«Я от натуры был влюбчив, первые мои приступы были жарки, но честь, долгая и беспредельная любовь к обязанностям не допускала меня ни с кем забываться», - отмечал в своих мемуарах князь Иван Долгоруков, прославившийся не только своей административной деятельностью на посту владимирского губернатора, но еще и своими многочисленными романами. Хотя женат был всего дважды, но оба раза – на выпускницах Смольного института благородных девиц.
«НИ О ЧЕМ НЕ ДУМАЛ, КАК ОБ АЛЕНЕ…»
Практически о каждом своем любовном приключении Иван Долгоруков подробно рассказал в своих мемуарах, охватывающих период с 1764 по 1822 год. Озаглавлены они весьма вычурно: «Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни, писанная мной самим и начатая в Москве 1788-го года в августе месяце, на 25-м году от рождения моего».
Подзаголовок гласил: «В книгу сию включены будут все достопамятные происшествия, случившиеся уже со мною до сего года и впредь имеющие случиться. Здесь же впишутся копии с примечательнейших бумаг, кои будут иметь личную со мною связь и к собственной истории моей уважительное отношение».
«Читая мою книгу, увидят многие измены и неверности с стороны моей, но никогда не заметят, чтоб я жертвовал публичному оглашению предметами моих страстей, - отмечал Долгоруков. – Никакая женщина не выставлена мною. Я влюбчив был, но и скромен. Могли отгадывать мои связи; я сам ими никогда не величался перед другими и не ставил хвастовства такого в ряду достоинств молодого человека».
«Первая моя от роду страсть» - роман с московской красавицей Аленой. Отношения завязались, когда князь, служивший в гвардии, в карауле Зимнего дворца, отправился в отпуск в Москву.
«Между родственниками нашими привыкнув посещать чаще всех княгиню Меншикову, тетку мне по отце, я влюбился в одну из ее дочерей… Меньшой было 13 лет, старшей едва 15, и младшая меня занозила… Я ежедневно более и более разгорался. Ни о чем не думал, как об А<лене>, никого не искал кроме ее; вместе с ней забывал всех, розно с ней скучал всем на свете…
Ах! Как мы далеки были от того чувства, которое нам приписывали! Мы не по родству, а по взаимному свободному влечению сердца друг друга везде искали и не могли ни на минуту почти без тоски расстаться… Видаясь всякий день, мы так между собой сделались коротки под покровительством прав родства, что нас трудно было разорвать. Отгадывайте наши потаенные поцелуи, скромные шепоты, записочки любовные, отгадывайте игру взглядов, разговор немой, все, все подобное; может быть, вы лишнего ничего не придумаете и во всем придется мне признаться, но — ничего более... решительно, по чистой совести, со всеми клятвами веры — ничего более».
Однако вскоре, по словам Долгорукова, его старшая кузина Лиза, «к несчастию моему, почувствовала ко мне склонность и требовала взаимности. Я всеми чувствами принадлежал сестре ее и не мог ей отвечать; но мать ее боготворила, баловала, тешила во всем… Алена имела мое сердце и ласки, а Лиза только последнее, и то с большим принуждением, чего, однако, она, по простоте своей, к счастию нашему, не примечала…».
Скоро отпуск кончился, и князь, «утопая в слезах», обнял Алену и отправился в путь. Прощаясь, они условились писать друг к другу каждую неделю. Но что взять с ветреного и влюбчивого молодого офицера!
«ЛЮБОВНЫЕ ПИСЬМЕНА ПРЕВРАЩЕНЫ В ПЕПЕЛ…»
По пути в столицу, в Твери, Долгоруков влюбился. «Жена г. губернатора была дама молодая, пригожая, милая в обращении. О проклятый бал! Приехал здоровый — отправился домой раненый. Москва на несколько дней осталась в тумане, и под лучами нового солнышка сердце мое новым огнем закипело. Словом, я в г-жу Лопухину влюбился. Вместо одного вечера зажился в Твери, беспрестанно был в доме у губернатора. На всех гулянках с ним, в городе и за городом», - вспоминал Долгоруков.
Впрочем, и его московская пассия тоже не особенно долго хранила верность. И когда Долгоруков встретился с ней в следующий раз, то понял, что не занимает места его в сердце. Князь был уязвлен и заставил ее объясниться.
