Эпохи революционных потрясений всегда чреваты непредсказуемыми поворотами событий. Иногда выбор приходится делать мгновенно, срочно, без особенного времени на раздумья, и бывшие враги в одночасье становятся союзниками, а затем снова врагами. А предательства и измены случаются едва ли не каждом шагу. Именно так было и во времена Великой Французской революции. Герой нашего сегодняшнего рассказа – французский военачальник Шарль-Франсуа Дюмурье, обвиненный в государственной измене и бежавший в стан врага.
Генерал Дюмурье. Портрет работы художника Жана Себастьяна Руйяра
«ИЗМЕННИК ОТЕЧЕСТВУ, ПОКЛЯВШИЙСЯ ПОГУБИТЬ СВОБОДУ»
«Национальный Конвент приказывает, – сообщалось в его постановлении от 3 апреля 1793 года, – чтобы Временный Исполнительный Совет немедленно назначил генерала, который заменит Дюмурье; объявляет французскому народу, что Дюмурье – изменник отечеству, поклявшийся погубить свободу и восстановить деспотизм.
Национальный Конвент запрещает всякому генералу, всякому коменданту крепости, всякому солдату Республики, всем установленным во Франции властям – признавать Дюмурье генералом и повиноваться какому-нибудь его приказанию или требованию.
Национальный Конвент постановляет, что всякий француз, признавший Дюмурье генералом, будет считаться изменником отечеству и будет предан смертной казни, а имущество его конфисковано в пользу Республики».
Тем же декретом Национальный Конвент постановил, что Дюмурье объявлен вне закона, и пообещал награду в 300 тысяч ливров тем, кто «захватит его и доставит в Париж живым или мертвым».
Что же такого страшного натворил сей Шарль-Франсуа Дюмурье? Свою военную карьеру он начал в 1757 году во время Семилетней войны в германской армии, в которой он дослужился до капитана, получил два ранения и был награжден орденом Святого Людовика. После окончания войны он вышел в отставку, объездил Европу, подыскивая себе место для своей новой военной службы. И поступил на службу Франции.
В 1768 году ему удалось получить место генерал-квартирмейстера при экспедиции в Корсику. Затем был произведен в полковники, а в 1771 году отправлен в Польшу, был взят в плен Суворовым в Кракове, но отпущен и возвратился во Францию. Людовик XV использовал его для тайного посольства в Швецию, но интригами военного министра герцога д'Эгильона он был задержан и посажен в Бастилию. Смерть Людовика XV освободила его из заключения, и Людовнк XVI возвратил ему чин полковника. После чего стал комендантом города Шербур.
Когда началась революция, Дюмурье стал начальником национальной гвардии в Шербуре, своей твердостью сохранив порядок в городе и округе. В конце 1789 года, он возвратился в столицу, вступил в клуб Якобинцев.
События происходили стремительно. После попытки бегства короля Людовика XVI правители Австрии и Пруссии стали угрожать революционной Франции вооруженной интервенцией. А вскоре и Законодательное собрание Франции объявило войну королю Венгрии и Богемии.
В сентябре 1792 года Национальный конвент Франции упразднил монархию и провозгласил Францию республикой. Прусские войска потерпели поражение, австрийцы также были разбиты.
«УВИДЕТЬ БЕСЧЕСТИЕ СВОИХ ДЕЙСТВИЙ»
Кстати, любопытно, что в тех событиях принимал участие поэт Иоганн Вольфганг Гёте: он сопровождал герцога Карла Августа, командовавшего полком в прусской армии, во время австро-прусского похода против революционной Франции. Он вспоминал о том, что происходило в конце сентября 1792 года: «Хлеб прибыл. Не без трудностей и не без потерь… Вновь стали опасаться отравы. Мне принесли такие хлеба, где в пустотах горел яркий цвет померанца. Красный цвет указывал на мышьяк или серу, как зеленый цвет хлеба под Верденом на медянку. Но если хлеб и не был отравлен, то вид его вызывал омерзение; неудовлетворенная потребность обостряла чувство голода. Так болезни, лишения, дурное расположение духа ложились тяжким бременем на столь многих добрых людей.
В таких стесненных обстоятельствах мы были поражены и опечалены невероятным известием. Говорили, будто герцог Брауншвейгский послал Дюмурье свой злосчастный манифест, и Дюмурье, изумленный и возмущенный его содержанием, заявил о немедленном прекращении перемирия и возобновлении боевых действий…».
Дюмурье, если верить его запискам, рассчитывал на восстановление конституционной монархии. Он решился дать сражение австрийцам и потом оружие свое против конвента. 12 марта 1793 года он послал Конвенту письмо, упрекая Францию в том, что она присоединила Бельгию и хотела ее разорить, введя ассигнации и продажу национальных имуществ.
Шесть дней позже он атаковал австрийцев при Неервинде, дал себя разбить, а 22 марта вступил в прямые переговоры с австрийцами. Изменники-генералы обязывались очистить Голландию без сражения и идти на Париж, восстанавливая там конституционную монархию. В случае надобности их обязывались поддержать австрийцы, которые должны были занять в виде гарантии одну из пограничных крепостей Конде.
