Повесть Пушкина «Капитанская дочка», наверное, каждый из нас хорошо помнит со школьной скамьи. Вряд ли перечитывал ее потом, поэтому многие детали выветрились, однако главный сюжет в голове остался: благородный Петр Гринев, верный присяге и девизу «Береги честь смолоду», и его полный антипод – коварный предатель и изменник Алексей Швабрин. Между тем, задумывая повесть «Капитанская дочка», Пушкин видел ее героем дворянина, добровольно перешедшего к Пугачеву. В процессе работы замысел изменился, и черты задуманного персонажа «разделились» между Швабриным и Гриневым.
«ТАНЦЕВАТЬ И НА МАНЕЖЕ ЕЗДИТЬ»
Как известно, работая над «Капитанской дочкой», Пушкин серьезно изучал архивные документы. Там-то ему и встретились сведения о поручике Михаиле Швановиче.
В пункте 8-м приговора Сената по делу Емельяна Пугачева и его сподвижников говорилось: «Поручика Михаила Швановича за учиненное им преступление, что он, забыв долг присяги, слепо повиновался самозванцевым приказам, предпочитая гнусную жизнь честной смерти, лишив чинов и дворянства, ошельмовав, преломя над ним шпагу… сослать в Сибирь». В других документах он значился как Шванвич.
На самом деле, известно о нем достаточно много. Михаил Александрович Шванвич родился в 1749 году. Его дед, офицер Мартин Шванвич (изначально Швавиц) приехал в Россию из Германию в последний год царствования Петра Великого. Занимался переводами «Санкт-Петербургских Ведомостей» на немецкий и преподавал в Академической гимназии в Петербурге.
Отец нашего героя, Александр Мартынович Шванович (его крестной матерью была будущая императрица Елизавета Петровна), служил в привилегированной 1-й роте Преображенского полка. Был, как вспоминали очевидцы, гулякой и задирой, в 1760 году за дуэль со смертельным исходом был сослан в Оренбургский гарнизон. Правда, уже на следующий год император Петр III вернул его в столицу и назначил в голштинском гвардейском полку. С тех пор к имени Петра III в семье относились с особенным пиететом.
Михаил Шванвич получил домашнее образование, знал несколько языков. В 1765 году, шестнадцати лет от роду, поступил в военную службу капралом в Ингерманландский полк, зная «уже грамоте писать по-российски, по-французски и по-немецки, также арифметике, танцевать и на манеже ездить»
Участвовал в русско-турецкой войне, был адъютантом генерала Григория Потемкина. Осенью 1772 года Михаила Шванвича перевели в Петербург прапорщиком 2-го гренадерского полка, а с 28 июня 1773 года он был произведён в подпоручики. В сентябре того же года его зачислили в команду, которая должна была доставить рекрутов из Симбирской губернии в Нарву.
Во время похода его отряд поступил в распоряжение генерала Кара, который шел к Оренбургу, осажденному Пугачевым, который, как известно, объявил себя чудом спасшимся законным императором Петром III.
«НЕМЕЦКИЕ БУМАГИ» ПУГАЧЕВА
Шванвич попал в плен к мятежникам. Причем, по некоторым сведениям, рота сдалась без боя. Шванвичу, как офицеру, грозила смерть, но за него заступились солдаты, и Пугачев даровал ему жизнь. Шванвич принес присягу мнимому императору, а тот произвел его в есаулы.
Затем Шванвич оказался в пугачевской Военной коллегии, созданной специально для ведения «письменных дел». Сам Пугачев был неграмотен, дела в коллегии вел Иван Почиталин, числившийся секретарем императора. Шванвич же владел несколькими иностранными языками, поэтому был принят в коллегию в качестве переводчика.
По данным впоследствии Пугачевым показаниям, произошло это следующим образом: он встретил однажды Швановича и «зжалился по нем, видя, что на нем кафтан худ, дал ему шубу и шапку, а потом спросил его: «Умеешь ли ты по-немецки?».
В декабре 1773 года оренбургский губернатор Иван Рейнсдорп, датчанин на русской службе, получил «три соблазнительные листа», как их называл Пушкин в «Истории Пугачева». Речь об указе с требованием покориться «императору Петру III». Один документ был написан пугачевскими «закорючками», второй — на русском языке, третий — на немецком.
