Как только не называют историки графа Матвея Александровича Дмитриева-Мамонова! «Московский безумец», «сумасшедший граф», «мнимый больной»… Он прославился своими многочисленными чудачествами, за что получил репутацию опасного для правительства человека, был обвинен едва ли не в государственной измене, а затем и вовсе был объявлен выжившим из ума. Со всеми вытекающими отсюда последствиями…
«Я мамоновский казак»
Отец нашего героя, граф Александр Матвеевич Дмитриев-Мамонов, был одно время фаворитом императрицы Екатерины II. Он нередко присутствовал на встречах императрицы с правителями других стран, причем она настолько высоко ценила его незаурядный ум, что не считала зазорным советоваться с ним по важным государственным вопросам.
Благодаря своим высоким покровителям он стал обладателем одного из крупнейших в России состояний, доходы с поместий достигали 63 тыс. рублей в год, а различные выплаты по званиям и должностям превышали 200 тыс. в год.
Однако фаворитом императрицы он был недолго, поскольку его сердце покорила фрейлина княжна Дарья Щербатова. Екатерина II не стала противиться и женила своего бывшего фаворита на его возлюбленной княжне. На следующий день после свадьбы, одарив молодоженов щедрыми подарками, императрица приказала им покинуть Петербург, и они перебрались в Москву. Оттуда бывший фаворит писал жалобные письма императрице, умолял простить его и вернуть ему прежнюю благосклонность, позволить приехать в Петербург. Однако государыня охладила его пыл…
Что же касается непосредственно Матвея Александровича Дмитриева-Мамонова, то благодаря связям отца он неплохо продвигался по карьерной лестнице. В 1807 году он по протекции получил чин камер-юнкера, спустя четыре года стал обер-прокурором 6-го (Московского) департамента Сената. Накануне войны 1812 года в журнале «Друг Юношества» он опубликовал цикл стихотворений, свидетельствующих о несомненном литературном даровании.
На волну общественной жизни его вынесла, конечно же, война 1812 года. Матвею Дмитриеву-Мамонову было тогда двадцать два года. Как только началась война, он объявил, что формирует на свои средства конный полк, в которы набирает казаков и собственных крепостных. Александр I разрешил Мамонову встать во главе полка и присваивает ему звание генерал-майора.
Военное дело было ему совершенно незнакомо, потому полковым командиром стал Борис Антонович Святополк-Четвертинский, который предложил вступить в полк своему свояку, князю Петру Андреевичу Вяземскому, больше известному как поэту. Впоследствии тот писал об этом времени: «Рифмы прочь, и перья в папку, // и долой мой модный фрак, // я надел медвежью шапку, // я мамоновский казак».
Пушкин сделал Дмитриева-Мамонова героем своего неоконченного романа «Рославлев». Как отмечают литературоведы, это был один из первых опытов обращения Пушкина к исторической теме. Поводом к написанию пушкинского «Рославлева» стал выход в мае 1831 года романа Михаила Загоскина «Рославлев, или Русские в 1812 году», повествовавшего о любви простодушной наивной девушки Полины Лидиной к офицеру русской армии Рославлеву.
Действие романа начиналось в Москве в 1812 году, повествование велось от лица молодой девушки. «Везде толковали о патриотических пожертвованиях. Повторяли бессмертную речь молодого графа Мамонова: «У меня 15 тысяч душ и жертвую отечеству 3 миллиона и поголовным ополчением моих крестьян». Мы все были от него в восхищении. Полина бредила им». Согласно сюжету, жених героини ушел на войну в составе Мамоновского полка и погиб на Бородинском поле…
«Граф всегда был тщеславен»
В реальности же Мамоновский полк в Бородинской битве не участвовал. Несмотря на огромные труды, формирование полка затянулось, в результате 1-й Московский казачий полк так и не принял участия в боевых действиях. Он обеспечивал порядок при отходе армий через Москву и переправе через реку Москву у Дорогомиловской заставы. Тем не менее, в Бородинском, Тарутинском и Малоярославецком сражениях отличился сам Матвей Дмитриев-Мамонов.
