Тем, кто когда-либо интересовался политическими страстями предреволюционной России, несомненно, встречалось имя Евно Азефа. Злой гений русской революции, провокатор, изменник… Человек с двойной жизнью, агент царских спецслужб и одновременно активный участник боевой организации партии социалистов-революционеров, он обманывал и предавал и тех, и других. Само его имя стало синонимом самой отвратительной измены.
ПОД КЛИЧКОЙ «РАСКИН»
«По внешности Азеф был грузный, толстый, очень некрасивый человек с тяжелым, набухшим лицом, с оттопыренной нижней губой. Об его безобразной наружности говорят все встречавшиеся с Азефом люди… Некоторые свидетели утверждают, что «глаза у него всегда бегали, и он никогда не смотрел в лицо собеседнику»,– примета слишком принятая в изображении преступников для того, чтобы быть верной», – отмечал писатель Марк Алданов.
Евно Азеф, родом из Гродненской губернии, был секретным сотрудником Департамента полиции под кличкой «Раскин». На эту службу он поступил по собственной инициативе в самой молодости, в 1892 году, в относительно спокойные времена, когда до революционных бурь было еще очень далеко.
Украв деньги у своего работодателя в Ростове-на-Дону, он сбежал в Германию и оттуда написал в департамент полиции. Представился как «готовый к услугам покорный Ваш слуга» и предложил за мзду информировать о социалистических кружках в среде русских студентов в политехническом университете Карлсруэ, где он сам учился. Письмо это было найдено, как указывал писатель Марк Алданов, в 1917 году в архиве Департамента полиции Борисом Николаевским, одним из лучших знатоков истории русской революции.
«По возвращении в Россию Азеф был откомандирован… для изучения техники полицейского дела. По-видимому, он изучил ее в совершенстве, – отмечал Марк Алданов. – Старые революционеры рассказывают, что, обладая огромной зрительной памятью, он знал все улицы и все проходные дворы Петербурга, мог, при обсуждении разных террористических проектов, по памяти нарисовать подробнейший план любого места в столице. Для разных «явок» ему нужно было знать множество адресов и телефонных номеров: Азеф «из предосторожности» никогда их не записывал, однако помнил все безошибочно».
В то же время революционная активность Азефа была оценена товарищами, он вступил в союз социалистов-революционеров, которая вскоре была преобразована в партию. Там вскоре стал заместителем руководителя Боевой организации, Григория Гершуни. «Я занял активную роль в партии социалистов-революционеров. Отступать теперь уже невыгодно для нашего дела, но действовать следует весьма и весьма осмотрительно», – сообщал Азеф в полицию в 1902 году. В следующем году Гершуни арестовали, а Азеф возглавил Боевую организацию.
Под его началом она стала своего рода «орденом меченосцев», члены которой беспрекословно доверяли своему руководителю. Азеф укрепил дисциплину, усилил секретность, отделив Боевую организацию от партийной среды. Наблюдатели, изготовители оружия и бомбисты не должны были знать друг друга.
Азеф одной рукой организовывал дерзкие убийства царских чиновников, а другой – сдавал своих соратников полиции. За то время, когда Азеф стоял во главе Боевой организации, были убиты великий князь Сергей Александрович, вице-губернатор Тамбовской губернии Богданович, петербургский градоначальник Владимир фон дер Лауниц, командир лейб-гвардии Семеновского полка, подавившего вооруженное восстание в Москве, генерал Георгий Мин. Были совершены покушения на московского генерал-губернатора Федора Дубасова. Как указывал писатель Марк Алданов, Азеф принимал участие «в обсуждении всех без исключения планов, в том числе планов московского, свеаборгского и кронштадтского восстаний».
«ВЫ ОКЛЕВЕТАЛИ ГЕРОЯ»
Борис Савинков, верный помощник Азефа по Боевой организации и совершенно искренний в своих убеждениях, упоминал 25 убийств и покушений, организацию которых курировал Азеф.
