Восемьдесят лет назад, в феврале-марте 1943 года, Красная армия, разгромив врага под Сталинградом, освободила от противника южные регионы страны, куда нацисты прорвались к концу лета 1942 года. Оккупация там была не очень долгой, но чрезвычайно жестокой и кровавой. Расследуя злодеяния фашистских захватчиков, следователям приходилось нередко сталкиваться с фактами измены и предательства со стороны советских граждан. Часть коллаборационистов успела уйти вместе с отступавшими немецкими войсками, многих удалось задержать и предать справедливому суду.
«Я ВЫНУЖДЕНА ТЕБЯ ВЫДАТЬ…»
Для Ленинграда эта история имела особое значение: немало жителей блокадного города было эвакуировано весной 1942 года в Краснодарский край и на Северный Кавказ. В самые теплые края и, как казалось, далеко от войны. Но она ворвалась туда, немцы наступали стремительно, многие ленинградцы просто не успели эвакуироваться и оказались в оккупации.
«9 августа (1942 года. – Ред.) в 4 часа дня мы должны были выйти из Пятигорска (пешком в сторону Нальчика. – Ред.). В половине второго начался неожиданный артиллерийский обстрел, пулеметная и ружейная стрельба, — писала в письме мужу, уже после освобождения из оккупации, жительница Ленинграда Татьяна Сперанская. — Немецкие танки и мотоциклисты входили в город. Жуткие минуты, незабываемые никогда!!..
…Мы остались в оккупированном городе. Теперь в моей биографии несмываемое пятно: работала на немцев и осталась жива. Да, мне, советскому инженеру, пришлось работать уборщицей у немецких солдат, мыть полы, стелить им кровать, чистить их распроклятые сапоги, выслушивать их глупейшие и пошлейшие реплики и предложения, сносить тысячи мелких уколов самолюбия!! Это ли не унижение!! И все же это лучше, чем бы нас угнали в Германию на военный завод работать там пленными; ведь в Пятигорске угоняли народ для отправки в Германию…
Теперь я собственными глазами увидела, что представляют собой немецко-фашистские войска и что они творят в оккупированных городах. Я видела длинные вереницы еврейских семейств, выселяемых из Пятигорска, 10 тыс. евреев и коммунистов было сожжено и расстреляно у Стеклянного завода в Мин. Водах. Я видела жуткую картину пожара в Пятигорске. В последние дни отступления немецких войск были сожжены и взорваны лучшие здания города и, главное, водопроводная станция…».
В другом письме Татьяна Сперанская рассказывала о том, что происходило в Пятигорске вскоре после прихода немцев: «На улицах были вывешены приказы немецкого командования: коммунистам и евреям зарегистрироваться в такой-то срок (кажется, две недели) в комендатуре. Евреи стали скрываться, а кто послабее в моральном отношении, пошли регистрироваться. Из нашей бывшей комнаты (в совхозе) Бетти, еврейка, не выдержала и зарегистрировалась. Потом мы узнали, что все зарегистрированные коммунисты и евреи были убиты в Минеральных Водах…
Однажды, не помню точно, когда, мы шли группой девушек, нам повстречался немец, он оставил нас и на ломаном русском языке пополам с немецким объяснил нам, что мы должны пойти с ним, для того, чтобы убрать и вымыть пол в тех помещениях, где поселились немцы. Пришлось всем пойти с ним. Потом нас разместили по разным казармам. Туска (сестра Наталья. – Ред.) и я убирала в разных местах. Туска – в солдатских казармах. Я в офицерских, сначала в самом Пятигорске, а потом меня и Мусю Ершову перевели в санаторий на горе Машук. Санаторий находился недалеко от знаменитого «Провала». Там мы с ней проработали до самого отступления немцев из Пятигорска.
Работа для меня была трудная – нужно было мыть широченный коридор в санатории, тщательно убирать комнаты, где жили офицеры. На весь санаторий мы были две пуцфрау (уборщицы). К счастью, Муся была сильней меня и много мне помогала. Когда все дневные работы были кончены, мы с Мусей шли в столовую, где каждый день ели одно и то же – вареную картошку, политую мясным соусом, и чай с хлебом. Денег нам, конечно, не платили.
