Информации об этом человеке до крайности мало. Между тем ему довелось сыграть свою роль в жизни царскосельского музея-заповедника. Иван Дмитриевич Ермошин, 1886 года рождения. С 1934 года был техником-смотрителем, инженером-архитектором, архитектором Пушкинских дворцов-музеев. Во время оккупации остался в Пушкине.
Пешком в Ленинград
Именно Ивану Ермошину нацисты, цинично занимавшиеся разграблением музейных ценностей, поручили надзор за сохранившимися предметами внутреннего убранства. Впрочем, само понятие «надзор» весьма условно, ведь специальные команды нацистов целенаправленно занимались вывозом музейных ценностей в Германию.
Как отмечает историк Юлия Кантор, система грабежа действовала четко. Была разработана система, создана сеть перевалочных и накопительных пунктов для доставки и хранения, действовал оперативный штаб во главе с Розенбергом, который еще в 1941 году получил от Гитлера статус министра оккупированных восточных территорий, так называемого Остланда со столицей в Риге, в который входили Прибалтика и Белоруссия.
В 1943 году из России через Прибалтику в Восточную Пруссию ушло около сорока товарных вагонов с награбленным. По данным Юлии Кантор, до середины 1943-го штаб Розенберга провел 2256 акций на оккупированных территориях СССР, из них 375 в архивах, 957 в библиотеках, 402 в музеях. По морю вывезли 427 тонн ценных грузов. 173 музея России и более 200 на Украине и в Белоруссии были ограблены полностью…
Эвакуация музейных ценностей из Пушкина началась практически сразу после начала войны. Она продолжалась вплоть до 10 сентября 1941 года. Двумя днями ранее был отчетливо слышен грохот орудий и всполохи огня со стороны Гатчины. Фронт приближался все ближе. С 13 сентября началась непрерывная бомбежка Пушкина, в течение двух следующих дней она сопровождалась артобстрелами.
16 сентября из Пушкина в Ленинград пешком сумела выбраться последняя группа музейных сотрудников. На следующий день в Пушкин ворвались немцы.
Тамара Попова, которая в 1941 году являлась заместителем директора по научной работе, вспоминала: «Шли в Ленинград маленькими группками. Ночью прошел слух, что немцы заняли Пулково и отрезали нас от Ленинграда. Это было неправдой. В общем, мы шли довольно спокойно, а когда появились немецкие самолеты, прятались под кусты. Все время было слышно, как бомбят Пушкин. Поезд мы увидели уже около Купчина. Он шел очень медленно, часто останавливался. Около 12 часов дня мы были уже в Ленинграде, в Исаакиевском соборе».
Исаакиевский собор, который с 1920-х годов был Антирелигиозным музеем, стал местом, куда перевезли ценности из пригородных музеев, которые не успели эвакуировать на Большую землю. Здесь, в подвалах, под укрытием мощных сводов, они хранились всю блокаду.
Полина Гунина, инструктор Пушкинского райкома партии (в 1945 году она вернулась в город Пушкин, где была принята на работу старшим научным сотрудником в Центральное хранилище музейных фондов), покинула город в день его захвата немецкими войсками. По ее воспоминаниям, бой шел уже в Александровском парке, совсем недалеко от дворца. Сражение с врагом вели ополченцы, их задачей было задержать врага как можно дольше, поскольку основная часть населения потоком уходила в Ленинград по единственно возможной дороге — через Колпино.
Гунина была отправлена в Ленинград пешком. Она должна была доставить в Смольный портфель с бланками партийных билетов и документами тех, кто остался на оккупированнной территории для нелегальной работы и организации партизанской борьбы. Полине Сергеевне удалось добраться в места назначения — где пешком, где на подножках автомобилей…
По некоторым сведениям, которые, правда, выглядят достаточно странно, последним распоряжением Пушкинского райкома партии научным сотрудникам-коммунистам было требование оставаться в городе, чтобы предотвратить гибель остававшихся музейных ценностей; предписано было объяснить немцам, что работники дворца — люди нейтральные, далекие от политики, их единственная задача, чтобы не пострадали памятники культуры. Когда уже шли бои за парк, кто-то из знавших об этом указании успел предупредить: «Уходите немедленно! В Павловске всех коммунистов вешают на фонарях…».
