[caption id="attachment_11893" align="alignleft" width="310"]
Конкордия Терентьевна Ландау-Дробанцева[/caption]
[caption id="attachment_11894" align="alignright" width="312"]
Лев Давидович Ландау[/caption]
«Удачно жениться – все равно, что вытащить с завязанными глазами ужа из мешка с гадюками». Такое весьма экстравагантное высказывание принадлежало величайшему физику-теоретику ХХ века, Нобелевскому лауреату Льву Давидовичу Ландау.
Он вообще отличался большой оригинальностью по «женскому вопросу». Считал, что брак – это кооператив, ничего общего не имеющий с любовью, а от своей возлюбленной потребовал заключить «брачный пакт о ненападении», гарантировавший свободу личной жизни обоих супругов.
НЕ КУРИТЬ, НЕ ПИТЬ И НЕ ЖЕНИТЬСЯ
Жена ученого, Конкордия Терентьевна Ландау-Дробанцева, уже после его смерти написала достаточно откровенные воспоминания «Как мы жили», и ученый мир воспринял их в штыки. Более того, когда в 2008 году на экраны вышел художественно-документальный фильм «Мой муж – гений», созданный мотивам мемуаров жены Ландау (роль ученого там исполнил актер Даниил Спиваковский), несколько российских академиков и вовсе призывали его запретить.
«Это оскорбление памяти Льва Ландау, – возмущался Евгений Велихов. – В фильме нет ничего, что составляло смысл жизни великого ученого. Зато показан страдающий сексуальной озабоченностью неврастеник».
Что же было такого в этих мемуарах и в фильме? И что же было такого в личной жизни Льва Ландау, что вокруг нее даже спустя много лет кипят страсти?..
Один из крупнейших математиков ХХ века Лев Понтрягин вспоминал, что познакомился с Львом Ландау летом 1932 года в доме отдыха под Москвой. «Он пытался рассказать мне что-то из теоретической физики и привлечь меня к ней, но безуспешно. Зато мне очень нравились его выдумки. Например, ему принадлежала классификация женщин на пять классов: от первого высшего до пятого низшего», – вспоминал Лев Понтрягин.
По Ландау, девушки делились на красивых, хорошеньких и интересных. У хорошеньких нос слегка вздернут, у красивых он прямой, у интересных носы «ужасно большие»…
В детстве, увлекшись наукой, Ландау дал себе обет никогда «не курить, не пить и не жениться». Однако последний обет ему сдержать точно не удалось. Однажды в его жизни случилась встреча с выпускницей химического факультета красавицей Конкордией (все звали ее Корой) Дробанцевой, которая к тому времени разошлась со своим первым мужем.
«Был такой чудесный бал, – вспоминала она. – Наш курс праздновал окончание университета. Вдруг жгучий пристальный взгляд остановил меня. Передо мной как вкопанный стоял высокий, гибкий, стройный юноша с непокорной, вьющейся шевелюрой и с ослепительно блестящими, огненными глазами. Нас кто то познакомил. Он не отходил от меня весь вечер. Я танцевала только с ним. Он представился: “Дау”».
«Дау, вы любите танцевать?» – спросила его Кора. «Нет, я не музыкален, танцевать научился с большим трудом, – ответил тот. – Уж очень заманчива была цель! Я вообразил, что если буду уметь танцевать, то на любом танцевальном вечере смогу выбрать самую красивую девушку и на глазах у всех буду ее обнимать. Поняв ложность этих объятий, бросил танцевать. С вами танцую – боюсь уведут. Когда я вас увидел – принял за фею!»
«Самое интересное в жизни это, конечно, наука, а самое прекрасное это красота женщины. Кора, вы очень, очень красивы!» – заявил Дау девушке на первом же свидании.
«Вначале я не придавала значения встречам с Дау, как и его восторженным комплиментам, – вспоминала Конкордия. – Он был мне непонятен, ни на кого ни в чем не похож. Все в нем было ново. Поражало его душевное изящество. Я стала ощущать какую то, только ему свойственную, трепетную индивидуальность. Такого, как Дау, я встретила впервые…
Меня удивляло, что Дау настойчиво вклинивался в мою жизнь. Каждый свой свободный час я была только с ним. На свидания он приносил много нежной робости, трогательной застенчивости и охапки душистых цветов. Розы, розы… А как была душиста гвоздика тех счастливых лет! В моей комнате после знакомства с Дау все было пропитано этим ароматом. Он кружил голову, предвещал что то волнующее, он пьянил. Впервые в жизни я была так засыпана цветами, и как ценны были эти цветы: их мне дарил Дау!