Для нас с Туской это был все-таки выход, потому что за нашу работу немцы нас плохо, но кормили и давали хлеб с собой для мамы. Кроме того, когда началась вербовка молодежи в Германию, мы не боялись, что нас туда ушлют. Мы работали на немцев…».
Ленинградская школьная учительница Блюма Вязьменская оказалась в Краснодарском крае вместе с дочкой апреле 1942-го. В то время она работала воспитательницей детского сада, ставшего детским домом. В письмах она восклицала: «Мы попали в рай!». Тепло, цветущая природа, привольно, сытно… В августе 1942 года сюда прорвались немецкие войска, эвакуироваться никто не успел, а вскоре нацисты начали целенаправленное истребление еврейского населения.
«Много позже мне рассказывали, — говорит дочь Блюмы Вязьменской Лидия Михайловна, — что однажды маму вызвала директор детского дома и сказала: «Немцы везде ищут евреев. Я вынуждена тебя выдать, иначе меня расстреляют». Помню, как мама бежит по улице со мной на руках. Подбегает к калитке, вбегает во двор, бросается в дом, который был мне знаком. О чем-то быстро говорит с хозяйкой. Обращается ко мне: «Запомни, теперь это – твоя мама. А я – только воспитательница в детском доме».
В 1943-м, после освобождения Краснодарского края от нацистов, родные стали разыскивать Блюму Вязьменскую и ее дочь. Удобненский райотдел НКВД сообщил: Блюма Петровна расстреляна немецкими палачами…
ПО БЕРЛИНСКОМУ ВРЕМЕНИ
Негодование охватывает, когда узнаешь, что совсем вскоре после того, как пришли оккупанты, некоторые наши соотечественники стали изменниками и предателями. Они пошли работать в организованное нацистами так называемое гражданское самоуправление.
26 сентября 1942 года под девизом «Трудящиеся всех стран, объединяйтесь в борьбе против большевизма!» в Краснодаре вышел первый номер оккупационной газеты «Кубань», которая, спекулируя на голоде и репрессиях 1930-х годов, пыталась представить оккупантов «освободителями» и «благодетелями». Между тем, именно в Краснодаре нацисты впервые применили фургон-душегубку…
Во главе Краснодара немцы поставили бургомистра – из местных жителей. Менее чем за полгода на этом посту их сменилось три. Первым стал Михаил Воронков, «избранный» на эту должность 11 августа 1942 года. Он был отстранен от нее меньше чем через месяц. В распоряжении ортскоменданта Краснодара капитана Блехшмидта указывалось, что Воронков снят в связи с тем, что «за месяц самоотверженной работы на посту бургомистра города в сильной степени подорвал здоровье». Ему была выдана безвозвратная ссуда в 10 тысяч рублей «на лечение и отдых».
Воронкова сменил Ляшенко, а с 8 декабря 1942 года бургомистром Краснодара стал адвокат Василий Смыков. В 1943-м он бежал из города вместе с отступающими немцами.
В Таганроге за 21 месяц существования оккупационного режима сменилось четыре бургомистра. В Пятигорске 12 августа 1942 года, на третий день после оккупации города, бургомистром был назначен главный врач Курортного совета Орлов. «Все распоряжения и приказы бургомистра являются обязательными для населения, и будут поддерживаться авторитетом германской армии», — подчеркивалось в приказе военного коменданта Пятигорска от 12 августа 1942 года.
Устанавливая свой «новый порядок», немецкое командование даже перевело часы на берлинское время, то есть на час назад. Раньше всего это произошло в оккупированном Таганроге — с 20 декабря 1941 года. В начале августа 1942 года по «берлинскому времени» заставили жить Ростов-на-Дону, с 11 августа – Ставрополь, с 4 ноября – Ейск.
Но краснодарцы сопротивлялись. Подпольщики действовали повсюду…
ПРЕСТУПЛЕНИЯ БЕЗ СРОКА ДАВНОСТИ
Краснодар был освобожден от нацистов 12 февраля 1943 года. Спустя пять месяцев, в июле 1943-го, в городе состоялся первый в стране судебный процесс по делу о зверствах оккупантов и их пособников.
