В 2004 году в Сосновом Бору появилось место скорби — памятник жертвам ядерных аварий и катастроф. Позже вокруг него был обустроен сквер: уголок истории, памяти и огромной печали. Именно здесь 17 апреля экскурсовод Сосновоборского городского музея Светлана Галкина провела лекцию-экскурсию, приуроченную к 35-летней годовщине трагедии на Чернобыльской АЭС.
ЗАЩИТНЫЙ САРКОФАГ
На сегодняшний день снято много фильмов и сюжетов, написано книг, статей и исследований, посвященных этой катастрофе. Много, но недостаточно. Для Соснового Бора эта история навсегда останется личной, ведь множество семей так или иначе с ней соприкоснулись. Некоторые — ближе, чем им хотелось бы. В своей лекции Светлана Александровна рассказала об основных событиях той аварии. Присутствующие услышали и о причине взрыва, ликвидации катастрофы, эвакуации людей из молодой Припяти.
Особое внимание экскурсовод уделила непростой теме строительства защитных саркофагов — конструкций, аналогов которым в мире на тот момент не было: «Впервые слово «саркофаг» прозвучало через две недели после взрыва. Но никто не знал, как он должен был выглядеть и как его строить. Но через 206 дней саркофаг уже накрыл взорванный реактор».
Светлана Александровна завершила лекцию цифрами, которые до сих пор сложно воспринимать однозначно. «Была ли авария на электростанции чьей-то халатностью или трагическим стечением обстоятельств, мы не можем судить, — подытожила экскурсовод. — Несомненно одно: люди, которые были тогда на Чернобыльской АЭС, достойны уважения. Была заплачена цена в жизни 90 тысяч человек — столько по официальным данным погибло после аварии от сопутствующих заболеваний. Нам остаётся поклониться этим людям, помянуть тех, кто умер, и вспомнить их всех здесь, на этом месте».
1200 ГЕРОЕВ ИЗ СОСНОВОГО БОРА
Лекция у мемориала постепенно переросла в беседу о днях, которые многие жители Соснового Бора отчётливо помнят.
Сама Светлана Галкина знает о Чернобыльской аварии не понаслышке. Как раз в то время у нее родилась дочь; молодую мать пытались, как военнообязанную, отправить в Припять на ликвидацию последствий катастрофы. Благодаря ребенку она смогла остаться в Сосновом Бору. В целом же из северного города атомщиков на ликвидацию отправились более 1200 человек. Большинство из них отправлялись спасать мир добровольно, осознавая всю опасность и последствия своего пребывания рядом со взорвавшимся реактором. Многих из них уже нет на свете.
— Какую информацию о Чернобыльской аварии собирает сосновоборский музей?
– У нас есть много сведений из открытых источников. Есть много фотографий, есть имена погибших, биографии ликвидаторов, сведения о наградах. Материал очень обширный, мы с ним проводим занятия в школах.
— Как современные дети реагируют на такие занятия?
– С огромным интересом, задают самые разные вопросы. Недавно мы проводили лекцию для детей из детского сада, 5-6 лет. Они уже знают, что такое радиация, знают про рак крови и даже могут объяснить, почему он возникает. Даже знают про японскую девочку из города Хиросима Сасаки Садако и бумажных журавликах — символе памяти жертв ядерных катастроф. Они даже прикрепили журавликов к мемориалу.
— Как в Сосновом Бору, где стоят четыре таких же реактора, как в Чернобыле, жители отреагировали на новости об аварии?
– Прежде всего чувствовали страх. Страх был в каждой семье. У нас ведь была точно такая же система, как и там. Но отличием Ленинградской станции было то, что безопасность всегда стояла на первом месте. Незадолго до той трагедии директор Анатолий Павлович Еперин от такого эксперимента, какой проводили в Чернобыле, отказался, и никто его не мог заставить. Работники ЛАЭС тех времён говорили: у нас все по-другому, наши специалисты очень сильные. Тогда для работы нашей станции отбирали лучших, а уже здесь они обучали молодёжь.
— Не осталось ли у людей недоверия к атомной энергетике после той аварии?
– Недоверие есть ко всему. Тогда ещё другие страны, — Франция, Япония — просто остановили свои станции. Но потом увидели, что без этой энергии им не обойтись — и запустили снова.
— Пытались ли тогда убедить людей не бояться?
– Нет, такого не было. Все понимали, что это глупо: как можно быть уверенным в том, что произойдет или не произойдет через секунду? Но наши специалисты понимали: если допустят ошибку, это может плохо кончиться.
Главный инстинкт у человека — это самосохранение. И тем специалистам, которые тогда работали в Чернобыле, хотелось проснуться утром живыми и здоровыми, а не быть погребенными под обломками реактора. Может, Чернобыль действительно научил тогда людей сохранять в первую очередь себя.
[47]