Я уже его полюбила, но не сразу это поняла…»
БРАК – МОГИЛА ДЛЯ СТРАСТИ
Кора признавалась себе: она ждала, что после многочисленных пылких объяснений в любви юноша скажет, наконец, простые, естественные слова: «Будь моей женой». Если они любят друг друга, что может помешать? Но юноша заявил, что женитьба есть лавочка мелкой торговли, или «кооперативчик»…
«Жениться можно по глупости или из каких либо мелко бытовых или материальных соображений, на которые я совершенно не способен», – заявил Дау. «А разве по любви не женятся?» – возразила Кора.
«Только дураки, – ответил Дау. – Как можно погубить такое великое чувство? В лучшем случае в браке страсть, влюбленность переходит в так называемую «любовь», а вернее в привычку. Когда собака привыкает к своему хозяину, все говорит, что собака любит своего хозяина. Вот такая собачья любовь привычка возникает между супругами. Я так в тебя влюблен, ты моя мечта! Я счастлив, что нашел тебя, счастлив, что могу видеть и даже целовать! Это блаженство! Корочка, разве хорошую вещь браком назовут? Брак – это могила для страсти влюбленного. Моя сестра замужем. Как они грызутся! Я не способен повторять ошибки ближних!».
Дау говорил, что предпочитает «свободную любовь». «Прекраснейшее слово – «любовница». Оно овеяно поэзией, корень этого слова «любовь». Не чета браку. Брак есть печать на плохих вещах!» – восклицал начинающий ученый…
Затем были месяцы разлуки, потом снова встречи и снова – разлуки.
Вернувшись из командировки в Германию, Дау заявил Коре: «Многие пытались меня женить, но у них не хватало красоты. Я могу облизываться только на красивую девушку. Когда я был в Германии, как я облизывался на Ани Ондру! С какой жадностью я смотрел на нее. Она была так красива и так кокетлива… Корочка, у тебя один изъян – ты абсолютно не умеешь кокетничать…». «А Ани Ондра с тобой очень кокетничала?» – полюбытствовала Кора. «Что ты! Она немецкая кинозвезда. Я ее в жизни не видел», – честно признался Дау…
«ОСТАВЬ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ НА МНЕ!»
Осенью 1936 года Дау заявил своей возлюбленной: «Знаешь, возможно, нам с тобой придется пожениться. И не просто жить вместе, как ты хотела, а даже подвергнуться регистрации брака». На вопрос «Почему?» ученый ответил: «Меня очень приглашают в Сорбонну читать лекции. С тобой расстаться на длительный срок я не могу. И еще очень хочется побывать с тобой в Париже. Теперь ты хоть ценишь, как тебя любят?»
«Чтобы избежать огласки нашего романа, я приходила к Дау сама, – вспоминала Конкордия. – На крыльях пролетала парк химико технологического института и, затаив дыхание, вступала на асфальтовую дорожку Физтеха, утопавшую в цветах. Он ждал меня у приоткрытой двери. Высокий, стройный, тонкий и очень нежный. Он сейчас же начинал поспешно раздевать меня».
Кора умоляла: «Даунька, оставь хоть что нибудь на мне!» «Нет, нет, ни за что! – отвечал тот. – Ты так красива вся! Корочка, есть в Эрмитаже картина «Венера выходит из морской пены». Я ходил любоваться ею. А ты гораздо красивее ее. Если бы я мог, я бы издал закон: мужчина, оставляющий на своей возлюбленной какой нибудь предмет туалета, подлежит расстрелу».
Между тем в стране наступила суровые времена… 1937-й год. Арестовали коллег Льва Ландау, и его спасло только покровительство Петра Капицы. Тот пригласил Ландау занять должность заведующего теоретическим отделом только что созданного Института физических проблем, и Лев Давыдов, который пять лет, с 1932-го по 1937-й, возглавлял теоретический отдел Украинского физико-технического института в Харькове, переехал в Москву. Любовь с Корой снова превратилась в трогательную переписку.
«Писал он много, я сохранила все письма. Мои письма он также бережно хранил, но они заинтересовали тех, кто увозил его в «черном вороне» ночью в конце апреля 1938 года. Даунька очень сожалел, когда, вернувшись через год, обнаружил исчезновение моих писем вместе с моими фотографиями», – вспоминала Кора.
Лев Ландау провел в тюрьме год. И снова помогло заступничество Петра Капицы…
РЕВНОСТЬ ИСКЛЮЧАЕТСЯ, ЛЮБОВНИЦЫ БУДУТ
«Коруша, я не изменил свои взгляды, но ведь я не видел тебя целый год. И сейчас каждый день без тебя – это потерянный день! А оправдание браку – мы были любовниками пять лет – солидный срок. А я влюбляюсь в тебя все больше и больше. Скорей устраивай свои дела и приезжай ко мне в Москву, уже как жена!» – звал Дау.
