Емельян Пугачев, предводитель знаменитой крестьянской войны 1773-1775 годов, остается одной из самых колоритных фигур российской истории. Между тем его мятеж против государства и попытка выдать себя за царя Петра Федоровича была не чем иным, как государственной изменой. Именно так это и воспринималось тогда властями.
«Жизнь и приключения повстанца»
Осенью 1772 года мятежный казак Емельян Пугачев, в недавнем прошлом участник Семилетней войны, поселился среди заволжских старообрядцев, побывал на Иргизе и в Яицком городке, выведывая подробности недавно разгромленного казачьего восстания. И стал подговаривать яицких казаков к побегу на вольные земли Закубанья. Последовал донос, Пугачев был арестован, доставлен в Казань и после допроса заключен в тюрьму. Его уже тогда обвинили в государственной измене, в связи с чем вопрос о нем рассматривался в Петербурге - в Тайной экспедиции Правительствующего Сената.
По приговору, утвержденному Екатериной II, Пугачев был осужден на пожизненные каторжные работы в зауральский город Пелым. Приговор прибыл в Казань 1 июня 1773 года, однако к тому времени арестант уже сбежал из тамошнего тюремного острога. Три дня его след простыл. Розыски беглеца успехом не увенчались...
А вот дальше он, найдя сообщников, прежних бунтовщиков, и решил принять на себя имя и титул «императора Петра Третьего» и поднять казаков на новое вооруженное выступление, надеясь на поддержку со стороны крестьянства. Казаки довольно охотно присягали «государю императору Петру Федоровичу», которым себя объявил Емельян Пугачев. Они прекрасно понимали, что совершают государственную измену, но, очевидно, были уверены в успехе. Или просто чувствовали свою обреченность.
Слово «измена» в те дни и месяцы звучало очень часто. Председатель секретной следственной комиссии генерал-майор Павел Сергеевич Потемкин, чудом уцелевший во время «казанского сидения» (имеется в виду осада пугачевскими войсками казанского кремля, в котором укрылись жители и останки гарнизона), обратился к мятежникам с воззванием, в котором были такие слова: «Опамятуйтесь, возгнушайтесь злодеем и придите в раскаяние перед Богом и перед помазанницей его великой государыней нашей. Или не видете вы, что сей враг славы, пользы и спокойствия России, сей предатель, сей изменник и бунтовщик монархине и отечеству, вашей кровью проливает кровь верных и презирает общую погибель...».
Потемкин обращал внимание, что самозванный «царь Петр Федорович» обещает народу свободу от рекрутской повинности и податей... «Но и свобода сия не может существовать в самом деле, - указывал Павел Потемкин. - Кто будет ограждать пределы нашего государства, когда не будет воинства? А воинство наполняется рекрутами. Чем будут содержать солдат, когда не будет подушного сбора? Где бы турки уже были теперь, когда бы в России не было воинов?..».
Действительно, в сказанном им был резон. Как раз тогда, когда мятежные войска Пугачева бушевали в Поволжье, Россия вела тяжелую войну против Османской империи. Войска, задействованные в борьбе с бунтовщиками, очень пригодились бы на театре военных действий. Между тем, Франция и Британия, стоявшие за спиной турок, развернули против России информационную войну, используя в ней личность Емельяна Пугачева. Одни из «орудий» этой войны стала книга «Ложный Петр III», выпущенная в Лондоне в 1775 году, уже после того, как восстание Пугачева было подавлено.
Полная версия заголовка (в переводе с французского) звучала следующим образом: «Ложный Петр III, или Жизнь и приключения повстанца Емельяна Пугачева». Ниже значилось: «На основе русского текста, написанного господином F. S. G. W. D. E.».
Как отмечает искусствовед и историк моды Ольга Хорошилова, немало занимавшаяся вопросом появления этой книги, в первых строках книги безымянный автор, скрывавшийся под латинскими инициалами, называл Пугачева героя и сравнивал его с Оливером Кромвелем. Эпиграф книги гласил: «Преступления героя суть его добродетель». Иными словами, не следует судить строго бунтовщика, ведь герои по определению вершат добро, хоть иногда им и приходится прибегать к жестокости. По словам автора, в Пугачеве сочетались «добродетель и зло», «любовь к Отечеству и всякие пороки», он обожал приключения и прекрасно владел холодным оружием.
Дикий разбойник, похожий на императора
«После вступительного панегирика следовало описание жизни Пугачева, почти полностью выдуманное и выполненное в духе авантюрных романов того времени, - отмечает Ольга Хорошилова. - «Наш молодой авантюрист», как именует героя автор, знакомится с разбойником, который приводит его в тайный лагерь «в глубине могучего украинского леса, где воры основали свою столицу». Пугачев вскоре становится их предводителем.
При этом ничто не мешает ему пересекать границы: под именем Занарди он совершает баснословный гран-тур по Европе с целью изучить традиции, нравы и быт живущих там народов. Кроме того, он пытается отыскать «настоящих людей-героев». И находит их — в его близкое окружение попадают господа с европейскими именами: Боаспре состоит при нем адъютантом и советником, а шайку разбойников возглавляет Скорондоно...
Наконец, когда войско собрано, Пугачев начинает свой великий степной поход «за независимостью и свободой», которых так жаждал «его мятежный дух». Крестьянская война описана довольно увлекательно, а некоторые факты удивительно точны для авантюрного романа, например размер войска Пугачева: «Около ста тысяч людей, из которых тридцать тысяч — войска регулярные». Впрочем, это объяснимо. Книга о Пугачеве — лжероман. Его реальное назначение — быть средством информационной войны».
