«...С каждым днем я чувствую себя все более живым. Я уверен в верности Вам и ценю Ваши достоинства все сильнее день ото дня. Я уверен в Вашем постоянстве и ценю его. Ничья страсть не имела под собой больших оснований, нежели моя. Дорогая Софи, Вы очень красивы, не правда ли? Понаблюдайте за собой — посмотрите, как идет Вам быть влюбленной; и знайте, что я очень люблю Вас. Это неизменное выражение моих чувств». Согласитесь, это замечательно!». Эти трогательные слова принадлежат знаменитому французскому философу-энциклопедисту Дени Дидро. Его эпистолярный роман с Софи Волан продолжался почти три десятка лет. Но так ничем и не закончился.
Мадмуазель Софи
Они познакомились в 1755 году, когда Дидро было 42 года, ей — около 40 лет. Она никогда не была замужем, философ состоял в браке. Он женился в возрасте 30 лет. Его избранницей была благочестивая католичка Антуанетта Шампьон, которая была на четыре года старше его. В брак вступил по любви — с девушкой низкого происхождения, вскоре у них родилась дочь.
Однако, по словам современников, Дидро не отличался особой верностью супруге: постоянно заводил романы, но все они оказывались мимолетными. Кстати, существует несколько афоризмов о любви, автором которых считают Дидро. Один из них звучит следующим образом: «Никогда еще, с тех пор как стоит мир, два любовника не произносили «Я вас люблю» на один и тот же лад, и, сколько бы миру ни существовать, две женщины не ответят «И я вас тоже» одинаково». Другой: «Любовь часто отнимает разум у того, кто его имеет, и дает тем, у кого его нет»… В этих высказываниях философа явно отразился и его личный жизненный опыт.
«Дидро не мог выносить не только лощеного «аристократизма», но и узкого мещанского кругозора, царившего в его собственном доме и установленного его женой. Поэтому-то в свободные часы он никогда не бывал дома, предпочитая проводить время у Гольбаха, у Гельвеция, где угодно, но только не в своей квартире», — отмечал советский философ Иван Луппол, знаток философии Дени Дидро.
Правда, сделаем скидку на то, что эти строки были написаны в 1930-х годах, а Иван Луппол был одним из главных авторов концепции диалектического материализма. Материя для него однозначно была первична. Дидро, надо полагать, все-таки полагал иначе…
К тому времени, когда на званом вечере Дени Дидро познакомился с Луизой-Генриеттой Волан, он был известен. Она же, к сорока годам не создавшая семьи и не имевшая детей, по представлениям тех временем выглядела существом никчемным. Но тонкий философ Дидро думал совершенно иначе. Чем-то она чрезвычайно привлекла философа. Хотя как она выглядела – нам неизвестно: ни одного портрета Софи Волан не сохранилось. Возможно, она и не была безумно красива, но точно можно сказать, что отличалась живостью ума, любознательностью, ей не были чужды наука и философия.
Дидро назвал ее «мадмуазель Софи» — в переводе с греческого это имя означает «мудрость». И после той встречи начался их роман. Главным образом, эпистолярный. Виделись они редко.
«Многолетней дружбе мыслителя с Софи Волан мы обязаны тем, что обладаем громадным эпистолярным наследством Дидро, — указывал Иван Луппол. — До нас дошло свыше пятисот пятидесяти писем мыслителя к его подруге, составляющих, к сожалению, далеко не полное их собрание. Достаточно сказать, что второе из известных нам писем, от 1 июня 1759 г., является фактически уже сто тридцать восьмым письмом до общему счету.
Переписка имела место не только тогда, когда адресаты находились в разных местах (что было не так уж часто), но и тогда, когда оба пребывали в Париже».
Причем одновременно Дидро продолжал заводить новые мимолетные романы, да и семью он тоже покидать не собирался. Как отмечают исследователи, Софи Волан заполнила ту нишу, которую никто, кроме нее, не мог занять. Жена у Дидро была, любовницы тоже. Волан стала его интеллектуальной собеседницей. Философ делился с ней своими взглядами на государственное устройство, впечатлениями от прочитанных книг, рассуждениями о жизни.
