Ее отцом был Франциск Ксаверий Браницкий (в русском обиходе – Ксаверий Петрович), коронный гетман Речи Посполитой. После второго раздела польского государства он перешел на русскую службу и женился на племяннице князя Григория Потемкина – Александре Энгельгард. У них родились пять детей – два сына и три дочери. Елизавета была самой младшей из них.
В 15-летнем возрасте она была пожалована фрейлиной малого двора вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Однако ее мать сумела добиться, чтобы дочь осталась с ней в имении, в Белой Церкви. Она старалась сберечь дочь от атмосферы распущенности, царившей при дворе, и подыскивала ей мужа, который составил бы для ее дочери достойную партию. Таковым оказался граф Михаил Семенович Воронцов, герой войны 1812 года.
Первая встреча Елизаветы с ним состоялась в Вене, когда Браницкой было 23 года. По воспоминаниям историков, дочь бывшего гетмана пленила Воронцова своим очарованием, но молодой генерал не спешил делать ей предложение. Он опасался, как бы родство с польским магнатом не навредило его продвижению по службе. Лишь спустя несколько лет, после смерти Ксаверия Браницкого, Воронцов решился на женитьбу.
Свадьба Элизы Браницкой и графа Воронцова состоялась в Париже в 1819 году.
«Вот чета редкая! – написал в восхищении А.Я. Булгаков. – Какая дружба, согласие и нежная любовь между мужем и женою!..».
Спустя несколько лет Воронцов получил назначение генерал-губернатором Новороссийского края и Бессарабской области, и семья переехала в Одессу. Елизавета, любившая веселье и образованное общество, смогла создать вокруг себя блестящий светский круг, состоящий из польской и русской аристократии. Среди его завсегдатаев был и Александр Пушкин, который в июле 1823 года был переведен в Одессу в канцелярию графа Воронцова.
Образ Елизаветы Воронцовой пленил его воображение. Считается, что именно ей Пушкин посвятил потом стихи «Ненастный день потух…», «Сожженное письмо», «Талисман», «Желание славы» и «Храни меня, мой талисман…».
«Все ее существо было проникнуто такою мягкою, очаровательною, женственной грацией, такою привлекательностью, таким неукоснительным щегольством, что легко себе объяснить, как такие люди, как Пушкин, герой 1812 года Раевский и многие, многие другие без памяти влюблялись в княгиню Воронцову», – вспоминал Владимир Соллогуб.
Действительно, устоять перед красотой Елизаветы Воронцовой было очень тяжело, особенно такому влюбчивому человеку, как Пушкин. Один из современников так описывал Елизавету Воронцову: «Ей было уже за тридцать лет, а она имела все право казаться молоденькою… Со врожденным легкомыслием и кокетством желала она нравиться, и никто лучше ее в том не успевал. Молода она была душой, молода и наружностью. В ней не было того, что называется красотою; но быстрый, нежный взгляд ее миленьких небольших глаз пронзал насквозь; улыбка ее уст, которой подобной я не видел, казалось, так и призывает поцелуй».
Однако Пушкин был вовсе не единственным, кто был влюблен в красавицу Елизавету. Его соперником оказался Александр Раевский, старший сын героя Отечественной войны 1812 года генерала Николая Николаевича Раевского, который служил чиновником особых поручений при губернаторе Новороссии.
Как отмечают историки, в этой любовной истории Пушкину, который считал Раевского своим добрым приятелем, была отведена не самая завидная роль. Поэт должен был отвлечь внимание Воронцова от реального соперника. «Прикрытием Раевскому служил Пушкин. На него-то и направился с подозрением взгляд графа», – описывал эти события драматург Петр Капнист.
Неудивительно, что отношение Воронцова к своему подчиненному резко охладилось. Он писал в Петербург: «Собственные интересы молодого человека, не лишенного дарований, недостатки которого происходят скорее от ума, чем от сердца, заставляют меня желать его удаления из Одессы». Воронцов даже обращался непосредственно к графу Нессельроде с просьбой, чтобы его «избавили от Пушкина»,
Ответом на это стали знаменитые едкие эпиграммы Пушкина: «Полумилорд, полукупец, // Полумудрец, полуневежда, // Полуподлец, но есть надежда, // Что будет полным наконец…».