Закопаны в землю
Как отмечалось в одном из оккупационных документов, «наиболее ценные произведения искусства большевиками спрятаны и перевезены в Исаакиевский собор в Петербурге… Мраморные статуи были закопаны в парке. План ям находится в руках службы безопасности СД, поскольку они у архитектора Ермошина.
…Самые ценные из оставшихся сокровищ искусства были извлечены и вывезены уполномоченным армии графом Сольмсом. Янтарная комната Берлинского дворца, которая в свое время была перевезена Петром I в Россию, демонтирована. [Она] при разборке на составные части потеряла значительную часть своей привлекательности. Фрагменты янтаря находятся частично в коллекциях Кенигсбергского дворца...
Мебель и ткань со стен брали солдаты и офицеры для обустройства жилья и квартир. Таких случаев очень много. Что ж, сражаясь в зимнее время, войска имеют на это полное право. Однако сверх этого они растаскивали картины и другие произведения искусства. Некоторые из них усилиями Ермошина были найдены и возвращены назад. Все это усугубляет картину существенной разрухи».
В Центральном государственной архиве литературы и искусства сохранился отчет о консервации музейных зданий, составленный хранителем парка и парковых павильонов Евгенией Туровой. Он датирован 16 сентября 1941 года - днем, предшествующим дате оккупации города. Отчет был написан ею уже в Исаакиевском соборе, где было организовано Объединенное хозяйство музеев, в котором она отвечала за предметы из дворцов города Пушкина. Полностью отчет был опубликован в сборнике «Помнить, нельзя забыть! Дворцы и парки города Пушкина. 1941-1946», изданном ГМЗ «Царское Село» в 2020 году.
В документе, в частности, говорилось: «Музейные предметы, не попавшие в число эвакуированных в Горький, Сарапул и в Антирелигиозный музей (бывший Исаакиевский собор), были размещены в подвалах и в других наиболее защищенных внутренних помещениях музея… Вся научная библиотека, частично фототека и материалы гравюрного кабинета остались в своих помещениях.
15.09.1941 г. в 16 часов фасад Екатерининского дворца со стороны плаца был поврежден артиллерийским снарядом, попавшим в центральную часть здания. Снаряд разорвался в стене под оконным переплетом и разрушил кирпичную кладку. С наружной стороны разбит картуш и штукатурка на значительно большем радиусе, чем отверстие, проделанное снарядом. Внутри музея повреждены 2 комнаты — Малая столовая и Рабочий кабинет Александра I.
В результате к утру 16.09.1941 г. стекла в Екатерининском дворце были выбиты на 50%, причем особенно пострадал нижний этаж дворца и Церковный флигель. Музейные вещи, находившиеся до 16.09.1941 г. в помещении Екатерининского дворца, были в полной сохранности. При уходе из дворца научных сотрудников все входные двери были заперты на ключ с внутренней стороны. Оставался открытым один вход во дворец через бомбоубежище, где дежурил сторож ПСО. Здание бывшего Лицея 16.09.1941 г. не имело никаких разрушений, за исключением разбитых стекол.
Вся мраморная и частично бронзовая скульптура была в порядке консервации закопана в землю… Скульптура-гальванопластика была эвакуирована в Ленинград в Антирелигиозный музей…».
Будучи уже в Ленинграде, Евгения Турова по памяти составила план захоронения скульптуры на территории парка, частично со слов все того же Ермошина, поскольку она реально не видела всех укрытий.
В том же сборнике была опубликована справка Лилии Еминой «О захоронении скульптуры Екатерининского парка в годы Великой Отечественной войны». В ней, что для нас особенно важно, опять-таки упоминался Иван Ермошин.
«Каждая мраморная скульптура перед закопкой была обшита досками, и с ней вместе положен паспорт статуи, написанный на картонной карточке и для предохранения от влаги завернутый в клеенку, - указывала Лидия Емина. - Работы по захоронению статуи продолжались вплоть до сентября месяца и были прекращены недели за две до оккупации города. Ответственным за выполнение работ был главный архитектор дворцов-музеев Иван Дмитриевич Ермошин».
О чем стонал рояль
В упомянутом сборнике «Помнить, нельзя забыть!..» приведены и воспоминания немецкого офицера Г. Хармзена с Восточного фронта жене в Германию. Он отвечал за снабжение армии.