«Поелику я пламеннее любил, нежели она, следовательно, я искал отмщения. Какого же? Мне хотелось унизить ее пред самою собою и восторжествовать над ее ветреностию. Я требовал на сей конец последнего с нею свидания глаз на глаз. Она не имела права мне в нем отказать. Мы съехались дома, и я, собрав перед ней кучу ее писем, кои хранил как самую редкую драгоценность, требовал, чтоб вслух при мне она каждое прочла сама. Румянец часто играл на щеках ее.
Я чувствовал многократно, что готов снова упасть к ногам ее, но испытание сие должно было достигнуть своей цели. По мере как она прочитывала письмецо, новые от меня упреки, и потом грамотка кидалась в огонь, понеже рукописей было много. Отодафе эта продолжалась долго, и чувства, хотя от разных уже побуждений, но с равной силой в обеих в нас волновались. Ее мучил стыд, меня терзало мщение. Костер погас. Все любовные письмена превращены в пепел…».
Следующим объектом страсти юного князя стала княжна Щербатова. «Что мудреного? Мне было двадцать лет, но я еще девствовал, хотя, может быть, и не в полном смысле слова, по крайней мере о женщинах мечтал только в воображении, не прикасаясь ни к одной. Натура меня обуревала своими побуждениями, и я их принимал за чистую сердечную любовь. Видя всех чаще Щербатову, к ней обращал все свои пламенные восторги, и она выходила для меня тогда второе издание Алены»…
С будущей женой князь познакомился в придворном театре. Камергер граф Чернышев набрал труппу из фрейлин и придворных, играли драму «Честный преступник». Долгорукову выпала роль престарелого отца. Тогда он и заприметил одну из актрис – барышню Евгению Смирнову.
Она была сиротой, дочерью капитана Сергея Максимовича Смирнова, убитого во время восстания Емельяна Пугачева в 1774 году под Оренбургом. В этом смысле она считается прототипом главной героини пушкинской «Капитанской дочки». По милости императрицы Екатерины она попала в Смольный институт, а потом к императорскому двору: стала воспитанницей великой княгини Натальи Алексеевны - жены будущего императора Павла I.
«Игравши у двора комедию, я скорее всех с нею ознакомился и скоро в нее влюбился, - вспоминал Долгоруков. - Чем суровее она со мною обращалась, тем сильнее я к ней привязывался и часто питал намерение на ней жениться, если буду взаимно ею любим. Трудно было до этого достигнуть, но я старался все преодолеть. Знал я, сколько препятств откроет мне в моем желании воля моих родных, потому что она была бедна, но любовь редко слушается рассудка, — все соображении становились химерою, когда глаза мои ее встречали. Я полюбил ее страстно и непременно решился соединить с ней судьбу мою».
«ДОМА С НИНОЙ ЖИТЬ МНЕ – РАЙ…»
Вскоре сыграли свадьбу, барышне было всего семнадцать лет. По воспоминаниям одного из современников, «брак был весьма счастливый: княгиня была кроткое, любящее существо, умирявшее непостоянный, подчас слишком пылкий характер мужа, который, в свою очередь, боготворил жену и воспевал ее в своих стихотворениях».
Долгоруков именовал ее в стихах псевдонимом — редким для того времени именем Нина. Это прозвание она заслужила, сыграв на сцене главную роль в комической опере-буфф Николя Далейрака «Нина, или Безумная из-за любви».
Иван Долгоруков посвятил ей такие стихи: «Без затей, в простом обряде, // Дома с Ниной жить мне — рай; // С нею в поле иль во граде // Мне любезен всякий край. // С ней убожества не знаю; // Всё по мне и всё на нрав. // Нина тут — я не скучаю; // Нины нет — и нет забав!».
Евгения родила десять детей, но в тридцать три года, в мае 1804 года, скончалась от чахотки. Незадолго до смерти, как вспоминал Иван Долгоруков, «ей вздумалось написать свой портрет, как бы чувствуя, что скоро небо увлечет ее в свое жилище и отнимет у любезных ей живое ее изображение. Я любил ее тешить. Она была слишком мила моему сердцу, чтоб отказать ей в какой-либо прихоти»…
После смерти супруги Долгоруков испросил себе отпуск, чтобы проводить тело своей жены до Москвы, где оно было погребено в Донском монастыре.
