Коллаж Ирины МАКСИМЕНКО
Многие, без всякого сомнения, помнят эпизод пушкинской «Капитанской дочки», описанный на самых последних страницах этого исторического романа, когда «бедная сирота» Марья Ивановна сумела добиться аудиенции у государыни императрицы Екатерины II, чтобы просить «милости, а не правосудия». И спасла своего возлюбленного Петра Гринева, которого, как известно, по злому навету обвиняли в государственной измене, в том, что он «пристал к самозванцу... как безнравственный и вредный негодяй».
«ПРИЗНАТЬ БРАК НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫМ!»
Понятно, что Пушкин, будучи сочинителем, этот эпизод выдумал. Тем не менее, известно, что к императрице, действительно, обращались просители, и слово государыни было выше любого закона. Точно так же в поисках правды обратилась к ней Александра Воейкова, пытаясь найти управу на своего мужа. Однако, в отличие от дочери капитана Миронова, она не заслужила сочувствия государыни. Наоборот, была обвинена во всех смертных грехах и отправлена в ссылку.
Впрочем, обо всем по порядку. Семейная история Александры Игнатьевны Воейковой еще задолго до ее жалобы императрице становилась предметом рассмотрения в государственных инстанциях. Посвященные этому архивные материалы, сохранившиеся в Российском государственном архиве древних актов, опубликованы в серии издательства Высшей школы экономики «Новые источники по истории России. Rossica Inedita» (под редакцией доктора исторических наук, профессора, научного руководителя Школы исторических наук факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ Александра Каменского).
В октябре 1770 года Юстиц-коллегия (так именовался высший апелляционный суд Российской империи по уголовным и гражданским делам) получила «промеморию» (официальную бумагу) из Московской духовной консистории. В нее обратился с челобитной надворный советник Александр Матвеевич Воейков, возмущенный поступком своего сына Федора, вице-вахмистра лейб-гвардии Конного полка.
Отец жаловался, что в августе предшествующего, 1769-го года, Федор Воейков, выдавая себя за казанского помещика и жителя Москвы (отец утверждал, что никаких имений в Казанской губернии ни у него, ни у сына нет), без родительского благословения и в отсутствие отца женился. Его избранницей стала дочь покойного капитана Игнатия Ивановича Поливанова. Причем венчание состоялось не где-нибудь, а в Казанском соборе на Красной площади.
Свидетелями молодоженов были родственники невесты — ее дядя и брат — майоры Гаврила и Евграф Поливановы, а также ротмистр Георгий Дукович и поручик Дмитрий Кахов. Воейков-старший требовал признать брак сына недействительным, а консистория, в свою очередь, просила коллегию разыскать и допросить «злодеев».
Юстиц-коллегия немедленно приняла дело к рассмотрению, однако оно затянулось, и доклад последовал лишь шесть лет спустя — в 1776 году. Подозреваемые были объявлены во всероссийский розыск. Наконец, удалось установить, что свидетель венчания Дукович, к этому времени уже поручик в отставке, служит смотрителем в Елисаветградской провинции, а другой свидетель Кахов — в чине капитана — в Македонском гусарском полку.
Кахов оказался ветераном Семилетней войны и Крымского похода, побывавшим в плену у неприятеля и раненым на поле боя. По его словам, эпизод почти десятилетней давности с женитьбой Воейкова он помнил смутно (мол, много воды утекло с тех пор), но утверждал, что поверил на слово родственникам невесты, познакомившим его с женихом.
Однако вскоре выяснились новые обстоятельства. Служащим духовного ведомства удалось побеседовать с Федором Воейковым (уже прапорщиком) и его супругой Александрой. Те сообщили, что на самом деле отец жениха, уезжая восемь лет назад из Москвы, сперва дал согласие на их брак, но потом передумал, ибо «возымел на него (Федора. – Ред.) гнев свой за доставшияся ему от покойной бабки ево Катерины Гавриловой Милославской вотчины и подал то прошение».
Выяснилось также, что уже 22 января 1770 года, то есть не позднее шести месяцев после венчания, у молодоженов родилась дочь Наталья. Несложные расчеты показывают, что Александра пошла под венец, уже будучи в положении, и вряд ли Воейков-старший, требуя расторжения брака своего сына, не знал о существовании внучки.
Как отмечает историк Александр Каменский, консистория, посоветовавшись с вышестоящим начальством в лице митрополита Платона, признала брак законным. Коллегия сдала дело в архив.