Граф не остался в долгу. В присутствии своих приближенных, попытавшихся хлопотать за поэта, он заявил: «Если вы хотите, чтобы мы остались в прежних приятельских отношениях, не упоминайте мне никогда об этом мерзавце».
Летом 1824 года южная ссылка была заменена Пушкину на ссылку в село Михайловское. Воронцов отправил градоначальнику Одессы предписание – объявить Пушкину о высочайшем повелении исключить его из списка чиновников Коллегии иностранных дел и отправить немедленно на жительство в Псковскую губернию.
При отъезде Пушкина Елизавета Воронцова на прощание подарила ему старинный перстень-печатку с сердоликом. Считается, что именно с этим кольцом связано знаменитое стихотворение Пушкина «Храни меня, мой талисман…»
Как отмечал Л.А. Черейский «Современники Пушкина. Документальные очерки»), в Михайловском Пушкин получал от Воронцовой письма и по ее просьбе уничтожал их после прочтения. И на протяжении многих лет он рисовал портреты Воронцовой на полях своих рукописей.
Историк русской литературы М.О. Гершензон отмечал: «Пушкин, долго ли, коротко ли, был влюблен в графиню Воронцову. Существование каких-нибудь интимных отношений между ними приходится решительно отвергнуть».
Тем временем в начале апреля 1825 года Елизавета Воронцова родила на свет девочку, которую назвали Софьей. Злые языки утверждали, что отец ребенка – то ли Пушкин, то ли Раевский…
К тому времени граф Воронцов осознал, что не того считал главным соперником. Факт измены был для него очевиден. В своих памятных записках на французском языке он перечислял все даты рождения своих детей, не указывая при этом день рождения Софьи…
Справедливости ради стоит заметить, что Михаил Воронцов также не хранил верность супруге, заведя интригу с ее лучшей подругой Ольгой Нарышкиной, дочерью польского магната Станислава Потоцкого. В свете говорили, что Воронцов, чтобы прикрыть свой роман, устроил брак Ольги Потоцкой со своим кузеном Львом Александровичем Нарышкиным. В 1829 году у Нарышкиных родилась девочка, которую назвали Софьей. Говорили, что ее отец – Михаил Воронцов.
После рождения девочки отношения Елизаветы Воронцовой и Раевского заметно охладели. Однажды Елизавета ехала к гостившей у Воронцовой императрице Александре Федоровне, путь карете перегородил Раевский с хлыстом в руках. При свидетелях он во всеуслышание заявил: «Заботьтесь хорошенько о наших детях… (или)… о нашей дочери».
Михаил Воронцов выслал Раевского в Полтаву – якобы за разговоры против правительства. Так был положен конец его роману с Елизаветой Воронцовой. Воронцов сообщал Николаю I: «Несчастная страсть моего сына к графине Воронцовой вовлекла его в поступки неблагоразумные, и он непростительно виноват перед графинею».
Как отмечает литературовед Ольга Видова, любовь Пушкина и Елизаветы Воронцовой – не более чем легенда, которая продолжает тем не менее жить в пушкинистике. «Однако при ближайшем рассмотрении фактов, связанных с графиней и ее отношением к Пушкину, мы не находим даже малейшего намека на легендарные предания. Больше того, вместо Воронцовой обнаруживается другая женщина – княгиня Вера Вяземская», – отмечает Ольга Видова.
Пушкин познакомился с Верой Вяземской летом 1824 года в Одессе, куда она приехала с маленьким сыном и дочерью.
«Пушкинисты, анализируя жизнь Александра Сергеевича в Одессе, сосредоточивали свое внимание на дворце Воронцовых, даче Рено, расположенной на высоком берегу, на обрыве, и совершенно не обращали внимания на то, что и княгиня Вяземская летом 1824 года также жила рядом, – указывает исследовательница. – И никто из исследователей всерьез не отнесся к взаимоотношениям Пушкина с княгиней Верой Федоровной Вяземской. Конечно, графиня Елизавета Ксаверьевна Воронцова была более интересным объектом, так как княгиня Вера Вяземская была, во-первых, женой друга Пушкина, во-вторых, не была так привлекательна, как Элиза Воронцова».
