перебрался в Германию.
В 1922—1929 годах Порецкий действовал в основном в Западной Европе — в Берлине, Вене, Амстердаме, контактировал со многими советскими разведчиками-нелегалами. В 1927 году ему было поручено создание разведывательной сети в Великобритании. В 1929-1932 годах он работал в Москве. Официально — в польской секции Коминтерна. Затем до 1937 года он был резидентом советской разведки в Париже.
В июле 1937 года его отозвали в СССР. Развернулся «большой террор», и Порецкий уже был хорошо осведомлен о печальной участи некоторых дипломатов, сотрудников иностранного отдела НКВД, военных атташе и других лиц, вернувшихся в СССР. Поэтому Порецкий решил остаться на Западе. Тем более что поляки в СССР были под особым подозрением. Так что грозившую ему опасность Порецкий абсолютно не преувеличивал.
«Я встретил упоминание о том, что он стал перебежчиком, — отмечает историк Михаил Самуилович Качан. — На самом деле он не был завербован разведками западных стран, а выступил открыто во французских газетах».
В середине июля 1937 года Порецкий направил советскому полпредству в Париже письмо, предназначенное для ЦК партии. Он информировал ЦК о том, что он порывает со сталинской «контрреволюцией» и «возвращается на свободу». Из того же письма следовало, что под свободой он понимает «возврат к Ленину, его учению и его делу». Порецкий оставался верен своим коммунистическим убеждениям, вере в Ленина и мировую революцию, но он резко критиковал сталинизм, прежде всего, в связи с массовыми репрессиями.
«Я шел вместе с вами до сих пор — ни шагу дальше, — говорилось в письме Порецкого в ЦК ВКП(б). — Наши дороги расходятся! Кто теперь еще молчит, становится сообщником Сталина и предателем дела рабочего класса и социализма… У меня за плечами 16 лет нелегальной работы, — это не мало, но у меня еще достаточно сил, чтобы начать все сначала. А дело именно в том, чтоб «начать все сначала»; в том, чтоб спасти социализм…
Ничто не будет забыто и ничто не будет прощено. История строгая дама и «гениальный вождь, отец народов, солнце социализма» должен будет дать ответ за все свои дела… Долой ложь о социализме в одной стране и назад к интернационализму Ленина!.. Вперед к новым боям за социализм и пролетарскую революцию! За организацию IV Интернационала».
Вскоре обращение появилось в западной прессе.
ОПАСНЫЙ ПРЕЦЕДЕНТ
«Полтора десятка лет на службе в разведке странным образом не избавили Порецкого от революционного романтизма, — отмечает историк и публицист Леонид Млечин. – Порецкий… всю жизнь был солдатом мировой революции и от Сталина ушел к Троцкому, считая его подлинным наследником ленинского дела. Для Сталина письмо Игнатия Порецкого было личным оскорблением — высланный из России и утративший всякое влияние Лев Троцкий оставался в параноидальном мозгу Сталина врагом номер один».
Как вспоминала впоследствии жена Порецкого, он искренне надеялся, что его призыв достигнет рабочих партий, привлечет внимание общественности и пробудит сознание коммунистов. Увы, несмотря на определенный резонанс, подобного эффекта достигнуть не удалось.
Сам Порецкий полагал, что обнародование письма станет для него своего рода «охранной грамотой»: мол, агенты НКВД не посмеют тронуть его, поскольку его гибель вызовет широкий международный резонанс. «Проще найти того, кто скрывается, и уничтожить его, чем человека, открыто обратившегося к общественности. Но опубликование моего письма привлечет ко мне внимание и других людей», — полагал Порецкий. Но и тут он ошибался.
Порецкий думал, что если его обращение перепечатает пресса всего мира, тогда «рука Сталина» не сможет до него дотянуться. «Если же я не выступлю открыто, тогда НКВД убьет меня, и в прессе появится — а может, и нет — краткая заметка о смерти неизвестного». И снова Порецкий просчитался, недооценил своих врагов.
Демарш Порецкого являлся для советской разведки опасным прецедентом: подобному примеру могли последовать и другие сотрудники, работавшие за рубежом, верные идеалам революции, но считавшиеся Сталина предателем дела Ленина. Был риск целой серии разоблачений.