Это был главный документ, к которому приложил руку Шванвич. Впоследствии он перевел перехваченное письмо от Голицына к Рейнсдорпу, написанное по-французски, составил французскую азбуку для нужд Военной коллегии. И вообще Шванвич переводил на русский язык всю перехваченную корреспонденцию.
Рейнсдорп доложил о «немецких бумагах» Пугачева в Петербург, чем и привлек внимание Екатерины II. Именно этот документ был одной из причин полагать, что в деле самозванца был иностранный след, которого императрица так опасалась…
Наивно будет полагать, что восстание было инспирировано извне, тем не менее, как отмечают некоторые историки, в истории пугачевского бунта были некоторые моменты, которые потенциально несли угрозу единству Российской империи. В том числе факт участия в восстании ссыльных польских конфедератов, контактов мятежников со старообрядцами, обосновавшимися в слободе Ветка близ Гомеля, а также переход на сторону повстанцев немцев-колонистов, прибывших по приглашению Екатерины II в Россию.
ОТПРАВИТЬ В МАНГАЗЕЮ!
В марте 1774 года, после того, как отряды Пугачева были разбиты под крепостью Татищевой, Шванвич бежал от Пугачева и явился с повинной в Оренбург в губернскую канцелярию к губернатору Рейнсдорпу – ученику своего деда.
Рейнсдорп снова привел Шванвича к присяге и отправил служить в отряд Петра Михайловича Голицына, одного из руководителей подавления пугачевского бунта. Тот оказался менее снисходительным и, узнав о недавнем пугачевском прошлом Шванвича, отправил его под арест. В заключении Шванвич охотно давал показания о своем пребывании на стороне мятежников, не скрывая, что главной причиной, заставившей присягнуть «Петру III», было желание спасти свою жизнь.
Приговор в отношении Пугачева и его сообщников был объявлен в начале 1775 года. В отношении Шванвича было принято решение «лиша чинов и дворянства, ошельмовать, переломя над ним шпагу», а затем отправить в ссылку.
Возможно, относительно мягкое наказание в отношении офицера, нарушившего присягу, было связано не только с тем, что он бежал от бунтовщиков, но и что сам Пугачев указывал: мол, Шванвич по большей части уклонялся от службы и сказавшись больным, укрывался в земляной бане «лежал тамо день и ночь со свечой месяца два с лишком».
В мае того же 1775 года было указано перевести Шванвича «в такой город, откуда уйти не может» и направили «до Томска, оттуда в Енисейск, а из сего места – в Мангазею» (недалеко от Туруханска). Ныне это Старотуруханск Туруханского района Красноярского края.
На деле Шванвича была поставлена резолюция: казенных денег на содержание не выдавать, то есть он должен был жить своим трудом. В архивах сохранилось несколько документов, написанных им: видимо, будучи человеком образованным, он вел различные дела и торговые расчеты. Умер Михаил Шванвич в Туруханске в 1802 году, оставив двух дочерей.
Красноярский историк Т.И.Баженова обнаружила в Государственном архиве Красноярского края документы, связанные с Шванвичем (Швановичем). В том числе несколько его автографов, датированных 1792 годом. Как отмечает Баженова, в 1801 году он проживал на усадьбе у жителя Туруханска крестьянина Мартемьяна Константиновича Черепанова, был он вдовцом, и было у него две дочери – Марфа и Фекла. В документе 1802 года у него записан «приемыш Петр».
«РОМАН УШЕЛ ДАЛЕКО ОТ ИСТИНЫ»
Как отмечал пушкинист Юлиан Оксман, работа над повестью о Шванвиче не пошла дальше начальных наметок плана, ибо изучение архивных материалов о пугачевщине, доступ к которым Пушкин получил 25 февраля 1833 года, настолько его увлекло, что вместо повести он сразу же принялся за «Историю Пугачева».
Однако и от идеи написать про дворянина-изменника он тоже не отказался. Правда, замысел менялся несколько раз. Вместо Шванвича, служившего Пугачеву «со всеусердием» и на ответственных командных постах, в новых вариантах плана повести о дворянине-пугачевце появляется Башарин, пленник Пугачева, помилованный по просьбе его солдат, но скоро вновь оказавшийся в рядах царских войск.