Биографы и исследователи пушкинского творчества полагают, что поэт был в ту пору влюблен сразу в трех женщин. В письме к своему мужу Вера Вяземская 15 июля 1824 года сообщала: «У меня для развлечения есть романы – итальянские спектакли и Пушкин, который скучает гораздо больше, чем я: три женщины, в которых он влюблен, уехали… К счастью, одна из них на днях приезжает». А спустя десять дней она констатировала: «Графиня Воронцова и Ольга Нарышкина вернулись два дня тому назад. Мы постоянно вместе и гораздо более сдружились».
Вяземская в письмах к мужу постоянно сообщала о своих отношениях с Пушкиным. 16 июня: «Каждый день у меня бывает Пушкин. Я его усердно отчитываю». Спустя четыре дня: «Я начинаю думать, что Пушкин менее дурен, чем кажется». Еще через несколько дней: «Какая голова и какой хаос в этой бедной голове! Часто он меня ставит в затруднение, но еще чаще вызывает смех».
Казалось бы, весьма странно, зачем Вера Вяземская рассказывает мужу о своих контактах с посторонними мужчинами. Ольга Видова так объясняет эту ситуацию: «Вера Федоровна любила нравиться, любила вызывать к себе любовь и рассказывать об этом своему мужу. В свою очередь и ее муж Вяземский ей поверял свои чувства, возникающие во время ухаживаний за другими женщинами».
1 августа 1824 года Вера Вяземская писала мужу: «Приходится начать письмо с того, что меня занимает сейчас более всего, – со ссылки и отъезда Пушкина, которого я только что проводила до верха моей огромной горы, нежно поцеловала и о котором я плакала, как о брате, потому что последние недели мы были с ним совсем как брат с сестрой.
Я была единственной поверенной его огорчений и свидетелем его слабости, так как он был в отчаянии от того, что покидает Одессу, в особенности из-за некоего чувства, которое разрослось в нем за последние дни, как это бывает. Не говори ничего об этом, при свидании мы потолкуем об этом менее туманно, есть основания прекратить этот разговор. Молчи, хотя это очень целомудренно, да и серьезно лишь с его стороны…
Я проповедую ему покорность судьбе, а сама не могу с ней примириться, он сказал мне, покидая меня, что я была единственной женщиной, с которой он расстается с такою грустью, притом, что никогда не был в меня влюблен».
Г.П.Макогоненко еще в 70-х годах XX столетия пытался развенчать миф о Воронцовой. И про то, что она родила от Пушкина смуглого ребенка, и про, что графиня писала письма поэту в Михайловское. Макогоненко доказывает, что Воронцова не имела и не могла иметь любовных чувств к Пушкину, что отношения их были односторонними, лишь поэт мог быть ею очарованным. И писем Воронцова не посылала Пушкину, и он ей не писал.
«Однако письма в Михайловское приходили. От кого же? Оказывается, от княгини Веры Федоровны Вяземской. Она писала Пушкину в Михайловское, как и он ей, – отмечает Ольга Видова. – Так что как ни красив мифологический роман Пушкина с графиней Воронцовой, но в реальной жизни ему места нет… А что же было у Пушкина с графиней Воронцовой? Очевидно, восхищение, временное увлечение, перешедшее позже в глубокое уважение».
Елизавета Воронцова прожила долгую жизнь. Она принимала живейшее участие в художественной жизни Одессы, в созданном в 1865 году Одесском Обществе изящных искусств, соединившем в себе художников и музыкантов. Особенно в его музыкальном отделении. Все это было уже после смерти мужа, усопшего в 1856 году.
Она скончалась в 1880 году в возрасте 87 лет, пережив мужа на 24 года. Она была похоронена рядом с его прахом в Спасо-Преображенском кафедральном соборе Одессы. В советское время храм был разрушен, могила разграблена. Только в 2005 году прах Воронцовых был торжественно перезахоронен в нижнем храме возрожденного Спасо-Преображенского собора.
