Про героя нашего нынешнего повествования, адмирала Павла Васильевича Чичагова, существует такой исторический анекдот. После того, как он впал в немилость и поселился за границей, он нередко отзывался о России свысока. Дипломат Петр Иванович Полетика, встретившись с Чичаговым в Париже и выслушав его гневные тирады в адрес русских властей, язвительно сказал ему: «Признайтесь, однако ж, что есть в России одна вещь, которая так же хороша, как и в других государствах». «А что, например?». «Да хоть бы деньги, которые вы в виде пенсии получаете из России»…
«Я ПЕРЕХИТРИЛ АДМИРАЛА!»
Трудно сказать, произошел ли в реальности подобный диалог, но факт остается фактом: адмирал Павел Чичагов, действительно, впал в немилость, причем, как считали многие современники, не совсем заслуженно. Или, можно сказать, совсем незаслуженно…
Он был амбициозен? Несомненно. С самого вступления Александра I на престол Павел Чичагов был в числе персон, особо приближенных к императору. Да и заслуг перед Отечеством на морском и военном поприще у него, действительно, было немало. В июле 1807 года он был произведен в адмиралы и назначен министром морских сил, весной 1812 года — главнокомандующим Дунайской армией, главным начальником Черноморского флота и генерал-губернатором Молдавии и Валахии.
На исходе Отечественной войны 1812 года Дунайская армия и соединившаяся с ней в сентябре Третья Западная армия под общим руководством Чичагова по плану Кутузова совместно с корпусом генерала Витгенштейна должны были отрезать пути отхода войск Наполеона на запад и не допустить переправы их через реку Березину. Однако из-за отсутствия взаимодействия между русскими армиями и ошибок командующих группами войск план этот выполнен не был.
Историки считают, что несмотря на то, что Наполеон потерпел на Березине катастрофическое поражение (недаром во французский язык с тех пор даже вошло слово «березина» как символ крайней неудачи), случай окончательно разгромить Наполеона был упущен. Причин был немало, в том числе важным фактором было и то, что французские военачальники не показали себя деморализованными.
Отряд кирасир Удино вместе с пехотой, несколькими пушками и толпой беженцев спустились на берег реки и устроили такой шум, что создавалось впечатление лихорадочной постройки моста. Адмирал Чичагов попался на эту удочку. Кроме того, он получил депешу от Кутузова, в которой сообщалось, что Наполеон скорее всего попытается переправиться через Березину около Бобруйска. То есть совсем в другом месте.
Поэтому, невзирая на протесты многих офицеров, адмирал приказал своей армии отойти к Собачевичам, бросив позиции напротив Студенки и Борисова. Французы были крайне довольны произведенным маневром. «Я перехитрил адмирала! — воскликнул Наполеон. — Он думает, я сейчас нахожусь в том месте, где приказал провести отвлекающий маневр, — он направляется к Борисову!»…
После событий на Березине Кутузов отправил Чичагову письмо, в котором были такие строки: «Лестно всякому иметь такого сотрудника и такого товарища, какого я имею в Вас». Однако, по свидетельству современников, в узком кругу он говорил: мол, можно простить Чичагова по той причине, что моряку нельзя уметь ходить по суше и что он не виноват, если государь вручил столь такие важные действия против неприятеля в руки человеку хотя и умному, но не ведающему военного искусства.
«ДУХ НЕЗАВИСИМОСТИ»
45-летний Павел Васильевич Чичагов, как это нередко бывает, в этой ситуации оказался «крайним». Или, если угодно, «стрелочником». Его не наказали, однако репутация его была в немалой степени испорчена. Одни упрекали его в трусости и нерешительности, другие – даже в государственной измене и предательстве. Гавриил Державин высмеял Чичагова в эпиграмме, а Иван Крылов – в басне «Щука и кот».
Адмирал тяжело переживал сложившуюся ситуацию, которую считал проявлением крайней несправедливости по отношению к себе. Тем более подобное с ним случилось уже не в первый раз. Свою роль играл и бескомпромиссный характер Чичагова.