Уже не раз упомянутый Марк Алданов писал о его действиях: «Он «ставил» несколько террористических актов. Некоторые из них он вел в глубокой тайне от Департамента полиции с расчетом, чтобы они непременно удались. Эти организованные им и удавшиеся убийства страховали его от подозрений революционеров; до самой последней минуты вожди партии смеялись над такими подозрениями: «как можно обвинять в провокации человека, который на глазах некоторых из нас чуть только не собственными руками убил Плеве и великого князя». Другую часть задуманных террористических актов Азеф своевременно раскрывал Департаменту полиции, чтобы никаких подозрений не могло быть и там. Каждая сторона была убеждена, что он ей предан всей душой».
В начале 1907 года «Раскин» проинформировал начальника Петербургского охранного отделения Александра Герасимова о готовящемся покушении на царя. Заговор был раскрыт, 28 боевиков были арестованы, трое из них были казнены.
После такого серьезного провала в Боевой организации поняли, что среди них есть «крот». Тем более что и прежде в партию просачивались слухи, что в ней действует секретный агент охранки. Разоблачил Азефа Владимир Бурцев, близкий к революционным кругам издатель журнала «Былое». За умение разоблачать изменников и провокаторов его прозвали «Шерлоком Холмсом русской революции».
Поначалу старые революционеры просто не поверили в обвинения в адрес Азефа. Савинков заявил: «Если бы против моего родного брата было столько улик, сколько их есть против Азефа, я застрелил бы его немедленно. Но в провокацию Ивана (партийный псевдоним Азефа. – Ред.) я не поверю никогда!» Сам обвиняемый хранил молчание.
В 1909 году Бурцев смог лично поговорить с вышедшим в отставку помощником начальника Варшавского охранного отделения Михаилом Бакаем, тот и указал Бурцеву на Азефа как агента «Раскина». Полностью подтвердил эту информацию бывший начальник Департамента полиции Алексей Лопухин.
Тем временем Бурцева даже подвергли суду чести, где ему в течение 18 заседаний пришлось доказывать, что не клевещет на «великого революционера».
Марк Алданов пишет: «После 17-го заседания Вера Фигнер, выходя, сказала Бурцеву: «Вы ужасный человек, вы оклеветали героя, вам остается только застрелиться!» Бурцев ответил: «Я и застрелюсь, если окажется, что Азеф не провокатор!..» В итоге вместе с Лопухиным он представил исчерпывающие доказательства отношений Азефа с полицией – партия в ужасе осознала, что главный ее герой был двойным агентом.
Азеф был полностью раскрыт. Он был осужден к смертной казни, но сумел скрыться за границу, после чего направил в ЦК партии письмо: «Оскорбление такое, как оно нанесено мне вами, знайте, не прощается и не забывается… В настоящее время я счастлив, что чувствую силы с вами, господа, не считаться. Моя работа в прошлом дает мне эти силы и подымает меня над смрадом и грязью, которой вы окружены теперь и забросали меня».
ИГРОК И АКТЕР
«Разоблачение Бурцевым «азефщины» вызвало во всем мире сенсацию, – отмечал Марк Алданов. – В ту пору еще думали, что могут существовать боевые противоправительственные партии без «внутреннего освещения» и без провокации. История всех революционных движений тесно переплетается с повестью предательства и измены. В России политическая борьба имела кровавый характер, поэтому и азефщина была истинно трагическим явлением».
Естественно, самым отрицательным образом вся эта история сказалась на репутации партии социалистов-революционеров, да и всего революционного движения в целом. Особенное негодование вызывало то, что Азефа тут же не убили, как собаку. Некоторые социалисты-революционеры перенесли самое страшное моральное потрясение, другие отошли от партии, которая казалась дискредитированной…
Затем Азеф жил в Германии тихой и спокойно жинью, под именем Александра Ноймайра, старался ничем не привлекать к себе внимание. Занялся коммерческими делами, играл на бирже, порой с немалым успехом, обзавелся кругом немецких приятелей. Женился на певице, с которой познакомился еще в конце 1907 года в петербургском ресторане «Аквариум». И что самое удивительное: он не принимал никаких мер предосторожности, хотя тогдашняя Германия просто кишела русскими эмигрантами.
