Эта история может показаться необычной даже на фоне множества самых неординарных историй, случившихся во время Великой Отечественной войны. Обстоятельства разлучили Павла и Антонину Тюменевых перед самой войной, и они могли бы больше никогда не встретиться. Их разделила линия смертельного противостояния. Невероятное чудо, что Павел смог вернуться домой, в Ленинград, который уже становился городом-фронтом…
ОБМЕН ПО ФОРМУЛЕ «ВСЕХ НА ВСЕХ»
Ленинградский инженер Павел Тюменев проектировал первые советские эскалаторы для метрополитена – сначала московского, потом ленинградского. За две недели до начала войны он прибыл в служебную командировку в Берлин. И 22 июня 1941 года находился именно там, в столице Германии.
«Дедушка до войны работал в конструкторском бюро ленинградского завода «Красный металлист» и был одним из ведущих проектировщиков первых советских эскалаторов, – рассказала его внучка журналистка Татьяна Тюменева. – В 1941 году в этом конструкторском бюро создавались «лестницы-кудесницы», как их тогда называли, для очередной станции московской подземки, и в начале июня руководство «Красного металлиста» отправило Павла Васильевича в Германию для приемки оборудования – в рамках торгового договора между Советским Союзом и Германией. Дома его ждали супруга Антонина, выступавшая в хоре Кировского театра, и маленький сын – мой будущий отец».
«…Наш поезд въехал на территорию Германии, – вспоминал Павел Тюменев. – Уже рассвело, и можно было поднять штору на окне вагона (правила светомаскировки у них соблюдались строго). От увиденного защемило сердце. На восток двигались немецкие войска, эшелоны с военной техникой, грузовыми и легковыми машинами. На опушках леса стояли цистерны с горючим. Справа и слева от железной дороги со взлетных площадок поднимались и опускались самолеты.
Мы ехали навстречу надвигающейся войне. Почему столько наших людей направлялось в Германию перед самой войной? В день объявления войны полторы тысячи советских граждан оказались в Германии, тогда немецких подданных в СССР осталось меньше двухсот…»
В первый же день войны Павел Тюменев, как и другие советские граждане, оказавшиеся в Германии, был арестован. Его отправили в гестапо, а оттуда – в концлагерь под Мюнхеном. То, что он назывался Дахау и был лагерем смерти, Павел Васильевич узнал гораздо позже – в 1960-х годах…
«Наши специалисты оказались первыми русскими пленными, – вспоминал Павел Тюменев. – Правда, по соседству располагались бараки с французами, но Франция уже давно была оккупирована гитлеровскими войсками. Русских женщин (жен наших работников, переводчиц, секретарей, персонал столовых) поселили в отдельном бараке.
Каждому из нас выдали по тяжелой фаянсовой миске, а также кружку и ложку. Каждый человек, оказавшийся в лагере, лишался имени и фамилии, ему присваивался номер. Все без исключения были обязаны постоянно носить на шее железный кружок, который висел на шнурке. Я стал номером 715. Согласно номерам мы были обязаны выстраиваться (по группам) возле своих бараков для утренней и вечерней проверок и других сообщений начальства лагеря. Иногда в ночное время приходили патрули в сопровождении злых собак, которых крепко держали на поводках. Разъяренные собаки были готовы наброситься на людей».
«Мы полагали, и не ошиблись, что переговоры о нашем освобождении ведутся, что советское правительство нас не забыло, – вспоминал Тюменев. – Наша судьба зависела от одного: подпишут или нет соглашение об обмене советских подданных на немцев, находящихся в СССР».
Переговоры, действительно, велись. Германская сторона предлагала обмен по принципу «один на одного», но советское правительство настояло на формуле «всех на всех». В результате группу командированных советских специалистов, в числе которых был и Павел Тюменев, посадили в Берлине в специальный охраняемый поезд. Это произошло 3 июля 1941 года.
Путь домой был долгим. Ехали через Вену, Прагу, Белград, Софию, Стамбул, Эрзерум. Из Эрзерума прибыли в Ленинакан, оттуда в Москву и затем 8 августа, ровно за месяц до начала блокады, Павел Тюменев добрался до Ленинграда. Это было настоящим чудом.