«Уверен в Вашем постоянстве»
«Я не могу уехать, не сказав Вам нескольких слов, — писал Дидро своей возлюбленной в июле 1759 года. — Итак, моя любимица, Вы ждете от меня много хорошего. Ваше счастье, даже Ваша жизнь зависит, как Вы говорите, от моей любви к Вам!
Ничего не бойтесь, дорогая моя Софи; моя любовь будет длиться вечно, Вы будете жить и будете счастливы. Я никогда еще не совершал ничего дурного и не собираюсь ступать на эту дорогу. Я весь Ваш — Вы для меня всё. Мы будем поддерживать друг друга во всех бедах, которые может послать нам судьба. Вы будете облегчать мои страдания; я буду помогать Вам в Ваших. Я смогу всегда видеть Вас такой, какой Вы были в последнее время! Что до меня, то Вы должны признать, что я остался таким же, каким Вы увидели меня в первый день нашего знакомства…
Я счастлив так, как только может быть счастлив человек, знающий, что его любит прекраснейшая из женщин».
«Вы здоровы! Вы думаете обо мне! Вы любите меня, — писал Дидро в октябре 1759 года. — Вы всегда будете любить меня. Я верю Вам, теперь я счастлив. Я снова живу. Я могу разговаривать, работать, играть, гулять — делать все, что вы пожелаете. Должно быть, я был слишком мрачен последние два или три дня. Нет! Моя любовь, даже Ваше присутствие не обрадовало бы меня больше, чем Ваше первое письмо.
С каким нетерпением я ждал его! Мои руки дрожали, когда я открывал конверт. Лицо мое исказилось; голос срывался, и если бы тот человек, что передал мне Ваше письмо, не был тупицей, он бы подумал: «Он получил весточку от матери, или от отца, или от кого-то, кого он сильно любит». В тот момент я был близок к тому, чтобы послать Вам письмо с выражением великого беспокойства. Когда Вы развлекаетесь, Вы забываете, как сильно страдает мое сердце...
Прощайте, моя дражайшая любовь. Я люблю Вас пылко и преданно. Я любил бы Вас еще сильнее, если бы знал, что это возможно».
Родные девушки поначалу были крайне недовольны тем, что она вовлечена в подобные «бесполезные» отношения с женатым мужчиной. Мать Софи Волан стала перехватывать послания Дидро и тщательно прочитывать их, но ничего предосудительного в них не нашла. Так что семье пришлось смириться с такой странной историей.
Тем более, что время шло, а письма Дидро оставались такими же страстными. «Четыре года назад Вы казались мне прекрасной. Ныне я нахожу Вас еще прекраснее; такова волшебная сила постоянства — добродетели наиболее требовательной и редкой», — писал философ.
Вот лишь несколько цитат из писем Дидро:
«...Спокойной ночи, моя дорогая Софи. Я счастлив так, как только может быть счастлив человек, знающий, что его любит прекраснейшая из женщин».
«Я люблю Вас так, как человек может любить только однажды, и кроме Вас, никого не полюблю».
«Пишу, не видя. Я пришел; хотел поцеловать у вас руку и удалиться. Придется, однако, удалиться без этой награды; но разве я уже не буду достаточно вознагражден, засвидетельствовав вам, как я вас люблю? Теперь 9 часов; я пишу вам, что люблю вас. По крайней мере, я хочу это написать, но не уверен, — послушно ли мне перо… Первый раз я пишу в сумерках: это положение должно бы привести меня в очень нежное настроение. Но я чувствую лишь одно: я бы не ушел отсюда. Надежда увидеть вас удерживает меня здесь, и вот я продолжаю беседовать с вами, даже не зная, — выходят ли у меня буквы! Повсюду, где их не будет, — читайте, — я вас люблю».
Философический роман
Одновременно развивался и другой роман Дени Дидро – с российской императрицей Екатериной II, питавшей особый интерес и почтение к французским просветителям. Конечно, отношения Екатерины и Дидро были далеки от любовных: это был, если можно так сказать, «философический роман», только продолжавшийся десятки лет.