Советский разведчик Александр Орлов (Лейб Фельдбин) вспоминал: «Когда Сталину доложили об “измене“ Рейсса, он приказал Ежову уничтожить изменника, вместе с его женой и ребенком. Это должно было стать наглядным предостережением всем потенциальным невозвращенцам»…
Да, опубликовав письмо, Порецкий хорошо понимал последствия. Поэтому с женой и сыном спрятался в глухой швейцарской деревне, где скрывался около месяца.
«Деревня Фино в кантоне Вале, в горах, показалась нам идеальным местом для проведения спокойных дней отпуска, она стала нашим последним пристанищем, — вспоминала потом жена Порецкого. — В Фино была лишь одна улица и несколько домов земледельцев. В доме, который я сняла, была огромная крестьянская кухня и большая комната, там были проведены водопровод и электричество. В комнате стояли три неудобные деревянные кровати, скрипевшие и прогибавшиеся, когда на них ложились…
Мы не осмеливались гулять в горах. Мы должны были находиться рядом с домом, чтобы не оставлять сына одного, и часто сидели у водопада, откуда могли видеть дом. Мы проводили там в молчании долгие часы, глядя на покрытые снегом вершины гор».
СКРЫТЬСЯ НЕ УДАЛОСЬ
Круг лиц, кому Порецкий доверял в этой ситуации, был крайне ограниченным. Фактически он находился в полной изоляции. Одной из тех, кому он доверял, была его давняя знакомая Элизабет Шильдбах. Порецкий решил увидеться с ней в Лозанне, встреча была назначена на 4 сентября 1937 года.
Он понимал, что чрезвычайно рискует, но слишком поздно понял, что Шильдбах заманила его в ловушку. Из Москвы уже была направлена специальная группа агентов НКВД под руководством Сергея Шпигельгласа. Как бы сказали в современных детективных фильмах, они были «чистильщиками». В ней были агент НКВД Борис Афанасьев (Атанасов) и Владимир Правдин (он родился в Лондоне, его настоящее имя — Роллан Аббиа).
Спустя два дня после предполагавшейся встречи жена Порецкого узнала из газет, что ночью 4 сентября на дороге из Лозанны в Пулли был найден труп мужчины с чехословацким паспортом на имя Ганса Эберхарда. Она сразу заподозрила, что, на самом деле, был убит ее муж…
Полиция передала жене Порецкого его бумажник, часы и билет до Реймса, пробитый револьверной пулей. Часы остановились на 9.40 утра.
Идя по следу убийц, швейцарская полиция обратилась за помощью к французской. Нити привели к «Союзу друзей Советской родины», во главе которого стоял бывший белогвардейский офицер, эмигрант Сергей Эфрон, муж Марины Цветаевой. Он был одним из тех, кто руководил выслеживанием Порецкого.
Обнаружив труп мужчины, убитого выстрелами в упор, швейцарская полиция нашла и автомобиль со следами крови, в котором убитого перевозили в место, где он был найден. Оказалось, что автомобиль был взят напрокат некоей Ренатой Шнайдер. К удивлению полиции, она не пыталась скрыться после убийства. Ее арестовали, на допросе она созналась, что следила за Рейсом, а автомобиль взяла напрокат по просьбе Сергея Эфрона.
Полицейские допросили и Марину Цветаеву. «Лично я не занимаюсь политикой, но мне кажется, что мой муж связан с нынешним русским режимом», — ответила поэтесса. И также добавила: «Мы с мужем не высказывали по поводу дела Рейсса ничего, кроме возмущения, осуждая любой акт насилия, с какой бы стороны он ни исходил».
Участники убийства были быстро установлены. Ими оказались немецкая коммунистка Шильдбах, Франсуа Росси (подлинное имя Роллан Аббиа), и болгарин Борис Атанасов, известный под фамилией Афанасьев.