Именно Башарин, как можно догадаться, стал прототипом Петра Гринева. Как отмечал Юлиан Оксман, в наметках повести о Башарине фигурировал гвардеец, высланный «за шалость» из столицы в окраинный крепостной гарнизон, как будущий Швабрин в Белогорскую крепость. В черновых заметках, развивающих и дополняющих начальный план, появляются первые контуры образов отца и дочери Мироновых — «старый комендант» и «комендантская дочка».
«Дошедшие до нас планы романа особенно ярко, как это было показано уже выше, демонстрируют процесс постепенного политического и интеллектуального снижения его героя, - указывает Юлиан Оксман. - Вместо Шванвича, выходца из кругов петербургской гвардейской оппозиции, активного союзника Пугачева, в четвертом варианте плана повести появляется капитан Башарин — пленник Пугачева, пощаженный по просьбе любивших его солдат, но скоро вновь оказавшийся в рядах правительственных войск».
В итоге Пушкин все-таки отказался делать главным героем повести изменника, перешедшего на сторону бунтовщиков, как планировал поначалу. И главным героем стал офицер, который бережет честь смолоду.
Кстати, даже имя Гринева (в черновой редакции романа он именовался Буланиным) было выбрано не случайно: в правительственной информации от 10 января 1775 года об окончании процесса Пугачева имя подпоручика Гринева значилось в ряду тех, кои «находились под караулом, будучи сначала подозреваемы в сообщении с злодеями, но по следствию оказались невинными».
Напомним, что первое, что мы узнаем о Швабрине из романа, его совершенно не украшает. Как только Гринев прибыл в Белогорскую крепость, ему рассказали: «Швабрин Алексей Иваныч вот уж пятый год как к нам переведен за смертоубийство. Бог знает, какой грех его попутал; он, изволишь видеть, поехал за город с одним поручиком, да взяли с собою шпаги, да и ну друг в друга пырять; а Алексей Иваныч и заколол поручика, да еще при двух свидетелях! Что прикажешь делать? На грех мастера нет»…
Облик Швабрина был не в его пользу. Процитирую «Капитанскую дочку»: «На другой день по утру я только что стал одеваться, как дверь отворилась и ко мне вошел молодой офицер невысокого роста, с лицом смуглым и отменно некрасивым, но чрезвычайно живым. «Извините меня» — сказал он мне по-французски — «что я без церемонии прихожу с вами познакомиться. Вчера узнал я о вашем приезде; желание увидеть наконец человеческое лицо так овладело мною, что я не вытерпел. Вы это поймете, когда проживете здесь еще несколько времени». — Я догадался, что это был офицер, выписанный из гвардии за поединок. Мы тотчас познакомились. Швабрин был очень не глуп…».
Потом, как все помнят, была дуэль между Гриневым и Швабриным из-за Маши, капитанской дочки, причем Швабрин показал себя не самым благородным образом: нанес удар исподтишка, воспользовавшись тем, что соперник отвлекся.
«Долго мы не могли сделать друг другу никакого вреда; наконец, приметя, что Швабрин ослабевает, я стал с живостию на него наступать и загнал его почти в самую реку. Вдруг услышал я свое имя, громко произнесенное. Я оглянулся, и увидел Савельича, сбегающего ко мне по нагорной тропинке……. В это самое время меня сильно кольнуло в грудь пониже правого плеча; я упал и лишился чувств».
«Капитанская дочка» проходила через цензуру, и Пушкину приходилось вносить определенные изменения, чтобы произведение было допущено к печати. Как отмечает Юлиан Оксман, Пушкину пришлось внести по требованию цензора коррективы в первые главы романа, а по поводу заключительной его части он же должен был письменно разрешить недоуменный вопрос своего официального рецензента: «Существовала ли девица Миронова и действительно ли была у покойной императрицы?».
«Имя девицы Мироновой вымышлено, — отвечал Пушкин. - Роман мой основан на предании, некогда слышанном мною, будто бы один из офицеров, изменивших своему долгу и перешедших в шайки пугачевские, был помилован императрицей по просьбе престарелого отца, кинувшегося ей в ноги. Роман, как изволите видеть, ушел далеко от истины».