Исследователи отмечают, что автор книги (его имя по сей день неизвестно) пользовался преимущественно сообщениями иностранных газет. Проверить информацию у него не было возможности, поэтому историки обращают внимание на массу нелепостей, анахронизмов, географических и этнографических ошибок, исторических погрешностей, совершенно фантастических имен и событий.
Историк и литературовед Георгий Петрович Блок (кстати, двоюродный брат поэта Александра Блока) считал книгу про «Ложного Петра» французской продукцией. В то же время он был убежден в том, что ее издали в Лондоне. Большинство современных исследователей считают местом выхода книги Амстердам. Косвенным подтверждением этому можно считать тот факт, что князь Александр Борисович Куракин вскоре после выхода книги приобрел ее в голландском городе Лейден.
Как отмечает Ольга Хорошилова, Екатерина II стремилась убедить Европу в том, что войска Пугачева — «просто скопище разбойников». Однако верили в это не все, и «Ложный Петр III» создавал совершенно другой образ «злого бунтовщика Емельки». Автор книги стремился убедить читателей в том, что Пугачев с его «мятежным казацким духом» выступал за независимость и свободу и героически сложил за это голову на плахе.
Более того, книгу открывал гравированный портрет Пугачева, на котором он выглядел вовсе не как дикий казак-разбойник. «Это гладко выбритый, аккуратно подстриженный шляхтич в венгерско-польском костюме и меховой шапке, - указывает Ольга Хорошилова. - Прямой нос, округлый подбородок, пучок усиков и гневный взгляд — практически копия портрета Петра Великого! Издатели книги хотели, чтобы возникла такая ассоциация. Пусть Пугачев — лживый Петр III, но он так же силен, независим и своеволен, как великий русский император».
Вместе с тем, оставшийся неизвестным автор книги отмечал, что Пугачев не жалел своих бойцов и готов был не считаться ни с какими потерями. «Поле сражения, покрытое мертвыми и умирающими, представляло ужасное зрелище ярости и варварства. Но Пугачев со своими товарищами привыкши уже к таким ужасным предметам, считал то плодом настоящей своей победы и как бы предсказанием счастливых успехов...».
«Вместо трона славы взошел он на трон бесславия»
«...Не один только народ признал его своим истинным повелителем, - утверждал автор книги, - люди первого класса были убеждены, или только представляя себя таковыми, предались совершенно в его волю, и посему то прибытие Российской армии было необходимо к остановлению заразы, чрез угрожение тем, которые еще колебались между своей присягой и между возмущением… С каким усердием дворяне многих городов просили его принять их услуги, и в доказательство своей верности просили у него позволения образовать особенные корпусы, которые бы сражались под его начальством».
Иными словами, речь шла о государственной измене в достаточно широком масштабе. Естественно, Екатерине II подобная мысль не могла понравиться. Она сочла книгу зловредной, а российские дипломаты стали противодействовать попыткам переиздания этого сочинения в Европе. По их требованию была приостановлена публикация «Ложного Петра III» в Гааге.
Тем не менее, повлиять на всех европейских книгоиздателей представители России не могли, тем более, что книга вызывала интерес публики и хорошо продавалась. В 1776 году вышел немецкий перевод, изданный в Лейпциге.
Попала книгу и в Польшу, чему, возможно, также способствовали англичане. «До них доходили слухи о том, что в пугачевском войске есть польские конфедераты и что их братья по оружию в недавно разделенной Польше будут готовы рано или поздно поддержать русских бунтарей», - отмечает Ольга Хорошилова.
Несмотря на запреты, издание проникло и в Россию, произошло это осенью 1775 года. И, как любая преследуемая книга, вызвала большой интерес публики. Правда, на русский язык она была переведена только в 1809 году и напечатана в Московской Вольной типографии Федора Любия, правда, без указания переводчика.
Текст вышел с серьезными цензурными купюрами. По сути, это был достаточно вольный пересказ первоначального, оригинального сочинения. Однако даже и в таком виде книга неприятно поразила Александра I: он удивился, как вообще цензура могла ее пропустить, ведь опус про Пугачева, по его мнению, мог иметь «неприятные действия над читателями». Цензору пришлось оправдываться, указывая, что он удалил часть текста, чтобы от возмутительной книги остались бы только «высочайшие указы и при них смесь нелепых разбойнических и романических происшествий».
Продажа русского издания была спешно запрещена, а все существующие экземпляры конфискованы у торговцев. Тем не менее, предпринятая мера оказалась запоздалой: у 13 московских книгопродавцев удалось конфисковать лишь 39 экземпляров из 1800 напечатанных. Так что почти весь тираж книги о бунтовщике и изменнике мигом разошелся, и его с интересом читали и обсуждали в обеих столицах.
Были в этой книге и такие строки, посвященные последним минутам жизни Емельяна Пугачева: «Никогда не казался он более великим, более достойным лучшей участи и добродетелей, которые испортило его честолюбие, как во время исполнения казни. Оставаясь спокойным между ужасными приготовлениями к казни, можно было сказать, что невинность блистала в глазах его. Была ли это скотская бесчувственность, бесстрашное презрение смерти, или непреклонная гордость свирепой души, которая изображала на челе своем черты, столь сходные с чертами утесняемой добродетели?…
И так вместо трона славы, которого он так безрассудно желал, взошел он на трон бесславия, и там со спокойным мужеством, которое дано знать и показывать одним великим душам, понес смерть… Таков был ужасный и правосудный конец злодея… Сколько храбр, сколько тверд, сколько добродетелен не мог бы быть сей Емельян Пугачев, но его усугубленные злодеяния, его самозванство, его упорное мятежничество против самодержавной власти, - все в нем заставило забыть то, чем бы мог он быть...».
Сергей Евгеньев
Специально для «Вестей»
