На выставке работ почетного реставратора Санкт-Петербурга Наталии Черновой мне бросился в глаза фотоснимок, яростно разорванный на несколько кусков да еще и обожженный огнем. На снимке — норвежский дипломат Христиан Вистендаль, вице-консул в Ленинграде. История трагическая. В 1932 году он познакомился с актрисой Ольгой Ваксель. Они отправились в Крым, где и была сделана эта фотография (на обороте значится «Ялта»). Поженились, уехали в Норвегию, но вместе прожили совсем недолго: Ольга Ваксель застрелилась из пистолета мужа. А он спустя некоторое время скончался от сердечного приступа…
ДОМАШНИЕ ЗВАЛИ ЛЮТИКОМ
Имя Ольги Ваксель сегодня мало что говорит широкой публике. А тогда, в эпоху 1920-х годов, ее знали в творческой богеме. Хотя и репутация у нее была весьма неоднозначная. Роковая красавица, склонная к эпатажу, разбивающая мужские сердца. Она покорила сердце Осипа Мандельштама, а затем порвала с ним отношения…
Как отмечают исследователи, одни считали ее актрисой, другие – манекенщицей, третьи — поэтессой. Она была весьма привлекательна, да еще и умна, недаром Анна Ахматова обмолвилась как-то о ней, что такие красавицы появляются раз в сотни лет. Сама же всю жизнь избегала публичности. Стихи и прозу она не только не публиковала, но почти никому не показывала, хотя сохранилось примерно полторы сотни ее очень талантливых стихотворений и набросков в рукописях.
«То была какая-то беззащитная принцесса из волшебной сказки, потерявшаяся в этом мире...», — сказала о ней соперница — Надежда Мандельштам.
Многое о ней известно из ее собственных воспоминаний. Правда, ее мемуары, в основном, были не написаны, а надиктованы. Обязанности стенографиста взял на себя ее последний муж Христиан Вистендаль. Эти материалы сохранил ее сын, филолог Арсений Арсеньевич Смольевский, ныне они хранятся в музее Анны Ахматовой в Фонтанном Доме. По всей видимости, воспоминания были написаны весной 1932 года во время совместного путешествия с Вистендалем по Крыму и Кавказу, когда она диктовала ему историю своей жизни, отдельные отрывки вписывала сама.
Ольга Александровна Ваксель была родом из дворянской семьи, родилась она в 1903 году. «Первое, что я помню о себе, — вспоминала Ваксель, — относится к городу Поневежу, около которого было дедушкино имение «Романи»… Помню моего отца, бородатого и меланхоличного, красивого и избалованного. Его собаки и ружья, его победы и слава запомнились с горделивым чувством. Он прекрасно пел, не зная нот, выученный с голоса как скворец, моей матерью, талантливой музыкантшей.
Потом помню себя в «Романи», прекрасном имении с вековыми деревьями, старым домом и множеством собак. Там меня начали учить по-французски так успешно, что я за время недолгой отлучки матери разучилась говорить по-русски… Когда мне было два с половиной года, мои родители развелись, и мать увезла меня в Петербург».
Мать Ольги вскоре вышла замуж за своего троюродного брата, Алексея Львова. Детство Ольги прошло в Царском Селе, где у отчима была квартира. Домашние звали девочку Лютик.
«В 1907 г. мы переехали в Гатчину, — вспоминала Ваксель. — Жизнь в Гатчине я считаю лучшим временем моего детства. У нас был просторный дом около полотна железной дороги, недалеко от того места, где сейчас полустанок «Гатчина первая». Когда мы переехали, за домом был большой, усыпанный песком и окруженный высоким желтым забором двор. На этот забор я влезала при прохождении каждого поезда. Иногда видела на площадке мою мать, возвращающуюся из Петербурга, или моего дядю, спрыгивающего на ходу около дома».
«МОЙ ГЕРОЙ УЕХАЛ. Я С НИМ НЕ ПОПРОЩАЛАСЬ»
Когда началась Первая мировая война, мать Ольги стала работать сестрой милосердия. Девочка помогала ей, после гимназических уроков приходила в госпиталь. Здесь Ольга познакомилась с офицером, имя которого нигде впоследствии не называла.
«Был там один офицер, немолодой и некрасивый, который рассказывал мне о своих детях и всегда радовался моему приходу, — вспоминала Ваксель. — Ранен он был не очень тяжело, семья его жила где-то в провинции, он собирался скоро переехать в город перед отправкой на фронт. И этот ничем не замечательный человек поразил мое воображение настолько, что я вообразила себя влюбленной и думала о нем все время в самой поэтической форме».