В своих мемуарах он замечал, что по телосложению пошел в отца-мореплавателя («худощавый, подвижный и среднего роста»), а вот непокорность он унаследовал от матери. «Матушка была женщина здравомыслящая и рассудительная и, как природная саксонка, передала мне, как я думаю, тот, свойственный этому племени, дух независимости, который я навсегда в себе сохранил», — отмечал Чичагов.
В 1797 году Чичагов, командуя кораблем «Ретвизан», участвовал в больших флотских маневрах под штандартом государя императора Павла I. Корабль оказался одним из лучших и монарх наградил капитана орденом св. Анны 3-й степени и чином полковника, но конверт, в котором был послан приказ о производстве, был адресован ему как подполковнику. Чичагов запросил руководителя флота графа Кушелёва, должен ли он считать себя полковником. Кушелёв ответил: «Конечно, нет, ибо вы должны видеть, что на конверте вы означены подполковником».
Павел Чичагов посчитал себя оскорбленным и принялся хлопотать об отставке, которую ускорил Кушелёв, оклеветав его перед императором. Он заявил, что Чичагов не желает служить по указанию государя.
Было и еще одно обстоятельств. Павел Чичагов попросил у императора соизволения выехать за границу, чтобы жениться на своей избраннице англичанке Элизабет Проби, на что получил отказ: мол, в России настолько достаточно девиц, что нет надобности ехать искать их в Англию. Недоброжелатели адмирала преподнесли это намерение так, якобы Чичагов намеревался сбежать на службу к англичанам…
Павел немедленно лишил того мундира и орденов и велел посадить в Петропавловскую крепость, в отделение государственной тюрьмы. Навестив Чичагова в заключении, император счел помещение его слишком чистым и светлым и приказал перевести в каземат. Впрочем, вспыльчивый Павел Петрович, как известно, был отходчивым. В июле 1799 года он освободил Чичагова, заявив ему: «Позабудем, что произошло, и останемся друзьями».
Чичагов был восстановлен в чинах и наградах, произведен в контр-адмиралы и назначен командующим эскадрой для совместной с Великобританией голландской экспедиции. С пришествием Александра I на престол Чичагов вошел в состав императорской свиты, был назначен начальником Военной по флоту канцелярии, которая вскоре была преобразована в министерство морских сил, ему было присвоено звание вице-адмирала, он вошел в состав Государственного совета.
Чичагов принялся за преобразование русского флота. В том числе запретил подвергать телесным наказаниям штурманских помощников унтер-офицерского чина и заковывать матросов в кандалы. Вел новую, более удобную форма одежды моряков, вместо шпаг атрибутами офицерского обмундирования стали кортики. Кроме этого, он вывел на новый уровень строительство новых типов современных по тем временам кораблей, занялся укреплением портов и гаваней, боролся с казнокрадством и взяточничеством… Те, против кого были нацелены действия Чичагов, боялись его и ненавидели.
Да и приняв от Кутузова весной 1812 года командование Дунайской армией, Павел Чичагов начал с проверки. Он вскрыл немало серьезных нарушений — развал дисциплины, злоупотребления в госпитальной и финансовой сферах.
ОТЕЧЕСТВО БУДЕТ СЧАСТЛИВЫМ И СВОБОДНЫМ
В нынешний раз, после Березины, Чичагову никто не сказал: «Позабудем, что произошло…». В 1813 году он был уволен в бессрочный отпуск с сохранением денежного содержания «до излечения болезни» и в 1814 году навсегда покинул Россию. С собой он увез прах любимой супруги Елизаветы, который перезахоронил в английском городке Беддингтон рядом с сельским храмом, где в 1799 году состоялась церемония их бракосочетания.
За границей Чичагов прожил больше трех с половиной десятков лет. Переезжал из одной страны в другую, жил во Франции, в Бельгии, Италии, Швейцарии и, наконец, обосновался во Франции, в парижском предместье, купив в 1822 году особняк, который и поныне местные жители зовут «Домом адмирала».
