«Ангел, которого я обожал всю мою жизнь! Я не смею больше словами выражать все чувства, которые ты мне внушаешь. С того времени как я знаю, что ты настаиваешь на выполнении обещанной жертвы, молчаливое восхищение — вот единственное чувство, дозволенное человеку, который недостоин тебя ни в каком отношении. Итак, ты неизменна, божественная женщина!» — писал декабрист Иван Анненков своей возлюбленной.
ТАЙНОЕ ПРИЗНАНИЕ
Возможно, кому-то эта любовная история покажется знакомой. Действительно, в свое время Александр Дюма-отец написал о ней роман «Учитель фехтования», а уже на нашей памяти режиссер Владимир Мотыль снял фильм «Звезда пленительного счастья». Образы Полины Гебль и Ивана Анненкова воплотили Эва Шикульска и Игорь Костолевский. Но едва ли кто-то будет пересматривать этот фильм: хотя сделан он и был очень качественно, сегодня он может показаться несколько архаичным. Да и вообще в той истории немало любопытных деталей, не слишком известных широкой публике.
С Полиной Гебль, дочерью наполеоновского офицера, французской модисткой, приехавшей в Россию, офицер гвардейского Кавалергардского полка Иван Анненков познакомился за полгода до восстания на Сенатской площади. Профессия привела ее в 1824 году в Москву: торговый дом Дюманси набирал работников для большого склада товаров и магазина на Кузнецком Мосту – этот «святилище роскоши и моды», как называли эту улицу жители первопрестольной…
В июне 1825 года Анненков был командирован в Пензу на Петропавловскую ярмарку «ремонтером» — произвести закупку для полка строевых лошадей. Там он встретил Полину Гебль, также приехавшую на ярмарку. Молодые люди были знакомы ещё по Москве, но именно в Пензе между ними вспыхнуло настоящее чувство.
«Это был мезальянс, — отмечает историк Иван Сивопляс. — С одной стороны, богатый молодой красавец со всеми возможными жизненными перспективами — с другой, иностранка 25 лет, по тем временам — очень немолодая девушка. Вдобавок, в «обществе» слово модистка служило не столько для обозначения профессии, сколько репутации барышни. Считалось, что, если девушка свободна в выборе занятий, значит, она свободна и от моральных принципов.
3 июля 1825 года счастливая пара покинула Пензу, устроив тур по пензенским и симбирским имениям Анненковых. У Ивана не было тайн от любимой – он поведал ей, что является членом тайного общества, желающего переменить власть в России. Но, главное, в Пятино Иван предложил Полине обвенчаться – тайно, зато навечно!.. Он будто бы нашёл свидетелей и договорился со священником – но, по словам Полины, она сама в последний момент отказалась, заранее не желая обострять отношений с будущей свекровью. Но, вероятнее всего, сразу отказался священник…».
Как бы то ни было, в ноябре 1825 года Иван и Полина покинули симбирскую провинцию: она вернулась в Москву, он в Петербург, в Кавалергардский полк. Примерно за месяц до восстания, из бесед молодых людей, собиравшихся в доме Ивана Александровича, Полина узнала о готовящемся антиправительственном выступлении.
«Это, конечно, меня сильно встревожило и озаботило и заставило опасаться за жизнь обожаемого мною человека, так что я решилась сказать ему о моих подозрениях и умоляла ничего не скрывать от меня, — вспоминала она впоследствии. — Тогда он сознался, что участвует в тайном обществе и что неожиданная смерть императора может вызвать страшную катастрофу в России, и заключил свой рассказ тем, что его наверное ожидает крепость или Сибирь. Тогда я поклялась ему, что последую за ним всюду».
Будучи уже беременной, Полина осталась в Москве ждать вестей от любимого. Но вместо писем от Анненкова пришли известия о бунте в Петербурге. О судьбе Ивана Александровича ничего не было известно, и она жила, терзаемая неизвестностью.
ПОБЕГ НЕ УДАЛСЯ
14 декабря 1825 года Иван Анненков был на Сенатской площади, однако вовсе не в рядах мятежников. Предшествовали этому следующие события. За два дня до восстания Анненков участвовал в собрании заговорщиков, проходившем в доме князя Оболенского и, когда речь зашла о вооружённом восстании, резко высказался против. Он пояснил, что солдаты его Кавалергардского полка не расположены к выступлению, а само выступление назвал «большой ошибкой, предприятием, обреченным на неудачу».
