«Драма любви. Отравились жених и невеста. Молодой человек умер, девушка при смерти». «Двойное самоубийство или несчастный случай». «Самоубийство на катке Таврического сада». «Самоотравление дворянки». «Дикая месть женщины»... В начале весьма благополучного для страны 1912 года именно такими заголовками пестрела петербургская бульварная пресса, сообщая о самоубийствах, главным образом, на «романтической почве».
ТРЕЗВЫЙ, СМЕЛЫЙ, ОСТОРОЖНЫЙ
«Несколько дней тому назад в проруби около Университетской набережной всплыл труп прилично одетой молодой девушки, - сообщалось 13 января 1912 года в «Петербургской газете». – Об утонувшей было своевременно сообщено во всех газетах, но кто она, оставалось загадкой».
Вскоре имя девушки удалось установить. Оказалось, что она была из хорошей семьи, считалась невестой молодого человека, происходившего из обеспеченного купеческого клана. Выяснилось также, что за день до обручения она получила анонимное письмо, автор которого предостерегал барышню от брака с купеческим сыном, указывая, что тот будто бы болен «неизлечимой болезнью». В беседе с женихом эти сведения подтвердились, после чего барышня оставила записку, в которой сообщила, что разочаровалась в людях, и пропала...
Однако даже на этом практически постоянном фоне криминальных новостей выделялся совершенно особый случай, который особенно привлек газетчиков, – самоубийство агента охранного отделения Ивана Константинова. Как оказалось впоследствии, оно тоже имело «романтическую» подоплеку.
Несколько слов о самом охранном отделении, в истории известном как «царская охранка». Оно появилось в России в 1860-х годах и постепенно превратилось в тайную организацию, сотрудники которой, помимо борьбы с революционерами, решали свои частные задачи. Важнейшую роль в охранке играла так называемая специальная агентура, в число которой входили «агенты наружного наблюдения» (филеры) и «вспомогательные агенты» (стукачи). В просторечии филеров называли «шпиками» и «гороховыми пальто».
В отличие от филеров, стукачи не были штатными сотрудниками, а поэтому постоянного жалования не получали. Обычно за сведения, которые при проверке оказывались «основательными и полезными», им выдавалось вознаграждение от одного до пятнадцати рублей.
Что же касается нашего персонажа, Ивана Константинова, то он был штатным агентом наружного наблюдения - проще говоря, филером. Как отмечает историк Николай Калинин, филеров надлежало подбирать в соответствии со специальной секретной инструкцией «Об организации наружного (филерского) наблюдения».
Чтобы стать филером, кандидат должен был соответствовать ряду требований. Как правило, это должны были быть строевые запасные нижние чины, не старше тридцати лет. Преимущество отдавалось тем, кто в год поступления на работу филером окончил военную службу, а также кавалеристам и разведчикам. Несомненным плюсом было также наличие наград.
В инструкции указывалось, что филеру следовало быть политически и нравственно благонадежным, твердым в своих убеждениях, честным, трезвым, смелым, ловким, сообразительным, выносливым, терпеливым, дисциплинированным, выдержанным и в то же время весьма осторожным. Филеру нельзя было быть болтуном. Кроме всего прочего, он должен был обладать крепким здоровьем, особенно – хорошим зрением, слухом и памятью. Внешность должна была быть такой, чтобы он не выделялся из толпы и те, за кем он наблюдал, не могли бы обратить на него внимание и запомнить. Кстати, как указывает Николай Калинин, качеством, не совместимым с филерской службой, значилась сентиментальность. Точнее – чрезмерная нежность к семье.
Начальство ставило перед филерами установку: наблюдение должно быть строго конспиративным. И лучше даже прекратить его, чем дать себя обнаружить. Если наблюдаемый каким-то образом смог ускользнуть от филера, тот должен был сообщить об этом своему начальству. Если он скрывал сей промах, и руководство узнавало об этом, то филера ждало строжайшее наказание. К недобросовестным сотрудникам в розыскных учреждениях относились чрезвычайно сурово.
Филер, несомненно, должен был еще обладать и определенными артистическими способностями, поскольку в зависимости от обстоятельств ему приходилось перевоплощаться: становиться то мастеровым, то подгулявшим купцом, то франтоватым приказчиком.
Вообще, наблюдение за «объектом» было целой наукой. Все увиденное филер записывал в свою книжку, на их основании этих записей составлялись сводки наружного наблюдения. Центром был наблюдаемый. На ближайшей к нему «орбите», как отмечает Николай Калинин, с помощью кружков помещались организации, с которыми он вступал в контакт, на следующей – дома, которые он посещал. Стрелки и линии показывали связи объектом наблюдения и всеми остальными персонами.
ПРОКОЛОЛСЯ НА ПУСТЯКЕ
Поскольку Константинов состоял на «особой службе», то информация о нем была крайне скудной и дозированной. Газетчикам лишь удалось выяснить, что он, по всей видимости, был весьма неплохим филером, профессионалом своего дела. Дослужился до должности агента 2-го разряда, под его начальством находилось двенадцать человек.