Все это время семья не знала, что с ним. Супруга Антонина дождалась возвращения мужа, и они вместе оказались в блокадном кольце…
САМАЯ СИЛЬНАЯ БРИГАДА
«…Помню тот день, как мы познакомились, – заметил как-то Павел Тюменев своей жене в одном из писем. – Ты шла с занятий в Консерватории, неся увесистую папку с нотами. Завязки у папки лопнули, ноты упали на асфальт. Я их тогда помог тебе поднять».
Антонина стала артисткой Театра оперы и балета имени Кирова. «Тося стала моей невестой, я ежедневно, в любую погоду, встречал ее из театра после спектаклей. Некоторые спектакли кончались очень поздно, в первом часу ночи, и мы спешили домой, пока ворота не закрыты, чтобы не звонить дворнику», – вспоминал Павел Тюменев.
Еще до начала блокады Антонина должна была уехать вместе с театром в эвакуацию в город Молотов (Пермь), но отправила туда только мать и сына Юрия. Сама решила остаться с мужем в Ленинграде. В заявлении на имя директора, датированном 18 августа 1941 года, она написала, что «муж, вернувшийся недавно из Германии, сильно подорвал свое здоровье, т.к. был болен в дороге и в настоящий момент очень плохо себя чувствует. В таком состоянии я не могу его оставить».
Павел вернулся на работу на родной завод «Красный металлист». Оттуда его первым делом отправили на оборонительные работы под Гатчину – копать противотанковые рвы.
«Перед началом работы нас разделили на бригады и предложили условие: если какая-либо бригады перевыполнит установленные жесткие нормы, ее через неделю отпустят на пару суток домой, в Ленинград. И хотя я после возвращения из Германии чувствовал себя нездоровым, все же рискнул попроситься в самую сильную бригаду. В нее входили профессиональные землекопы – могильщики со Смоленского кладбища»…
Антонина устроилась работать в мастерскую, в которой изготавливали маскировочные сети для фронта. Кроме того, окончила курсы пулеметчиц. Иногда вместе с другими артистами, оставшимися в Ленинграде, ездила с концертами по воинским частям.
Во время блокады завод «Красный металлист» продолжал работать – выполнял продукцию для нужд фронта. Павла Тюменева направили мастером в инструментальный цех, где было налажено производство деталей для пулеметов. «Но все, что мы уже успели сделать для третьей очереди московского метрополитена, мы отправили в Москву, – вспоминал Павел Васильевич. – А строительство метро там продолжалось и в военное время»…
ДЕЛИТЬ ВСЕ ПОРОВНУ
«Постепенно мы привыкли к налетам и артобстрелам и уже не спускались в убежище, – вспоминал Павел Васильевич. – А вот от голода избавиться было куда тяжелее.
Мы с женой перебрались из комнаты в кухню, благо там стояла плита и были заготовлены дрова. На кухню перенесли и кровать, на которой спали одетыми, сняв лишь обувь.
Хлеб по карточкам разрешалось брать на день вперед, но мы брали только на текущий день. Хлеб разрезали на дольки, которые затем подсушивали на плите, так как хлеб был влажным, и, как с печеньем, пили кипяток…
Делить хлеб и все, что получали по карточкам, поровну между всеми членами семьи – это было исключительно важное требование».
Однако ни рабочая карточка, ни натуральный рыночный обмен на толкучках, которым нередко приходилось пользоваться, не спасали от голода. Тем более что и случаи обмана бывали нередко. Павел Васильевич вспоминал о том, как однажды на рынке удалось выменять 75 папирос на, казалось бы, бесценную по тем временам консервную банку с кильками. Только вернувшись домой, обнаружили, что банка наполнена водой.
«Отодрав этикетку, мы обнаружили небольшую деревянную пробочку, закрывающую отверстие, через которую банка и заполнялась водой, – вспоминал Павел Васильевич. – Я потом эту банку долго хранил – как образец обмана жуликами голодных людей».
Павел Тюменев стремительно терял силы. Спасло то, что в начале декабря 1941 года его удалось устроить в открывшийся на заводе стационар.
А еще выжить помогала вера. Антонина и Павел были прихожанами Николо-Богоявленского морского собора, который во время блокады служил настоящим духовным сердцем Ленинграда.