Восьмерых подсудимых Военный трибунал приговорил к смертной казни через повешение, приговор был приведен в исполнение 18 июля на городской площади Краснодара в присутствии тысяч людей. На повешенных висели таблички «Казнен за измену Родине». Трое обвиняемых были осуждены на 20-летние каторжные работы.
«Стараясь упрочить свое господство на оккупированной территории Кубани и в целях привлечения на свою сторону отдельных прослоек населения, немцы привезли с собой ряд лиц, в прошлом руководителей контрреволюционного националистического движения, а также активно использовали остатки местных белогвардейских авторитетов, духовенство, реакционную часть научных работников, старой знати и прочий контрреволюционный и деклассированный элемент», — указывалось в справке НКВД по Краснодарскому краю, подготовленной после освобождения от нацистов.
Немцы пытались привлечь казаков как вооруженную силу против Советской власти, ради этого они обещали восстановить на Кубани все привилегии, которыми пользовалось в прошлом казачество.
«Так называемые добровольцы, вошедшие в казачьи фашистские сотни, представляли собой сброд уголовников и проходимцев, среди которых отсутствовала дисциплина, в силу чего немцы широко применяли мордобой и порку. Как правило, эти казачьи сотни были малочисленны и использовались немцами для карательных целей, борьбы с партизанами и лишь в отдельных случаях использовались для прикрытия отступающих немецких частей», — отмечалось в справке НКВД.
В документы указывалось, что немцам удалось привлечь на свою сторону некоторое количество лиц из «старой реакционной интеллигенции». Так, профессор медицины Кузнецов с приходом немцев в Краснодар принимал активное участие в создании оккупационного правительства, сам занял пост начальника отдела здравоохранения.
«Значительная часть этой категории интеллигенции ушла с немцами. УНКВД по этой линии арестовано 26 человек», — сообщалось в справке НКВД.
Начальник краснодарской краевой полиции Иосиф Белый, принимавший активное участие в формировании казачьих частей, в период немецкой оккупации атаман «Войска Кубанского», бежал из Краснодара вместе с немцами, потом служил во власовской армии. Выдачи в СССР избежал, известно, что в середине 1960-х годов жил в австрийском Зальцбурге. Его заместитель по штабу «Войска Кубанского» и краснодарской краевой полиции Георгий Тарасенко также бежал с немцами.
Советник бургомистра и секретарь управы Краснодара Александр Важливцев в сентябре 1943 года за измену Родине был осужден на 10 лет лишения свободы. Многие краснодарские коллаборационисты также получили аналогичные сроки.
Упомянутый выше Владимир Кузнецов, работавший при немцах главным врачом города, бежал с немцами, но был найден. В сентябре 1945 года он был арестован по обвинению в измене Родине. Находясь под следствием, умер в январе 1946 года. Андрей Бескровный, в период немецкой оккупации Краснодара работавший начальником политотдела городской полиции, в сентябре 1945 года военным трибуналом Московского гарнизона был осужден к высшей мере наказания. Военная коллегия Верховного суда СССР заменила ему смертную казнь на 20 лет лишения свободы.
Ускользнул от советского правосудия шеф «Зондеркоманды СС-10-а», действовавшей в Краснодаре, Курт Кристман. После окончания войны ему удалось скрыться и уехать в Аргентину, в 1956 году вернулся в ФРГ, занялся предпринимательской деятельностью.
Только в 1974 году он был арестован полицией в Мюнхене по обвинению в участии в убийстве 105 человек в районе Краснодара в 1942-1943 годах. В ходе судебного процесса, проходившего в Мюнхене, было доказано, что он использовал газовые грузовики в Краснодаре. 19 декабря 1980 года мюнхенский суд признал Кристмана виновным и приговорил к 10 годам тюремного заключения. Он умер в тюрьме в апреле 1987 года.
Точка в этой истории была поставлена совсем недавно. В прошлом году Краснодарский краевой суд признал зверства нацистов и их пособников на территории Кубани в годы Великой Отечественной войны геноцидом.