ПРЕДАВАЛСЯ КУТЕЖАМ И ИЗМЕНЯЛ ЖЕНЕ
Казалось бы, на этом можно было бы и поставить точку. Действительно, иногда случается, что отцы выступают против женитьбы своих сыновей, но потом сама жизнь показывает их отцовскую неправоту. Может быть, и здесь такая же история? Увы, не совсем. Архивные документы из недр Тайной экспедиции Правительствующего Сената свидетельствуют о том, насколько она непростая и запутанная.
«Оказывается, в момент, казалось бы, столь романтического венчания в Казанском соборе на Красной площади, жених находился под следствием и арестом по делу о фальшивом векселе, составленном им от имени его матери двумя годами ранее. Криминальные наклонности жениха, судя по всему, не смутили ни юную невесту, ни ее присутствовавших на свадьбе родственников, - указывает Александр Каменский. - Причем невеста отнюдь не была бесприданницей, поскольку упоминает о принадлежавших ей лично бриллиантах и серебре».
Кроме того, выяснилось, что несмотря на то, что супружеская жизнь привела к появлению многочисленного потомства (шесть детей), семейное счастье Воейковых не сложилось. И виной был Федор Воейков, который предавался кутежам и изменял своей жене с дворовыми девками и женщинами. Однако супруга все это терпела, не желая огласки, потому что муж не влезал в долги и не тратил больше, чем имел, а также «ради детей».
В тот же период Федор Войеков совершил ночное нападение на некую вдову майоршу Бурковскую, за что ему грозила чуть ли не смертная казнь. В 1775 году за это преступление он был разжалован в солдаты: по уверениям жены, именно ее стараниями был избавлен от смертной казни и ссылки, в которую отправился его сообщник.
Вскоре после этого новую жалобу на сына, на сей раз в Военную коллегию, подал отец Федора: он обвинял того в мотовстве. Но и тогда Александре Войековой удалось смягчить его участь: все закончилось отправкой в дальний гарнизон. После смерти свекра в 1777 году ей также удалось возвратить мужу наследство умершей еще в 1771 году его матери. И, хотя в своих прошениях она упорно называла мужа «посредственным дворянином», как отмечает Александр Каменский, тот был, по-видимому, весьма состоятельным помещиком, владельцем дома в Москве и нескольких имений.
Вероятно, заступничество не только жены, но и каких-то иных влиятельных родственников позволило Федору Воейкову довольно быстро вновь получить офицерский чин, дослужиться до поручика и в результате выйти в отставку в звании капитана.
В СПРАВЕДЛИВОСТИ ОТКАЗАНО
В 1785 году между супругами все-таки произошел разрыв, и причиной тому стал роман Федора Воейкова с вдовой княгиней Екатериной Несвицкой. Последняя, по уверению Александры Воейковой, стала тянуть из ее мужа деньги и настраивать его против жены. Воейков бил жену, на несколько месяцев запер ее в доме, а сам отгородился от нее на другой его половине. Воейкова жаловалась на мужа его родственникам, те поначалу вызвались ее защитить, но затем встали на сторону Федора.
Кульминация наступила летом 1787 года, когда Александра заподозрила мужа и его любовницу в том, что они хотят ее убить. Пьяные дворовые, возглавляемые дворецким, напали на нее, причем последний намекал, что получил от хозяина письмо со строгими указаниями относительно ее судьбы. Все это происходило в подмосковном имении, откуда чудом спасшаяся Воейкова бежала в Москву, где подала жалобу столичному главнокомандующему графу Я.А.Брюсу. Тем временем супруг забрал у нее находившихся с ней дочерей.
«Сменивший Брюса на посту главнокомандующего П.Д.Еропкин хоть и попытался примирить супругов, но расследовать дело официально отказался, ссылаясь на родство с Воейковым, и Сенат, куда Александра подала жалобу, поручил разбирательство рязанскому генерал-губернатору И.В.Гудовичу, - отмечает Александр Каменский. - Полная надежд Воейкова отправилась в Рязань, куда был вызван и ее муж вместе с детьми.
Гудович, как и другие вовлеченные в это дело сановники, считал его сугубо семейным. Он устроил в собственном доме свидание Александры с детьми, которых в ее присутствии спрашивал, хотят ли они жить с отцом или матерью, и те дружно ответили (по утверждению Воейковой, из страха), что с отцом. Внешний вид детей произвел на генерал-губернатора благоприятное впечатление, и это, наряду с собранными им справками с положительными отзывами о Федоре, привело его к выводу о несостоятельности жалоб Александры».
Гудович сообщил свое мнение Сенату, а недовольная его действиями Александра прислала ему резкое письмо, которое генерал-губернатор счел оскорбительным и опять-таки пожаловался в Сенат...