Еще в 1815 году адмирал начал писать мемуары, он довел их до 1834 года, когда потерял зрение. В своих записках Чичагов сообщил много ценных исторических фактов из эпох царствования Екатерины II, Павла I и Александра I, давая характеристики многим государственным деятелям и приводя множество подробностей, основанных на неизвестных дотоле документах и письмах.
Кстати, в его записках есть и «сравнительная характеристика европейских народов». Павел Чичагов был известным англофилом, поэтому нет ничего удивительного, что про англичан он написал достаточно восторженные строки, отмечая их «дух независимости».
«Общая склонность итальянцев, например, заключается в любви к прекрасному… Если итальянцы когда-либо будут иметь власть дать себе конституцию, я думаю, что она будет переложена на партитуру, будет подчинена прекрасному и одушевлена тем, что прекрасно. Первые поэты, первые художники, быть может, первые красавицы — сделаются у них величайшими государственными людьми», — отмечал Чичагов.
Французов Чичагов упрекал за некоторую легкомысленность. «Их может очаровать лишь миловидное, — отмечал он. — Французы — люди удовольствий, потому что зародыш основного в них чувства, стремления к миловидному, облегчает доступ к удовольствиям и размножает их».
Был ли Павел Чичагов русофобом? Нет, ни в коей мере. Он считал, что многовековые крепостнические отношения воспитали в русском народе раболепство, причем «боязнь взаимная: крепостные боятся своих господ; господа — своих крепостных; страх обоюдный»… Тем не менее он был уверен, что от этого недуга вполне можно избавиться, он вовсе не является врожденным.
«У дворянства нет большой нравственной силы, но в русском народе, переносящем иго самовластия в течение веков, никогда не оскудеет его примерная сила, заслуживающая удивления иностранцев, — отмечал Чичагов. — Увы, не увижу я собственными моими глазами мое отечество счастливым и свободным, но оно таковым будет непременно, и весь мир удивится той быстроте, с которой оно двинется вперед… Однажды, когда нравственная сила этого народа возьмет верх над грубым, пристыженным произволом, тогда его влечение будет к высокому…»
ПРОСТИЛ ОБИДЧИКОВ
Возвращаясь же к историческому анекдоту, с которого мы начали наш рассказ: да, действительно, Павел Чичагов жил на пенсию и жалование члена Государственного Совета. Так продолжалось два десятка лет, пока в 1834 году он не отказался подчиниться указу Николая I о пятилетнем пребывании за границей и вернуться, за что был выведен из состава Государственного совета, а затем уволен со службы. Его имущество в России было секвестрировано. После этого Чичагов принял английское подданство.
Перед смертью он простил своих обидчиков и хотел уничтожить «Записки», но дочь Екатерина уговорила отца не делать этого. Она завещала все бумаги адмирала его внуку, Леониду Михайловичу Чичагову, который обнаружил их случайно в Париже в 1881 году. Он погрузился в изучение материалов, перевел «Записки» на русский язык, собрал все бумаги воедино, привел в порядок все документы, найденные среди бумаг. Уже в 1883 году в журнале «Русская старина» он опубликовал краткую характеристику Павла Васильевича и рассказал о судьбе его мемуаров. Вскоре первые пять глав были выпущены отдельной книжкой.
Цель публикации Леонид Чичагов объяснял так: «Многие личности, несправедливо навлекающие на себя негодование или презрение потомства, окажутся вовсе не столь темными и гнусными, какими мы привыкли считать их по наследственным традициям, и, наоборот — личности, особенно превознесенные и излюбленные, далеко не заслуживающими ни сочувствия, ни уважения потомства».
Леонид Чичагов понимал и в основном, разделял, взгляды своих предков: «Можно купить за деньги верноподданного, который соразмеряет личный интерес с трудолюбием, опертой и чувством самосохранения, но купить верноподданного патриота, одушевленного идеей и воодушевляющего своих соотечественников, жертвуя собой из любви к родине, невозможно; первых найдешь у соседа сколько угодно, а вторых — только у себя дома.
Наконец, француз может быть англичанином, американцем, а англичанин итальянцем, испанцем, даже русский способен превратиться в человека любой национальности, но русским никогда не сделается ни француз, ни англичанин, ни немец».