«В разбомбленном во время блокады доме мы с женой случайно обнаружили несколько икон, – вспоминал Павел Васильевич. – Иконы мы забрали, сохранили и уже после войны передали в Никольский собор»…
«ХОТЯ ГОЛОДНЫЕ, НО ВМЕСТЕ»
В начале весны 1942 года Павла Тюменева эвакуировали на Урал. Его жене выехать из Ленинграда вместе с мужем не удалось: она была занята на оборонном производстве. И оставалась в городе всю войну.
«Судьба все никак не могла снова соединить их: военное время, без пропусков и спецразрешений никуда не поедешь, – говорит внучка Павла Васильевича. – Оставалось только писать письма, ждать и верить».
Эти послания сохранились в домашнем архиве, теперь они представлены на выставке «Метрострой. Война. Блокада. История одной судьбы», открывшейся в петербургском Доме журналиста.
«Здравствуй, моя дорогуля! Крепко целую, шлю мой самый сердечный привет, – писал Павел. – Каждый день с нетерпением жду от тебя весточки, волнуюсь и думаю: как ты там? Близость фронта, близость врага подвергает ленинградцев испытаниям. Поэтому так ждешь от тебя весточки, с получением которой оживаешь и чувствуешь себя гораздо лучше, веселее…»
«Целую тебя крепко-крепко, жалею всем сердцем, как хотелось бы помочь тебе, но слишком большое расстояние, – отвечала Антонина. – Моя мечта – встретить Новый год вместе. Одевайся теплее, а в сильные морозы, может, тебе лучше оставаться ночевать где-нибудь на заводе. Я не могу даже представить, как ты там в холодной комнате. Я вспоминаю, Павлик, когда мы с тобой в дни тяжелой блокады были вместе, хотя голодные, но вместе, и я всегда ждала тебя дома с радостью. Теперь я чувствую, что такая разлука угнетающе действует на меня».
Увы, надежда встретить Новый год вместе не сбылась. И еще долго ей не суждено было сбыться. Из Ижевска в октябре 1943 года Павла Тюменева вызвали в Москву – снова проектировать эскалаторы для метрополитена. О поездке в Ленинград и речи не было, Павла Васильевича, как особо ценный кадр, не отпускали с производства. День Победы 9 мая 1945 года он встретил в Москве, вдали от родных.
«Здравствуй, дорогая Тося!
Как там Юраня и мамаша?
Шлю Вам мой сердечный привет и самые наилучшие пожелания. Поздравляю вас с окончанием войны. Поздравляю с победой Красной армии. Теперь единственное и еще большее желание – это скорее перебраться к вам. Конечно, это должно так быть, но пока еще трудно сказать, когда это желание выполнится, так как сейчас начинается большой разворот в сторону строительства метро, а людей нет…
Теперь относительно себя. Пока точно еще ничего сказать нельзя, я бы ни одну минуту не задержался бы, если бы только зависело от меня. Я, конечно, добиваюсь, чтобы как можно скорее меня отпустили совсем домой, с нетерпением жду этого дня…», – писал Павел Тюменев родным 18 октября 1945 года.
Только после войны семья смогла воссоединиться. Тогда вновь встал вопрос о строительстве метро в Ленинграде, а заводу «Красный металлист» было поручено возобновить производство эскалаторов. На предприятие возвращались фронтовики и эвакуированные сотрудники.
«Антонина продолжала петь в театре, Павел – проектировать эскалаторы теперь уже для Ленинградского метрополитена, – рассказывает внучка Павла Васильевича. – Павел Васильевич часто ездил в командировки, так что вообще не расставаться они не могли».
Ленинградское метро вступило в строй через десять лет после Великой Победы – в ноябре 1955 года. В этом была огромная заслуга и Павла Васильевича Тюменева. Для ленинградцев появление подземки было огромной радостью и предмет гордости: теперь в Советском Союзе есть не только в Москве, но и в Ленинграде. Тем более такое красивое, настоящий подземный дворец!..
«Просто повезло, что дедушка оставил подробные воспоминания – и про свою поездку в Берлин, и про блокаду, и про строительство метро, – говорит Татьяна Тюменева. – Сохранились письма военных лет, документы, даже колода, на которой рубили дрова во время блокады… А еще для меня пример моих бабушки и дедушки – это яркая история любви, которую им удалось пронести через множество тяжких испытаний».