И в день мятежа, 14 декабря 1825 года, Анненков, как он затем докладывал на следствии, «вместе с полком присягнул и потом во фронте с оным находился».
«Историки пытались оправдывать Ивана Александровича, мол, он так крепко пытался сохранить тайну организации, что вынужден был оказаться «по ту сторону фронта», — отмечает историк Иван Сивопляс. — На самом же деле Анненковым двигало полковое братство, и братство это было сильнее идей – ну не мог оставить тех, с кем служил в одном строю, перед лицом опасности, пусть даже исходила она от тех, с кем его соединяло тайное общество!».
Однако неучастие в самом мятеже не спасло Ивана Анненкова. Арестованные декабристы дали показания против него. 19 декабря, спустя четыре дня после бунта, он был арестован в казармах Кавалергардского полка. На первом допросе ему удалось скрыть свою принадлежность к тайному обществу. Следствие не придало серьезного значения его роли в заговорщицкой деятельности и он был отправлен на шесть месяцев под строгий арест в Выборгскую крепость.
Однако показания декабристов о том, что Анненков разделял идею цареубийства, изменили ситуацию. Анненков был осужден как государственный преступник второго разряда. Решением суда его, лишив дворянства и чинов, приговорили к ссылке в каторжные работы сроком на 20 лет с последующим выходом на поселение.
«Между тем я изнывала с тоски по нем и после напрасных попыток, сделанных мною в Москве, чтобы узнать что-нибудь о постигшей его участи, я решилась наконец отправить одного из преданных ему слуг в Петербург, чтобы узнать, где он мог находиться», — вспоминала Полина Анненкова. 11 апреля 1826 года она родила дочь Александру и тяжко заболела после родов, прикованная на три месяца к постели. Оправившись, влезла в долги, она отправилась в Петербург, чтобы как-то помочь, чтобы увидеться с любимым. Возникла даже мысль устроить ему побег за границу.
«Между тем у меня явилась очень смелая мысль, которую я решила привести в исполнение, это увезти Ивана Александровича за границу, — вспоминала Полина Анненкова. — А случай познакомил меня с одним немцем, который продавал мне свой паспорт за 6 тысяч рублей. Беспрестанно бывая в крепости, я познакомилась там со многими и узнала, что вывести оттуда Ивана Александровича было бы не так трудно, как казалось сначала. Потом мы могли сесть на купеческое судно и с помощью паспорта, под чужим именем, пробраться далее. Но для этого необходимы были деньги и много денег, а у меня их не было…»
«ОТКАЖУСЬ ОТ СВОЕГО ОТЕЧЕСТВА»
Конечно же, побег не удался. Ивана Анненкова отправили в читинский острог, а Полина сразу же начала ходатайствовать о разрешении отправиться вслед за ним. Ее положение, по сравнению с женами декабристов, отправившимися за мужьями в Сибирь и встретившими громадные препятствия со стороны правительства, было еще более сложным. Она была иностранкой, всего лишь гражданской супругой государственного преступника, поэтому не имела никаких юридических прав, которые позволили бы воспользоваться высочайшим распоряжением о правилах для «невинных жен» государственных преступников.
Остается только поражаться ее верности, смелости и решительности. Узнав, что Николай I будет на маневрах под Вязьмой в мае 1827 года, Полина отправилась туда в надежде получить аудиенцию у императора. Были пущены связи французской колонии в Москве и в самой Вязьме, где гостиницу содержал француз. И это удалось: Полина лично передала ему письмо.
«Ваше величество, позвольте матери припасть к стопам вашего величества и просить, как милости, разрешения разделить ссылку ее гражданского супруга. Религия, ваша воля, государь, и закон научат нас, как исправить нашу ошибку. Я всецело жертвую собой человеку, без которого я не могу долее жить. Это самое пламенное мое желание. Я была бы его законной супругой в глазах церкви и перед законом, если бы я захотела преступить правила совестливости. Я не знала о его виновности; мы соединились неразрывными узами. Для меня было достаточно его любви…
Милосердие есть отличительное свойство царской семьи. Мы видим столько примеров этому в летописях России, что я осмеливаюсь надеяться, что ваше величество последуете естественному внушению своего великодушного сердца.
В нашей ссылке, государь, я буду благоговейно исполнять все ваши повеления. Мы будем благословлять священную руку, которая сохранит нам жизнь, бесспорно весьма тяжкую, но мы употребим все силы, чтобы наставить нашу нежно любимую дочь на путь чести и добродетели. Мы будем молить бога о том, чтобы он увенчал вас славою…
Соблаговолите, государь, открыть вашу высокую душу состраданию, милостиво дозволив мне разделить его изгнание. Я откажусь от своего отечества и готова всецело подчиниться вашим законам…».