«Я видел его фотографию, снятую после разоблачения, в Остенде: Азеф, в полосатом купальном костюме, выходит из воды, под руку с немкой, – вспоминал Марк Алданов. – На его лице блаженная, сияющая улыбка. Тут же рядом улыбаются фотографу другие купальщики. Они наверное никак не предполагали, что так благодушно и весело снимаются в обществе одного из самых страшных людей в истории».
Евно Азеф с подругой. Фото сделано в Германии, уже после разоблачения.
Репродукция. Фото автора
Алданов обращал внимание на две его основные черты: инстинкт отчаянного игрока и непреодолимая потребность в актерстве. Главной страстью Азефа была игра, причем во всех смыслах.
Про Азефа все время ходили какие-то самые невероятные слухи. «Антверпен. Здесь распространился и встречает веру слух о том, что Азеф принят на службу венским банкирским домом знаменитого миллионера. Ему поручают наиболее сложные дела по сношениям с прессой и разными общественными группировками. Последнее время Азеф работал в Галиции и на Балканском полуострове», – сообщалось в январе 1913 года в «Петербургской газете».
В газетах писали, что в 1914 году беглый провокатор будто бы побывал в Петербурге. «Азефа видели неоднократно в театрах и на улицах. Недавно одно лицо видело Азефа выходящим из подъезда первоклассной гостиницы. Азеф изящно одет и, видимо, не стесняется в средствах. Наружно он почти не изменился», – сообщалось в апреле 1914 года в харьковской газете «Утро».
ТОРГОВЕЦ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ ЖИЗНЯМИ
В 1915 году Азефа, как подозрительного русского эмигранта, арестовала немецкая полиция. В письмах из тюрьмы он сравнивал себя с оклеветанным французским офицером Дрейфусом, справедливость в отношении которого в конечном итоге восторжествовала. «Меня постигло, величайшее несчастье, которое может постигнуть невинного человека и которое можно сравнить только с несчастьем Дрейфуса», – писал Азеф.
В 1917 году Азеф был освобожден и даже поступил на службу в Министерство иностранных дел Германии. В начале 1918 года он будто бы побывал в Петрограде. Как сообщала газета «Петроградское эхо», известие о появлении Азефа вызвали очень большой интерес. Многие стали наводить личные справки у лиц, знавших Азефа, когда он жил еще в Петербурге. Ответы получались неопределенные. «Мы с ним ничего общаго не имеем», «Если бы он и приехал в Петроград, то не стал бы показываться к нам»…
«Видные социалисты-революционеры, знавшие Азефа, предполагают, что известие о появлении его в Петрограде не является неожиданным, – указывалось в газете. – Азеф уже несколько раз пытался прибыть в Россию, чтобы добыть материалы для своей реабилитации. За такого рода материалами он обращался к бывшему директору департамента полиции С.П. Белецкому. Несколько лет тому назад, за границей, он, как известно, настаивал на том, чтобы партия устроила над ним суд».
«Германия отказала Совнаркому в выдаче провокаторов Азефа и Гартинга-Давденаева, заявив, что хотя оба названные лица задержаны как русские военнообязанные и могли быть обменены на интернированных в России германских подданных, но как обвиняемые в политическом преступлении выдаче не подлежат», – сообщалось в августе 1918 года в омской газете «Сибирская речь».
Финал жизни Азефа оказался весьма прозаичным. В том же 1918 году он умер в берлинской клинике от болезни почек, которую он подхватил в тюремном заключении.
«Азеф был злодей совершенно будничный. Одни изображают его демоном, другие мещанином-коммерсантом. Думаю, что истина лежит приблизительно посредине. Азеф мог так же хорошо торговать селедкой, как торговал человеческой жизнью. Но все же по призванию (совершенно добровольно) он избрал для торговли не селедку, а человеческую жизнь», – писал Марк Алданов.
«Как известно Б.И. Николаевский открыл, что Азеф умер в Берлине и похоронен на кладбище Вильмерсдорфе, – сообщалось в начале 1931 года в русской эмигрантской газете «Последние новости». – На могиле Азефа стоит большой крест, на котором нет имени, а только номер – 446. Но за могилой провокатора любовный уход продолжается до сих пор. Неизвестная рука аккуратно украшает памятник цветами».