В октябре 1941 года он упоминал о посещении Екатерининского дворца в Пушкине: «Внутри были по большей части пустые помещения. Практически все предметы мебели и картины (без рам) вывезены. Особенно ценные паркеты, в частности с интарсией перламутром, покрыты песком. Можно было свободно бродить по всему дворцу. Паркеты были усыпаны осколками стекла и стеклянной крошкой. Шелковые обои, явно сорванные красным сбродом, висели лоскутами. К письму прилагаю кусочек шелковых обоев. Шелк уже очень ветхий.
Мы были также в подсобных помещениях, где обнаружили старые гравюры, картины и даже бесчисленное количество фотографий царской семьи. В опочивальне Екатерины II жил солдат, который варил кофе прямо в камине. Огромная конюшня была разрушена прямым попаданием. В музыкальном зале все еще стоял рояль, который даже мог еще издавать звуки, похожие на стон…».
Город Пушкин был освобожден от фашистской оккупации 24 января 1944 года. Сотрудники музея-заповедника, вернувшиеся весной 1944 года в освобожденный Пушкин, увидели руины: дворец представлял собой обугленный остов, без кровли, окон и дверей. Казалось, все погибло безвозвратно, восстановить все это невозможно!..
23 апреля 1944 года исполком Ленгорсовета принял решение «О первоочередных мероприятиях по сохранению пригородных дворцов и парков-музеев». Сначала проводились работы по разборке завалов, систематизации сохранившихся элементов отделки, устройству временных кровель, разминированию парков. Летом 1944 года в парке в основном работали саперы по разминированию парка.
Поиски «Ниобеи»
Одновременно, уже вскоре освобождения города от нацистов, соответствующие службы начали наводить справки о поведении людей, остававшихся в оккупированном Пушкине. Почти сразу же прозвучала фамилия Ивана Ермошина.
В апреле 1944 года житель города Крылов заявил о том, что при участии бывшего архитектора дворца Ивана Ермошина фашисты похитили памятник Пушкину. Ермошина разыскали: он в это время жил в Волосове. Узнав об обвинении, он предложил показать место захоронения памятника и сделать пробную раскопку. В присутствии комиссии из представителей Пушкинского исполкома, инспекции по охране памятников и члена Комиссии по учету ущерба и злодеяний, нанесенных фашистами, была откопана голова Пушкина и затем снова засыпана землей.
В августе 1944 года были сделаны пробные раскопки нескольких статуй (пригодился опять-таки план, сохранившийся у Ермошина!), для того чтобы убедиться в их наличии. После обнаружения статуи снова были засыпаны землей. К раскопке и установке статуй на места приступили в конце мая 1945 года в связи с работами, проводимыми к первому послевоенному открытию парка.
В 1945 году удалось обнаружить практически всю захороненную скульптуру. Из сорока скульптур не удалось найти только бронзовую «Ниобею» из Фрейлинского садика. Статуя была значительной по своим размерам, два метра в высоту. Казалось бы, не иголка в стогу сена. Однако неоднократные поиски ни к чему не привели. И здесь снова мелькает имя Ивана Ермошина. В 1958 году он указал место, где, как он помнил, была закопана статуя. Но и там ее не оказалось…
Прошли многие годы, и поиски «Ниобеи» продолжились с использованием современных геофизических методов – дело было уже в 2020 году. Утверждалось, что вблизи стены Камероновой галереи в земле находится в земле какой-то металлический предмет длиной около двух-трех метров. Может быть, она?! Однако с тех пор о находке «Ниобеи» нигде не сообщалось.
Впрочем, мы забежали далеко вперед. Нас интересует, что же произошло после войны с Иваном Дмитриевичем Ермошиным. Да, в общем-то, то, чего и следовало ожидать. В 1945 году он был осужден военным трибуналом за коллаборационизм - сотрудничество с оккупантами. Ермошин пытался убедить следствие, что делал все, чтобы сберечь музейные коллекции, препятствовал разбою фашистов. Но трибунал счел его оправдания совершенно неубедительными. Несмотря на все приведенные им доводы, Ермошин отправился отбывать свой срок в лагерь…
Сергей ЕВГЕНЬЕВ
Специально для «Вестей»