«Употреблен был во время нескольких сражениев по кавалерии с разными поручениями в самых опасных местах, которые исполнил с отличием и храбростию, как наидостойнейший офицер, заслуживший особенное замечание, чем и был мне совершенным помощником», - сказано про графа Мамонова в наградном списке офицеров ополчения, представленном генералом Федором Петровичем Уваровым. В декабре 1812 года Дмитриев-Мамонов был пожалован золотой саблей «За храбрость».
В марте 1813 года казачий полк был переформирован в «уланский генерал-майора графа Дмитриева-Мамонова полк». Он был в то время расквартирован в подмосковном Серпухове, где казаки отличились тем, что буйствовали и притесняли обывателей. По факту безобразий началось следствие, Дмитриев-Мамонов не согласился с его выводами и назвал серпуховского городничего «наглейшим оболгателем».
В середине лета 1813 года полк, наконец-то, отправился из Серпухова на театр военных действий. В 1814 году он получил боевое крещение и дошел до французского города Форлуи, после чего был расформирован.
Как писал о Мамонове служивший уже упомянутый Петр Вяземский, «граф всегда был тщеславен, а эти отличия перепитали гордость его. К тому же он никогда не готовился к военному делу и не имел способностей, потребных для командования полком. Пошли беспорядки и разные недоразумения. Ещё до окончательного образования полка он дрался на поединке с одним из своих штаб-офицеров, кажется, Толбухиным».
Романовы не те!
После войны Мамонов, как и многие офицеры, побывавшие в европейских походах, пленился заграничными веяниями. Он придумал тайный «Орден русских рыцарей» и сочинил его программный документ - «Пункты преподаваемого во внутреннем ордене учения». Историки отмечают, что влияние оказало еще и общение Мамонова в Сибири с опальным реформатором Михаилом Михайловичем Сперанским.
Некоторые тезисы Мамонова могут показаться здравыми, а некоторые совершенно вздорными. Все это напоминало какую-то мешанину… Ограничение самодержавия посредством Сената, введение военного книгопечатания, а также откупа и соляной монополии, упразднение университетов и учреждение вместо них в обеих столицах обсерваторий, ботанических садов, публичных библиотек и зверинцев, уменьшение числа монастырей.
Самое главное – «лишение иноземцев всякого влияния на дела государственные» и «конечное падение, а если возможно, смерть иноземцев, посты занимающих». При этом «иноземцами» не считались только потомки иностранцев в третьем колене, предки которых исповедовали православную веру, служили российскому престолу и являлись российскими подданными.
Это положение было прямо направлено против Александра I, который, по мнению Мамонова, был иноземцем, поскольку являлся внуком голштинца - Петра III, и к тому же часто выезжал из России.
Что касается голштинского влияния, то это вообще отдельная тема. Петр III, действительно, был первым представителем Гольштейн-Готторпской династии на российском престоле. Он был сыном герцога Карла Фридриха Гольштейн-Готторпского и дочери Петра Великого Анны Петровны. Тот брак, разумеется, имел политический подтекст: Карл Фридрих надеялся при помощи Петра I возвратить себе отошедший Дании Шлезвиг. Правда, этим надеждам не суждено было оправдаться… (Голштиния (Гольштейн) – историческая область в Германии, на которую Дания постоянно претендовала силой оружия.)
В этом отношении Мамонов особенно гордился, что происходил от Рюриковичей, утверждал, что находится в родстве с убиенным в Угличе царевичем Димитрием. Один из потомков Мамонова, литератор Михаил Александрович Дмитриев, впоследствии в своих мемуарах писал: «Мы происходим по прямой линии от Владимира Мономаха, и по мужской, а не по женской, как Романовы — мнимые родственники наших государей, которые совсем не Романовы, а происходят от голштинцев»…
В 1819 году граф Дмитриев-Мамонов вышел в отставку и поселился в своем подмосковном имении Дубровицы, когда-то принадлежавшем князьям Голицыным и подаренном матушкой-императрицей графу Александру Матвеевичу. Там он стал вести жизнь весьма странную, превратился в отшельника: ни к кому не ездил, никто у него не бывал. Даже слуги видели его крайне редко. Более того, он построил в своем имении замок, окружил его пушками и поставил под ружье часть своих крепостных.