Почти двадцать пять лет Дидро составлял одну из первых энциклопедий. Власти Франции относились к этому начинанию с опаской, подозревая в нем крамолу. Недаром буквально во вторую неделю своего царствования, в июле 1762 года, государыня написала письмо Дидро, предлагая ему перенести издание его «Энциклопедии» из Франции в Россию, где, как обещала Екатерина, философ мог бы излагать свои мысли свободно и безбоязненно. Вольтер не преминул прокомментировать предложение Екатерины: «В какое время мы живем: Франция преследует философов, а скифы им покровительствуют!»
Спустя три года, в 1765 году, Дидро публично известил о намерении продать свою обширную библиотеку. К этому времени вышел последний, семнадцатый, том его «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел». Любимая дочь Мария-Анжелика подрастала, и философ был озабочен поиском материальных средств для ее воспитания и обучения, а затем и для приданого.
О своем намерении он сообщил своему другу философу Фридриху Мельхиору Гримму, который поддерживал контакты с русским императорским двором. Тот вспоминал: «Философ Дидро после тридцати лет литературного труда вынужден продать свою библиотеку, чтобы приготовить приданое своей единственной дочери».
Покупателем библиотеки стала Екатерина II, причем она не только сразу уплатила запрошенную сумму (15 тысяч франков), но и оставила книги в полном распоряжении Дидро. Указом императрицы он был назначен пожизненным хранителем собственной библиотеки с ежегодным содержанием в тысячу франков; жалованье было выдано на полвека вперед. (Забегая вперед: после смерти философа, случившейся в 1784 году, библиотека была перевезена в Петербург.)
С тех пор визит в Россию стал для Дидро делом чести. Его пребывание в Петербурге, куда он прибыл в 1773 году, продолжалось почти полгода, и все это время он вел с императрицей ежедневные беседы — с глазу на глаз. Философ вел себя с императрицей весьма раскованно и не особенно заботился о соблюдении придворного этика. По воспоминаниям самой государыни, во время споров он мог схватить ее за руку, фамильярно похлопать по ноге, стучать кулаком по столу. В конце концов Екатерина поставила между собою и Дидро барьер – столик.
Страдания от невской воды
Беседы императрицы и философа касались не только философии, но и текущей политики. Французский посланник в Петербурге Дюран де Дистроф намеревался использовать визит Дидро для того, чтобы преодолеть ее враждебное отношение к Франции, выступавшей на стороне поляков, и постараться ослабить союз России и Пруссии. Однако, по словам дипломата, этой цели добиться не удалось: императрица выслушала Дидро, но осталась при своем мнении, заявив, что «в некоторых делах ему сто лет, а в других — десять»…
Подробности диалогов с императрицей философ сообщал Софи Волан. Из России он писал своей возлюбленной: «Время рассеивает иллюзии, заканчивая всякую страсть. Но я любил вас тем сильнее, чем чаще видел». Чуть позднее он скажет: «Я люблю вас так, как можно любить лишь однажды, и кроме вас, не полюблю никого».
«Тысячу нежнейших приветствий моей возлюбленной. Мадемуазель, милая подруга! Промучившись две недели из-за невской воды, я поправился, — сообщал Дидро своей возлюбленной в декабре 1773 года из Петербурга. — Чувствую себя хорошо. Все в том же фаворе у ее императорского величества. Когда вернусь домой, у меня будет сознание, что я совершил прекраснейшее путешествие, какое только возможно совершить».
Об отношении Дидро к своей возлюбленной ярко свидетельствует его письмо к известному скульптору Фальконе, автору «Медного всадника» в Петербурге, в котором были такие строчки: «Если бы она сказала мне – дай мне выпить свою кровь — я бы ни минуты не задумался удовлетворить это ее желание»…
«Начавшись с первого же года знакомства, переписка Дидро с Софи Волан продолжалась до 1774 года; именно к этому году относятся последние дошедшие до нас четыре письма. Причины прекращения переписки неизвестны; но известно, что оба автора прожили еще десять лет», — отмечал исследователь Иван Луппол. Софи Волан умерла в феврале 1784 года. Дидро пережил ее меньше чем на полгода.