И тут же он разработал «Брачный пакт о ненападении». Он предоставлял полную свободу для обоих участников договора. «Запомни: никогда ни в чем мою личную свободу стеснять нельзя!.. Пока все мои разговоры о любовницах носят, к сожалению, только теоретический характер. Ты на моем пути встретилась такая, ну просто женское совершенство!.. Запомни одно: ревность в нашем браке исключается, любовницы у меня обязательно будут! Хочу жить ярко, красиво, интересно… На мою свободу покушаться нельзя!.. И запомни: ревность это позорный предрассудок. По своей природе человек свободен!» – заявил Дау. Кора, безумно влюбленная, подчинилась и клятвенно заверила: ревновать не будет.
«Корунька, любимая. Как я люблю тебя! Когда ты рядом со мной, это кажется мне чем-то самоочевидным, и только когда тебя нет, я чувствую, до какой степени ты мне нужна; тогда я вспоминаю каждый изгиб твоего тела и мечтаю о том, как буду целовать тебя всю», – писал Дау 12 июня 1941 года.
Правда, официальный брак Лев Ландау заключил только 5 июля 1946 года, за несколько дней до рождения сына Игоря.
«Когда родился сын, я оставила работу, – вспоминала Конкордия. – У меня на руках было два младенца. Сын рос, обещая стать взрослым, ну а Даунька был вечным младенцем. С ним забот было куда больше… Дау занимался только дома. От личного кабинета в институте он отказался: «Заседать я не умею, а лежать там негде»… Занимался же настоящей наукой он только в одиночестве, лежа на тахте, окруженный подушками».
[caption id="attachment_11896" align="alignleft" width="555"]
Кора и Дау[/caption]
ЗАВИСТЬ БОГОВ
Со стороны их отношения могли показаться странными, но Лев Ландау был уверен, что в основе всего лежат железная логика. Согласно «Брачному пакту о ненападении» все денежные доходы семьи делились следующим образом: 60% – жене на все потребности семьи, включая и мужа, 40% – мужу в личное пользование.
«Коруша, ты должна знать: свои 40 процентов я буду тратить на филантропию, помощь ближнему и, естественно, на тех девушек, с которыми буду встречаться. Любовь чиста и бескорыстна. Покупать любовь – смертельный грех, так что на девушек пойдет самая малость: цветы, шоколад, театр. Конечно, Корочка, сейчас я так влюблен в тебя, даже не могу смотреть ни на одну женщину. В сравнении с тобой проигрывают все! Но в конце концов любовницы у меня обязательно будут!», – заявлял Дау.
«Его филантропия в основном заключалась в том, что он материально содержал семьи пяти физиков, умерших в тюрьме в эпоху сталинизма, – вспоминала Конкордия. – Сам тратить деньги не умел: это очень большая канитель. Куда как проще их раздаривать!.. Дау называл средний ящик своего стола “Фондом помощи подкаблучным мужчинам”».
«Ландау погиб трагически: в январе 1962 года он попал в автомобильную катастрофу, в результате которой получил тяжелое увечье, – вспоминал Лев Понтрягин. – И получил, в частности, перелом основания черепа, который считался тогда смертельной травмой. Усилиями медиков всего мира жизнь Ландау была продолжена еще на пять мучительных для него лет. Этот успех медицины, столь трагический для Ландау, еще увеличил его славу. Именно после этого он получил Нобелевскую премию».
«Жизнь меня не обошла. Она подарила мне счастье полюбить Дау, – признавалась Конкордия Дробанцева. – В древние времена люди старались скрыть свое счастье от богов. Боги завистливы и склонны к злодеяниям. Они отомстили мне. За большую любовь, за беспокойное счастье, за встречу с Дау».
Незадолго до кончины Лев Ландау сказал: «Я неплохо прожил жизнь. Мне всегда все удавалось». После смерти мужа Конкордия Терентьевна начала писать мемуары, над которыми работала больше десятка лет. Долгие годы они ходили в рукам в виде самиздата и вызывали гнев в научной среде. Только в 1999 году они были опубликованы.
«Моя любовь к нему была прекрасна, – признавалась Конкордия. – Это она, моя любовь, подняла меня в небывалую высь, поставила рядом с гением, заставила шагать по кривым дорогам жизни. Шагать с ним в ногу было немыслимо…»
Сергей ЕВГЕНЬЕВ
Специально для «Вестей»