Резолюция царя на письме гласила: «Писать Лепарскому, чтоб он объявил Анненкову о просьбе и намерении такой-то. Требовать его объяснения — желает ли он иметь ее своею законною женою; без его согласия и решительного намерения г-жа № не получит позволения отправиться в Сибирь».
Однако только в ноябре того года Полине Гебль было дано высочайшее дозволение следовать в Сибирь, на Нерчинские заводы. Там отбывал наказание государственный преступник Анненков, который, «будучи спрошен, изъявил желание вступить с означенной Поль в законный брак». Более того, Николай I распорядился, чтобы московский генерал-губернатор выделил ей на это путешествие три тысячи рублей.
В ночь на 23 декабря 1827 года она выехала из Москвы, в начале марта 1828 года добралась до Читы. А спустя месяц Иван Анненков и Прасковья Егоровна Гебль (хотя в истории она осталась как Полина) – так стали звать ее по-русски – обвенчались в Михаило-Архангельской церкви в остроге Чита. На время церемонии с Ивана Анненкова сняли кандалы. Вечером новобрачным предоставили получасовое свидание.
«Это была любопытная и, может быть, единственная свадьба в мире, — вспоминал декабрист Николай Басаргин. — На время венчания с Анненкова сняли железа, и сейчас по окончании обряда опять надели и увели обратно в тюрьму».
Ученый Евгений Иванович Якушкин, сын декабриста, в письме к жене из Сибири, характеризуя взаимоотношения Анненковых, писал: «Упасть духом он (Анненков. — Ред.) мог бы скорее всякого другого, но его спасла жена. Как бы ни были стеснены обстоятельства, она смеется и поневоле поддерживает бодрость в других… Анненков женился на ней и хорошо сделал, потому что без нее со своим характером совершенно погиб бы. Его вечно все тревожит, и он никогда ни на что не может решиться…».
«МНОГО БЫЛО ПОЭЗИИ В НАШЕЙ ЖИЗНИ»
Дальше жизнь шла своим чередом. «После полуторагодового пребывания в Чите с заключенных были сняты оковы, — вспоминала Полина Анненкова. — Сделано это было с большою торжественностью: комендант приехал в острог в мундире объявить монаршую милость, и цепи снимались в присутствии его и всей его свиты. После того как мужья наши были освобождены от цепей и с ними сделались милостивее, солдаты перестали нас гонять от ограды, и мужей стали пускать к нам каждый день, но на ночь они должны были возвращаться в острог…».
Иван и Полина прожили долгую жизнь. Полина рожала 18 раз, при этом выжило только семь ее детей – четверо дочерей и трое сыновей. «Надо сознаться, — вспоминала она, — что много было поэзии в нашей жизни. Если много было лишений, труда и всякого горя, зато много было и отрадного. Все было общее — печали и радости, все разделялось, во всем друг другу сочувствовали, всех связывала тесная дружба».
В 1839 году Ивану Анненкову было разрешено поступить на службу, спустя два года семья переехала в Тобольск, где и жила до самой амнистии 1856 года, а после нее – в Нижнем Новгороде. Жить в столицах им было запрещено. Полина Анненкова продиктовала дочери Ольге воспоминания о своей жизни. Ольга Ивановна перевела их с французского и издала в 1888 году.
Иван Александрович служил чиновником по особым поручениям при губернаторе, был членом комитета по улучшению быта помещичьих крестьян, участвовал в подготовке реформ, работал в земстве, избирался в мировые судьи. Пять сроков подряд нижегородское дворянство избирало Анненкова своим предводителем. Полина была избрана попечительницей нижегородского женского Мариинского училища.
Как отмечают историки, с годами характер Ивана Анненкова портился, он становился раздражительным, а Полина (Прасковья Егоровна) все так же снисходительно относилась к нему. До последних дней своих она ухаживала за ним, как за ребенком. И до самой смерти не снимала с руки браслет, отлитого Николаем Бестужевым из кандалов ее мужа.
Полина ушла из жизни 4 сентября 1876 года. Ее супруг не смог жить без нее. Его рассудок повредился от горя, он гнал прочь людей, приехавших выразить сочувствие, чудил в церкви при отпевании. Впав в безумие, он прожил на попечении детей чуть больше года, после чего и сам в январе 1878 года покинул этот мир.