А потом случилась то, что случилось. Выздоровевший офицер снял комнату на бульваре и перебрался туда. «Я узнала его адрес. Много дней я носилась с мыслью навестить его, потому что мне действительно не доставало его общества. Однажды, неожиданно для самой себя, я очутилась перед его домом… Я сказала: «Как это ужасно, что Вас не будет, я так Вас люблю». Он отстранил меня от себя и смотрел удивленно и серьезно. В меня вселился какой-то бес. Я все повторяла: «Да, да, люблю, Вы думаете, что я маленькая, но я не хочу, чтобы Вы меня забывали».
Он действительно серьезно отнесся к моим словам. Он почтил меня своим полным вниманием. Я ушла от него с таким ужасом и отвращением к жизни, какого никогда после не переживала. Я ни слова не сказала никому, моя мать, утомленная бессонными ночами, ничего не заметила. Мой герой уехал. Я с ним не попрощалась. Через две недели он был убит на Западном фронте. Мне было 11 лет».
Спустя некоторое время, в 1916 году, Ольгу отправили в Крым, где она жила в доме поэта и художника Максимилиана Волошина. «Это был совсем особенный дом, — вспоминала Ваксель. — Он был населен почти исключительно петроградской и московской богемой. Было несколько поэтов, порядочно актеров, пара музыкантов»…
В 1921 году Ольга вышла замуж. Ее супругом стал Арсений Федорович Смольевский, бывший сосед по Царскому Селу, в которого была с детских лет влюблена.
«В нашем дворе жил преподаватель математики и секретарь Бегового общества А.Ф. Смольевский – очень изящный и интересный молодой человек, — вспоминала Ольга Ваксель. — Конечно, я тщательно скрывала свой интерес к его особе и не ждала уже, чтобы ко мне относились как к взрослой. Но и Арсений не казался мне способным на грубость. Я с любопытством и ревностью наблюдала его шуточные ухаживания за взрослыми барышнями. Серьезно он ни за кем не ухаживал, потому что был в то время влюблен в некрасивую и немолодую учительницу музыки, любовницу его приятеля. Я догадывалась и об этом и с сочувствием и интересом наблюдала изменения в его настроениях в зависимости от ее поведения. Я знала, что она вместе с его приятелем смеется над ним, а он этого не замечает»…
Муж был старше Ольги почти на двадцать лет и преподавал в Институте путей сообщения. О том, как началась ее семейная жизнь, Ольга написала с потрясающей откровенностью: «Дня через три, когда окончился ремонт у А.Ф., я переехала к нему. В первый вечер он заявил мне, что явится ко мне как «грозный муж». И действительно, явился. Я плакала от разочарования и отвращения и с ужасом думала: неужели то же самое происходит между всеми людьми. Я чувствовала себя такой одинокой в моей маленькой комнатке – А.Ф. благоразумно удалился… Пару дней я слегка занималась хозяйством, потом навестила знакомого грека – художника, урода и отвратительного существа, и отдалась ему «для сравнения». Результат был тот же. Я ушла, не попрощавшись и не взглянув на свою жертву…».
Этот художник потом искал встреч с Ольгой, подкарауливал ее на улице. Ольге пришлось уехать в деревню, чтобы избавиться от его преследований. По возвращении она узнала, что ее случайный любовник повесился…
«ТИПАЖ – СВЕТСКАЯ КРАСАВИЦА»
Семейная жизнь Ольги не сложилась. Арсений был груб, относился к Ольге надменно, смеялся над ее стихами. Между тем слишком яркая внешность Ольги привлекала внимание окружающих, у нее появлялись поклонники. Муж требовал ее постоянного присутствия дома, хотя сам был днями занят в институте.
В 1923 году Ольга родила сына, которого назвали Арсением. После родов она тяжело заболела менингитом и чуть не умерла в Боткинской больнице. Выздоровев, Ольга покинула мужа, но Арсений развода ей не давал. Сына он оставил у себя.
Ольге ничего не оставалось, как начинать жизнь заново. Она попробовала найти себя в профессии и поступила в учебно-творческую студию «Фабрика эксцентрического актера». Получила образование актрисы. В ее картотеке под фотографиями значилось: «типаж — светская красавица».