Смерть жены была для Ивана Долгорукова тяжелейшим ударом. Все в доме напоминало о ней, поэтому он уступил это здание мужской гимназии, открытой, кстати, по его инициативе. В письме директору гимназии Алексею Цветаеву от 15 октября 1806 года он сообщал: мол, ему очень приятно ему, что дом, в котором жила и скончалась добродетельная жена его, обратившись в общественное здание, не будет впредь зависеть от чьих-либо личных прихотей, а будет служить, так сказать, памятником той, которая провела в нем последние свои дни.
Кроме того, он пожертвовал деньги, полученные за свои сочинения, на приобретение книг для гимназической библиотеки. Причем пожелал, чтобы под нее была использована та комната, в которой скончалась его супруга. На месте смертного одра был поставлен монумент в ее честь - купол на столбах, под которым на возвышении были поставлены бюсты Ивана и Евгении Долгоруковых. Стихи князя гласили: «Евгения была изящность естества; // Семнадцать лет вкушал с ней райских дней блаженство; // В чертах ея лица зрел мира совершенство; // В чертах ея души зрел образ божества!».
«НЕ ПЕРВОЙ МОЛОДОСТИ, НО ПРИГОЖАЯ И ЛЮБЕЗНАЯ»
Несколько лет князь оплакивал свою жену, посвятил ей сборник стихотворений «Сумерки моей жизни». «Евгения моя одна прямо владела моим сердцем, влюблялся я во многих — любил прямо ее одну. Вот и ключ загадки моего с женщинами поведения», - вспоминал Долгоруков.
Тем не менее, спустя несколько лет после смерти супруги он женился еще раз. Его избранницей стал Аграфена Пожарская, дочь бывшего владимирского уездного предводителя дворянства Алексея Безобразова. Когда-то она воспитывалась в Смольном институте вместе с первой женой Долгорукова и была выпущена с ней в один год.
Примечательно, что князь познакомился с ней и влюбился еще при жизни супруги, но тогда не дал волю этому чувству. Случилось это в 1803 году в Шуе, куда Иван Долгоруков приехал по случаю набора в рекруты.
«В этом городе имел я случай познакомиться с госпожою Пожарскою, недавно овдовевшей… Женщина не первой молодости, но пригожая и любезная дама. У нее было трое маленьких детей… Госпожа Пожарская меня с первого взгляду пленила своим приятным обращением», - вспоминал Долгоруков.
Иван Михайлович вступил в пламенную переписку с новым предметом любви, да еще и на французском языке. Ее ответы превзошли все ожидания. «Что за стиль! Что за чувства! Le papier brule (Бумага горит!)» — цитировал он кого-то из тогдашних французских писателей.
Правда, после замужества Аграфена призналась мужу, что ей было стыдно показать себя не такой блистательной во французском языке, поэтому страстные письма за нее писал француз - учитель ее сыновей от первого мужа. Эта откровенность спасла их семейные отношения.
Свадьба состоялась 13 января 1807 года. Приданым невесты стало небольшое имение в деревне Александровка Шуйского уезда и винокуренный завод, унаследованный ею от первого мужа.
Князь любил Аграфену, но все-таки первая жена оставалась недосягаемым идеалом. «Я не сравню ее с Евгенией, - писал Иван Долгоруков. - Та не имела образца своего! Не отниму и у этой должной справедливости. Она женщина милая, любезная, хорошая; чего же больше! Я с ней имел все причины ожидать спокойной старости, что для меня было всего нужнее, и я благодарю вседневно Бога, избравшего ее к облегчению многих зол, ожидавших меня в грядущих днях жизни».
Князь занимал пост владимирского губернатора до 1812 года. При нем в городе были построены дома призрения незаконнорожденных, новый губернаторский дом, театр, открыта казенная аптека, устроена суконная фабрика, улучшены дороги. Он часто устраивал инспекции по губернии, в ходе которых не только проверял состояние дел, но и записывал народные предания. Написал несколько книг, посвященных достопамятным местам Владимирского края.
В 1813 году Иван Долгоруков вышел в отставку и вернулся в Москву. Он скончался спустя десять лет и был похоронен в некрополе Донского монастыря, рядом со своей первой женой, которую он пережил на девятнадцать лет.