Историк Альфонс де Ламартин, современник тех событий, писал: «Однажды, терзаемый мрачными предчувствиями, Дюмурье раскрыл один из томов Плутарха, и взор его упал на слова в биографии Клеомена: «Когда положение вещей перестает быть достойным, пора увидеть бесчестие своих действий и остановиться». Слова эти, столь соответствовавшие состоянию его души, склонили его на сторону измены».
Депутаты Национального конвента пытались склонить Дюмурье к повиновению, но безуспешно. Комиссары, присланные к нему конвентом, упрекнули его в том числе и в том, что он вернул церквям серебряную утварь.
«Подите и посмотрите в бельгийских соборах на дароносицы, опрокинутые на землю и разбросанные по церковным плитам, на разрушенные алтари и исповедальни, на разодранные образа! – воскликнул в ответ Дюмурье. – Если Конвент одобряет такие преступления, если они не оскорбляют его и он не карает за них, тем хуже для него и для моего несчастного отечества. Знайте, что если бы потребовалось совершить только одно преступление, чтобы спасти его, то я не совершил бы и его. Такое положение вещей позорит Францию».
«Генерал, – возразил ему один из комиссаров, – вас обвиняют в том, что вы стремитесь сыграть роль Цезаря; если бы я был уверен в этом, то взял бы на себя роль Брута». Заметив, что слишком явно выдал свои намерения, Дюмурье сказал с иронией: «Дорогой Камю, я не Цезарь, а вы не Брут, и потому ваша угроза служит мне порукой в моем долголетии».
«Расставшись с комиссарами, генерал написал Конвенту угрожающее письмо, в котором обвинял это учреждение в святотатстве, профанации и грабежах, отмечавших каждый шаг французских войск в дружественной стране и делавших Францию ответственной за несчастья в городах страны. Он нарочно преувеличивал эти неприятности, чтобы придать больше горечи своим упрекам», – отмечает Альфонс де Ламартин.
«ПРЕДМЕТ ПРЕЗРИТЕЛЬНОГО ЛЮБОПЫТСТВА»
В итоге Дюмурье вступил в сговор с неприятелем и обещал повернуть армию на Париж, разогнать конвент и восстановить во Франции монархию. Однако его намерения стали известны, и конвент постановил придать его революционному трибуналу.
В письме Дюмурье, которое удалось перехватить, говорилось: «Все с ужасом наблюдают время анархии, когда добрым гражданам приходится всего бояться, а разбойники и убийцы находятся у кормила законодательства. В течение пяти лет наша несчастная родина служит для них источником добычи. Народное представительство, Национальный Конвент, вместо того, чтобы заботиться о ваших нуждах, о вашем пропитании, создавать законы, которые обеспечили бы вам в будущем мирную и спокойную жизнь, проводит время в интригах, в создании заговорщических группировок и в их борьбе и тратит общественные средства на путешествия интриганов, заговорщиков, носящих звание комиссаров…
Наступило время положить конец этой жестокой анархии; наступило время вернуть нашей стране спокойствие. Необходимо дать, законы стране; все средства – в моих руках, если вы мне поможете, если вы мне доверяете. Я готов разделить с вами ваши труды, ваши опасности…».
Однако армия за ним не последовала. Один из офицеров, будущий наполеоновский маршал Даву, попытался даже застрелить Дюмурье, когда услышал из его уст приказ о походе на Париж. Дюмурье спасся бегством, укрылся у австрийцев.
И тем не менее… «Любовь, которую Дюмурье сумел внушить своим солдатам, оказалась так велика, что восемьсот рядовых полка Бершени и саксонские гусары присоединились к нему по собственному побуждению. Когда он приехал в Турне, у него в кошельке оставалось только несколько золотых», – отмечает Альфонс де Ламартин.
Видя, что австрийцы не могут гарантировать ему безопасности, Дюмурье отправился в Германию и поселился, под ложным именем, в Гамбурге, где жил от продажи своих сочинений. Получив от Англии место для жительства и пенсию, Дюмурье написал свою биографию и занялся составлением амбициозных планов действий, которые предлагал всем правительствам Европы. Однако те, как правило, не удостаивали беглого французского военачальника ответом и хранили молчание.
В 1800 году военачальник побывал в России и даже предлагал свои услуги Павлу I, который как раз тогда готовился воевать с Англией. Но тоже безуспешно.
Спустя три года на короткое время он стал военным советником Герцога Йоркского. Даже в глубокой старости он пытался продемонстрировать, что еще может быть полезен: составил даже для неаполитанцев план оборонительных действий. Он пережил все катаклизмы – походы Наполеона, его вторжение в Россию, позорное поражение, заграничные походы русской армии, восстановление монархии… Но во Францию уже не вернулся. Он умер на чужбине, в Англии, в марте 1823 года.
«Дюмурье, проклинаемый в отечестве, едва терпимый за границей, переезжал из одной страны в другую, нигде не находя себе пристанища, – отмечал историк Альфонс де Ламартин. – Предмет презрительного любопытства, почти нищий, не имея семьи, получая жалкие субсидии от Англии, он возбуждал лишь сострадание. Как будто чтобы сильнее покарать его, Небо не отняло у него гения, желая наказать бездействием. Дюмурье не переставая писал мемуары и составлял планы для всех войн, которые Франция вела в продолжение тридцати лет с Европой; он всем предлагал свою шпагу и от всех получал отказ. Он умер в Лондоне. Отечество оставило его прах в месте его изгнания и даже не воздвигло могильного камня на поле битвы, где он спас Францию».