В 1911 году ему удалось провернуть в Петербурге весьма смелую и рискованную операцию. От своих агентов-осведомителей он узнал, что в ночь на 1-е мая в одной из пустых барж, что стояли на приколе возле Тучкова моста, состоится заседание забастовочного комитета. Константинов договорился об аренде речного парохода, в него погрузились полсотни городовых. Буксировочным канатом пароход заранее «сцепили» с баржей. И как только забастовщики на ней собрались, был подан сигнал, и пароход, увлекая за собою баржу, вышел на середину Невы. Его сопровождали катера речной полиции. Все рабочие были арестованы...
В последние месяцы по долгу службу Константинов занимался изучением умонастроений петербургских учащихся и по этой причине регулярно посещал одно из высших женских учебных заведений. Там он познакомился с хорошенькой курсисткой. Знакомство развилось в ухаживание, завершившееся предложением руки и сердца. Одним словом, Константинов проявил сентиментальность – качество, которое, как уже говорилось, крайне не приветствовалось у филеров.
О своей настоящей службе даме сердца Константинов, естественно, не сказал: он назвался ей «видным чиновником Правительствующего Сената». Однако не зря говорят, что нет ничего тайного, что не стало бы явным. Константинов прокололся на пустяке, всему виной стал случай.
На встрече курсисток невеста представила жениха своим подругам. И надо же было такому случиться, что одна из них опознала в Константинове сотрудника охранного отделения, некогда производившего обыск у нее на квартире. Жениха прижали импровизированной «очной ставкой», отпираться было бесполезно, Константинов сознался в своей истинной работе.
Отношения с невестой были разорваны, она с презрением вернула ему кольцо. Тем же вечером, как выяснили репортеры, Константинов отправил «пространную телеграмму» на имя начальника охранного отделения полковника фон Коттена. Текст ее был, по всей видимости, довольно сумбурным, поскольку полковник остался в крайнем недоумении после ее прочтении и утром направил на квартиру Константинова на набережной Обводного канала городового с письменным приказанием немедленно явиться к руководству для дачи разъяснений.
Константинов расписался в получении телеграммы, вышел из дома, однако к руководству охранного отделения не пошел. По словам очевидцев, некоторое время он нервно расхаживал по набережной туда-сюда, после чего выстрелил себе в голову из пистолета...
«УГНЕТЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ДУХА»
Спустя несколько дней после гибели Ивана Константинова многие петербургские газеты опубликовали текст, который в разных изданиях звучал практически одинаково. По всей видимости, руководству охранного отделения надо было как-то «закрыть» эту историю, предъявив обществу официальную версию событий.
«В некоторых повременных изданиях по поводу самоубийства агента охранного отделения Ивана Константинова появились сообщения, будто он был членом революционных организаций, содействовал раскрытию таковых, и что самоубийство его явилось следствием отказа, полученного им от невесты-курсистки, раскрывшей действительную роль Константинова.
Сведения эти представляются вымышленными, ибо Иван Константинов никогда ни в какой революционной организации не состоял, а будучи уволен в запас армии в 1907 году по окончании отбывания воинской повинности, тогда же поступил на службу агентом охранного отделения по наружному наблюдению».
Далее в официальном сообщении указывалось, что невеста Константинова будто бы вообще была не курсистка, а прислуга. Да и помолвка Константинова якобы состоялась лишь накануне его самоубийства. Впрочем, собственно говоря, если бы это и было так, разве это что-то кардинально меняло в этой истории?
Другой вопрос, что официальная версия попыталась представить дело так, что, мол, Константинов свел счеты с жизнью вовсе не из-за роковой любви, потери возлюбленной и случившегося разоблачения, грозившего ему серьезными неприятностями по службе. А будто бы его смерть стало последствием нашумевшей истории, случившейся в Петербурге 8 декабря 1909 года, когда на Астраханской улице был убит начальник Санкт-Петербургского охранного отделения полковник Сергей Георгиевич Карпов.
Убийство Карпова было операцией, тщательно спланированной боевым крылом партии социалистов-революционеров. Полковник Карпов занял должность начальника столичного Охранного отделения в апреле 1909 года, сменив на этом посту жандармского полковника Александра Васильевича Герасимова, который прокололся на разоблаченном двойном агенте Азефе.
В момент взрыва Константинов находился в квартире, где был Карпов, получил тяжкую контузию, «последствия которой, не поддаваясь продолжительному и упорному лечению, до последнего времени вызывали угнетенное состояние духа Константинова и обусловили мысль о смерти». Вообще, Константинову необычайно повезло, что он остался жив после такой мощности взрыва. Как сообщали газеты, труп полковника Карпова был обезображен до неузнаваемости...
Судьба курсистки (и даже ее имя), будто бы послужившей причиной гибели Константинова, остается неизвестной. Зато известна судьба начальника охранного отделения полковника фон Коттена, которому Константинов незадолго перед смертью отправил телеграмму сумбурного содержания.
Михаил Фридрихович фон Коттен перед Первой мировой войной был секретно командирован в Германию и Австрию, позднее в Финляндию для организации контрразведки. Он руководил резидентурой российской военной разведки, действовавшей против Австро-Венгрии с территории Швейцарии. Был арестован в августе 1914 года и выслан во Францию.
После возвращения в Россию фон Коттен служил начальником штаба Кронштадтской крепости. После Февральской революции 1917 года арестован революционными матросами, а 4 марта 1917 года был убит толпой близ Гельсингфорса (ныне Хельсинки). Как известно, что в те дни в Кронштадте и Гельсингфорсе десятки царских офицеров стали жертвами самосуда разъяренной толпы...