Однако карьера актрисы ее явно не прельщала. Ольга снималась в кино в эпизодических ролях, писала заметки о кино для газеты «Ленинградская правда». Вскоре она разочаровалась в актерской профессии…
В 1925 году на жизненном пути Ольги Ваксель снова появился Осип Мандельштам. Встреча оказалась практически роковой. Ольга оказалась в доме поэта, между ней и супругами Мандельштам завязалась тесная дружба. Наверное, даже слишком тесная. Как признавалась потом в своих воспоминаниях Надежда Мандельштам — «по моей вине и дикой распущенности того времени». Ваксель стала поистине роковой женщиной для Мандельштама и его жены Надежды.
Осип Мандельштам посвятил Лютику несколько стихотворений – «Жизнь упала как зарница...», «Я буду метаться по табору улицы темной...», «Я скажу тебе с последней прямотой...», «На мертвых ресницах Исакий замерз...».
Брата Осипа Мандельштама Евгений вспоминал: «В жизни брата увлечение, а может быть и больше, — любовь к одной женщине оставила особенно глубокий след. Этой женщиной была Ольга Ваксель. Из-за нее Осип чуть не бросил свою жену. Говорят, что Надежда Яковлевна, некрасивая, болезненная женщина, сама не на шутку увлеклась ангелоподобной Ольгой Александровной».
В конце концов Ольга Ваксель порвала отношения с Мандельштамом. «Однажды он снял номер в «Англетере» и назначил мне встречу там, чтобы переговорить о том, что касается только нас. Я загодя знала, что это будет, и пришла изречь, что мне все это надоело и я больше не смогу случаться у них, он пришел в этакий страх, плакал, становился на колени, уламывал меня жалеть его, говорил в сотый раз, что он не может без меня существовать и так дальше... Скоро я ушла и больше у них не бывала», — вспоминала Ваксель.
«УЙТИ, ЧТОБ НЕ ВЕРНУТЬСЯ...»
Затем была встреча с норвежским дипломатом Христианом Вистендалем. Они были почти ровесники – он был старше ее на три года. Что произошло между ними?..
«...Когда я обнимала его, – это был действительно трепет живого сердца, — читаем в надиктованных мемуарах Ольги Ваксель, датированных 31 августа 1932 года. — Он говорил мне, что ожил, что он снова хочет жить и любить меня и работать, сделать что-нибудь для своей маленькой Норвегии. Я была горда и счастлива. Бывали минуты, когда мне казалось, что возвращается пора безумия, что я снова слишком начинаю увлекаться, что я мучаю моего друга своей чрезмерной страстностью. Но я вовремя брала себя в руки, только сжимала зубы до скрипа, чтобы не проявить как-нибудь своих бурных настроений. Иногда во сне мне казалось, что я громко произношу его имя. Я просыпалась, обнимая подушку».
«Зачем Ваксель рассказывала о своих отношениях с мужчинами? Причем позволяла себе такие подробности, которые ее сын просто не мог не вычеркнуть? Ольга любила эпатировать, но вряд ли сейчас ею руководило только это. Больше всего ей хотелось понять: отчего она постоянно попадает в одни и те же ситуации? «Холод» – вот ключевое слово, которое ей вспоминается прежде всего. Еще она упоминает «отвращение» и «ужас»», — отмечает доктор культурологии Александр Ласкин в книге «Возможна ли женщине мертвой хвала?.. Воспоминания и стихи Ольги Ваксель», вышедшей в 2012 году в серии «Библиотека Мандельштамовского общества».
В конце сентября 1932 года вместе с мужем Ольга Ваксель уехала в Осло, временно оставив сына с матерью. Однако в Норвегии, в семье мужа, она прожила всего месяц. 26 октября 1932 года она покончила с собой, застрелившись из пистолета супруга. Ей был всего двадцать девять лет…
Среди стихов Ольги было найдено последнее, в котором были такие строки: «Я вижу чудеса во сне и наяву, // Но недоступно то, что я люблю, сейчас, // И лишь одно соблазн: уснуть и не проснуться, // Все ясно и легко — сужу, не горячась, // Все ясно и легко: уйти, чтоб не вернуться...».
После самоубийства Ольги ее муж Христиан вскоре скончался от сердечного приступа. Его мучил только один вопрос: чем он виноват, почему она так поступила?
На смерть Ольги Ваксель, о которой он узнал через два года, Мандельштам отозвался стихотворением, в котором были строки: «Возможна ли женщине мертвой хвала? // Она в отчужденьи и силе, — // Ее чужелюбая власть привела // К насильственной жаркой могиле…»