Ходили слухи, будто бы он временами посещал Москву и встречался там с членами тайных обществ. А поскольку в программных документах своего тайного общества герой нашего рассказа выступал в пользу военного переворота как средства осуществления своих преобразований, то правительство не на шутку обеспокоилось: не служит ли сей подмосковный замок источником государственной измены?
Более того, было известно, что Мамонов заявляет о «ничтожестве» прав Романовых на русский царский престол, хранит у себя знамя князя Дмитрия Пожарского и окровавленную рубашку царевича Дмитрия Ивановича, убитого в Угличе. Мамонов стал сочинять пародийные указы, оспаривая права Романовых на престол и подписывая свои бумаги титулами родовитых предков или просто: «Владимир Мономах». Ничего удивительного, что с начала 1820-х годов граф был взят под тайный надзор полиции.
Диагноз – «меланхолия»
Особенно распространились толки о странностях Мамонова после того, как в 1820 году на пост московского генерал-губернатора был назначен князь Дмитрий Владимирович Голицын. В примечаниях к публикации писем Матвея Александровича Дмитриева-Мамонова в «Русском архиве» указывалось, что «между гр. Мамоновым и князем Голицыным были личные неудовольствия еще в 1813 году в чужих краях вследствие непомерной заносчивости графа». Считая князя менее родовитым, Матвей Александрович не принимал во внимание ту власть, которая была дарована князю как начальнику второй по значению губернии.
Особенно уязвило Голицына письмо к нему графа Мамонова, разгневанного задержанием полицией его казака 25 мая 1825 года. Мамонов заявил: «Я обещал Вам наказывать Вас, не заставьте исполнить оный обет над Вами, дурным блюстителем правосудия в вверенной Вам губернии, робким кадетом, воришкою, подлецом и мошенником, того, которого Ваши подлецы родственники называют беззащитным человеком, но который есть и всегда пребудет Граф Дмитриев-Мамонов».
Вскоре после этого графа силой отвезли в Москву и доставили к обер-полицмейстеру. Вызванные медики Филипп Пфеллер, Матвей Мудров и Михаил Маркус поставили диагноз «меланхолия». Император Александр I утвердил мнение Комитета министров о признании генерал-майора Дмитриева-Мамонова безумным (страдающим «умоповреждением») и учреждении опеки над ним, а также над всем его имуществом.
Новому императору, Николаю I, граф, содержавшийся в Москве пока еще в качестве поднадзорного, а не душевнобольного, присягать отказался. В ответ власти предъявили ультиматум: «Поскольку граф отказывается признавать императорскую династию и правительство.., его предупреждают, что ему вернут свободу и его права лишь в том случае, если он признает законность и правомочность правительства...».
Героя войны 1812 года объявили сумасшедшим и назначили ему принудительное лечение, после которого он и в самом деле психически заболел. Доктор Малиновский, лечивший его впоследствии, считал болезнь графа «помешательством от самолюбия и славолюбия».
С 1830 года Мамонова содержали в строгой изоляции в подмосковной усадьбе Васильевское на Воробьевых горах - в специально для этой цели купленной у князя Юсупова. Имение это, вследствие длительного там пребывания графа Мамонова, получило прозвище «Мамоновской дачи». «Лечение» и издевательства сделали своё дело: люди, встречавшиеся с графом в последующие годы, запомнили его безумцем, одержимым маниями преследования и величия…
Сергей Евгеньев
Специально для «Вестей»
Коллаж Ирины Максименко