Александра Воейкова, оставшаяся без детей и практически без средств к существованию, стала бороться за свою жизнь. Она попыталась найти помощников, чьи связи и влияние можно было бы противопоставить связям и влиянию покровителей мужа, и с их помощью воздействовать на решение Сената. Однако Сенат ей отказал, посоветовав обращаться в совестный и духовный суд. Тогда с помощью доброжелателя Воейковой удалось добиться, чтобы ее прошения попали напрямую к Екатерине II.
Государыня не стала сама разбираться в семейной склоке, а поручила это генерал-прокурору Правительствующего Сената князю А.А.Вяземскому, руководившему Тайной экспедицией. Как отмечает Александр Каменский, поставленную задачу он выполнил, причем очень быстро. Во всяком случае, допрос Воейковой в Тайной экспедиции и приказ генерал-прокурора, решивший ее судьбу, имеют одну и ту же дату — 17 апреля 1789 года.
Увы, решение было не в пользу Александры Воейковой. Все ее обвинения в адрес мужа и должностных лиц были признаны безосновательными, в ее просьбах отдать имение мужа в опеку и вернуть ей детей было отказано. Более того, она сама была обвинена в корыстолюбивом стремлении завладеть имуществом супруга и противозаконной подаче на имя императрицы прошений, полных ругательных слов и неприличных выражений. На приговоре Вяземского Екатерина II собственноручно начертала: «быть по сему».
СПАСИБО ПАВЛУ ПЕТРОВИЧУ
«Быстрота, с которой в этом деле была поставлена точка, наводит на мысль, что вердикт был вынесен заранее, - отмечает Александр Каменский. - Даже очевидные свидетельства о вымогательстве у нее взятки — причем, используя современное выражение, взятки в особо крупном размере — не стали предметом дальнейшего расследования... В определенном смысле можно сказать, что своим поведением, своей позицией, скорее всего сама того не сознавая, она бросила вызов сложившемуся порядку и именно за это была наказана. Многостраничные прошения, ссылки на законы, претензия на равные права с мужчинами — все это само по себе, несомненно, раздражало высокопоставленных сановников, с которыми сталкивалась Воейкова в своей борьбе, как она считала, за справедливость».
Александре Игнатьевне Воейковой было велено безвыездно и без права въезда в обе столицы жить в Рязани, куда муж должен был ежегодно переводить пятьсот рублей на ее содержание. Московскому главнокомандующему П.Д. Еропкину предлагалось склонить супругов к примирению, но из этого в очередной раз ничего не вышло. Федор Воейков заявил, что ненависти к супруге не питает, но его здоровье не позволяет ему воссоединиться со столь «беспокойной» женщиной...
«Все надежды Александры Игнатьевны Воейковой на справедливое правосудие рухнули, - отмечает Александр Каменский, - и теперь ей, отвергнутой жене, разлученной с детьми, предстояло коротать век в провинции, довольствуясь выделяемым ей мужем скромным содержанием, и жить в постоянном страхе, что муж вконец разорится и этот скромный источник средств тоже иссякнет».
Однако судьба распорядилась иначе. В 1790 году скончался Федор Александрович Воейков, после чего его вдова должна была по закону получить в собственность седьмую часть его имения. Спустя еще шесть лет ушла из жизни Екатерина II. После чего в самом конце 1796 года по распоряжению императора Павла Петровича, делавшего едва ли не все наперекор матери, Воейкова была освобождена из ссылки.
Вскоре она вышла замуж за Александра Сергеевича Сенявина - внука петровского вице-адмирала. Его мать Наталья Александровна, урожденная Нарышкина, приходилась троюродной сестрой императрице Елизавете Петровне и ее старшей сестре Анне. Так что Александр Сергеевич Сенявин был, таким образом, кузеном императора Петра III, и, значит, Александра Воейкова фактически породнилась с царской семьей.
«Овдовевшая Воейкова, естественно, нуждалась в опоре. У Сенявина же это был первый брак. Мы не знаем, почему он так долго оставался холостяком, но ко времени, когда он встретил Александру Игнатьевну, он, по-видимому, вышел в отставку и не хотел провести остаток жизни в одиночестве, - отмечает Александр Каменский. - К концу XVIII столетия им обоим было под пятьдесят. Конечно, нельзя исключать неожиданно вспыхнувшего взаимного чувства, но вероятнее, это был брак по расчету. Впрочем, скорее по расчету нематериального свойства. О том, насколько удачным оказался этот супружеский союз и сколько он продлился, к сожалению, неизвестно».