Шильдбах и ее сообщники бежали так поспешно, что в отеле, где они останавливались, остался их багаж. Среди вещей швейцарская полиция нашла коробку шоколадных конфет, отравленных стрихнином…
«Это было не первое и не последнее политическое убийство, совершенное НКВД за рубежом, — отмечает историк и публицист Леонид Млечин. — Неограниченность в силах и средствах давала возможность Москве тщательно организовывать эти убийства. Такого рода акции, требующие подготовки, выполнялись кадровыми работниками госбезопасности. Оперативные группы перебрасывались из России за рубеж (НКВД располагал любыми фальшивыми документами всех стран). К услугам местных и ненадежных агентов старались не прибегать».
Аббиа и Атанасов были кадровыми сотрудниками НКВД, специализирующимися на подобных спецоперациях. Им удалось скрыться. Впоследствии Аббиа появился в США под именем Правдин: сначала как советский дипломат, затем — корреспондент ТАСС в Нью-Йорке. Атанасов после службы в госбезопасности трудился на ответственном посту заместителя главного редактора журнала «Советская литература».
Поскольку Эфрон еще был замешан в слежке за сыном Троцкого Львом Седовым, тоже потом убитым, а также в вербовке и нелегальной отправке из Франции в Испанию многих русских эмигрантов-добровольцев, что было запрещено французскими законами, было решено тайно отправить его в СССР. Одновременно спешно отправили в СССР и других лиц, причастных к делу Порецкого. Но там отнюдь не всех ждало поощрение: «большой террор» был еще в самом разгаре…
«ПОДНЯТЬСЯ ТЕСНЫМИ РЯДАМИ»
Руководивший убийством Рейсса Сергей Шпигельглас был арестован осенью 1938 по обвинению в «сотрудничестве с иностранными разведками и участии в троцкистском заговоре в НКВД». Был расстрелян 29 января 1941 года на полигоне «Коммунарка». В 1956 году посмертно реабилитирован.
«Расстрелянный перед войной Сергей Шпигельглас был несомненно умелым и эффективным разведчиком, он дорос до должности заместителя начальника 5-го отдела Главного управления государственной безопасности НКВД, — отмечает Леонид Млечин. — Его отчеты, подписанные псевдонимом «Дуче», хранятся в личном деле крупного советского агента, бывшего генерала Белой армии Николая Скоблина, которое я имел возможность изучить в архиве внешней разведки. Бумаги, подписанные Шпигельгласом, выдают в нем смелого и решительного оперативника и резко отличаются от сухих и лишенных налета интеллекта донесений его коллег по разведке».
Только два года прожил Сергей Эфрон в СССР. 10 октября 1939 года его арестовали в Москве вместе с группой бывших эмигрантов, вернувшихся на родину…
На убийство Порецкого отозвался Лев Троцкий. «Игнас Рейсс убит, когда он начинал новую главу своего политического существования, — отмечал Лев Троцкий. — Но Игнас Рейсс не единственный, не один член сталинского аппарата колеблется. Преступления хозяина Кремля толкают и толкнут их на путь разрыва с этим режимом, обреченным на ложь и гниение. Игнас Рейсс подал им пример мужества. И в то же время его трагический конец показывает нам необходимость подняться тесными рядами между палачами и их намеченными жертвами. Это возможно».
Жена Порецкого Елизавета уехала в Америку, где вскоре вышла замуж. Впоследствии она написала книгу «Тайный агент Дзержинского» о жизни и смерти своего первого мужа. В 1969 году книга была изданы в Лондоне, а во время перестройки и в России.
В предисловии отмечалось: «Автор книги, Елизавета Карловна Порецкая («Эльза») примкнула к Октябрьской революции, будучи студенткой медицинского института. Познакомившись в Советском Союзе с молодым польским коммунистом Людвигом (этим именем она называла своего мужа в книге. – Ред.), она разделила с ним его жизнь, надежды и разочарования. В 1937 году она приехала в Москву, где в последний раз встретилась с товарищами Райсса. Его сослуживцы передали через нее Людвигу, находившемуся в то время в Швейцарии, предупреждение не возвращаться в СССР и остерегаться «за кордоном» своих же бывших агентов. Товарищи поклялись: «Тот из нас, кто выживет, когда-нибудь напишет о нас»… Чудом избежав покушения в Лозанне, Порецкая выполнила данное ею обещание».
