Степан Федорович Апраксин
Блистательный XVIII век, времена императрицы Елизаветы Петровны. Семилетняя война… Событие в российской военной истории достаточно редкое: граф Степан Федорович Апраксин, командующий русской армией, был с позором отстранен от командования, посажен под арест по подозрению в государственной измене. Из более чем полусотни дореволюционных фельдмаршалов Апраксин – единственный, кто умер на допросе, будучи под подозрением в тяжком государственном преступлении. Писатель Валентин Пикуль в романе «Пером и шпагой» не пожалел для него черной краски. Был ли он, действительно, изменником, или все было в недостатке смелости, решительности и военного таланта?
ПРОНЫРЛИВ, РОСКОШЕН, ЧЕСТОЛЮБИВ
Степан Апраксин был представителем славного рода, прославившего на ниве ратных подвигов. Воспитывался он в доме своего родственника, Петра Матвеевича Апраксина, сподвижника Петра I и героя Северной войны. А родным братом Петра Матвеевича был как раз Федор Матвеевич Апраксин, герой Гангутской битвы.
Отчимом мальчика оказался будущий глава Тайной канцелярии, великий и ужасный Андрей Ушаков. Он и стал его протеже на военной службе.
Образование получил блестящее, отлично владел немецким языком, в 1718 году Степан Апраксин был зачислен солдатом в гвардию, в Преображенский полк, и менее чем через девять лет дослужился до звания гвардейского капитана. Все решали семейные связи. Перейдя в Семеновский полк, он вскоре получил звание секунд-майора.
Когда в 1738 году русские войска под командованием Христофора Миниха осадили Очаков, в составе русской армии находился и Степан Апраксин. Четыре года он просидел в штабе, в 1739 году стал генерал-майором. После окончания той войны Апраксин был отправлен с посольством в Персию, а когда вернулся, то узнал, что многие из его прежних друзей в опале, поскольку в результате переворота на престол взошла императрица Елизавета Петровна.
Однако и среди приближенных новой императрицы у него нашлись связи. Первым, на кого он опирался, стал канцлер Алексей Бестужев-Рюмин.
К 1746 году Апраксин дослужился до звания генерал-аншефа и стал президентом Военной коллегии. Он пользовался и особенным благоволением императрицы Елизаветы Петровны, хотя современники упрекали его в изнеженности, вялости и даже трусости. Генерал-фельдмаршал испытывал какое-то сверхъестественное влечение к богатым нарядам, дорогим кушаньям и, особенно, редким лошадям. За глаза его называли «боровом»…
Историк князь Михаил Михайлович Щербатов, хорошо осведомленный о тайнах и интригах российского царского двора, так отзывался об Апраксине: «Человек благодетельный и доброго расположения сердца, но малознающ в вещах, пронырлив, роскошен, честолюбив, всегда имел великий стол, гардероб его из многих сот разных богатых кафтанов состоял; в походе все спокойствия, все удовольствия ему последовали…»
«НЕ СОВЛАДАТЬ МНЕ С ФРИДРИХОМ…»
Казалось бы, история подарила Апраксину звездный шанс: он мог остаться в ней великим полководцем, гордостью Отечества. Но произошло все с точностью до наоборот…
В 1757 году Россия, заключив союзный договор с Австрией, вступила в Семилетнюю войну, где ее главным соперником стала Пруссия. Главнокомандующим русской армии стал Степан Апраксин, которого по такому случаю произвели в фельдмаршалы.
Писатель Валентин Пикуль (естественно, с изрядной долей фантазии) так описывал это событие: «Степан Федорович Апраксин провел боевую жизнь не ахти какую кровавую. Если кровь ему и пускали, то больше из носа. Апраксин был другом «молодого двора». Свой страх перед армией Фридриха не скрывал он нигде… С ходу, едва увидев императрицу, Апраксин плюхнулся ей в ноги:
– Освободи, матушка! Слаб я…
– А мы укрепим, – сказала Елизавета. – Жалую на поход в генерал-фельдмаршалы. И шатры Могола Великого индийского бери для ставки своей. Покушать ты на золоте любишь, знаю, так любой сервиз бери от стола моего. Сама из деревянной мисочки есть готова, а тебя не обижу… Встань, фельдмаршал!
Апраксин встал, запричитал жалобно:
– Не совладать мне с Фридрихом, силушки нет…
Елизавета не любила, когда перечат:
– На твою силушку никто и не глядит. Ведомо, что слаб ты… Да не тебе драться, а солдату…
– Где уж нашему российскому плюгавству с королем прусским тягаться! Ты гляди-кось, как он по Европам чешет… Как даст – все враз костьми ложатся без дыхания.
– Трус! – крикнула Елизавета. – Гляди на меня: женщина слабая, ногами больная. И – не боюсь! Такую войнищу затеваю… Ступай же прочь, скула рязанская. И, чтобы не мешкая, в Ригу ехал – армия не ждет, ступай прочь!..»
Среди русской знати, действительно, существовал страх перед прусской армией, которую называли непобедимой. Тем не менее, выполняя волю императрицы, в мае 1757 года 100-тысячная русская армия выступила из Лифляндии по направлению к Неману.
В Пруссии о боевых качествах русской армии также имели весьма смутное представление, правда, полагали, что она значительно слабее. Несмотря на это, прусский король Фридрих II отдал своим генералам приказ не пытаться полностью разгромить русскую армию, а одной решительной победой принудить Российскую империю выйти из войны.
Понимал ли Апраксин всю величину возложенной на него задачи? Наверное, да. Но совладать со своей собственной натурой не мог. Сохранились свидетельства, что он и в военном походе не изменил своим барским привычкам. К примеру, он возил за собою по Пруссии серебряную посуду… Знакомый с ним английский посол Вильямс отмечал своих записках, что Апраксин был щеголем и на войну взял с собой двенадцать полных костюмов…
БЕГСТВО ПОСЛЕ ПОБЕДЫ
Можно сказать, что Апраксина спасал лишь боевой дух русской армии. Если бы она поддалась настроениям своего главнокомандующего, то разбежалась бы в первом бою. Так, несмотря на весьма, мягко говоря, невысокие полководческие качества Апраксина, русским войскам удалось взять Мемель и встать хорошо укрепленным лагерем между реками Прегель и Ауксина. Прусский фельдмаршал фон Левальд, видя нерешительность русских, несмотря на двукратный перевес противника, решил атаковать русский лагерь.
Апраксин после долгих сомнений 29 августа 1757 года дал приказ выступить навстречу прусской армии, о планах и расположении которой имел весьма смутное представление. Началось Гросс-Егерсдорфское сражение – первая схватка русских и пруссаков (ныне историческое поле битвы находится на территории Черняховского района Калининградской области).
Неприятелю удалось продавить правый фланг русских позиций, что поставило армию Апраксина на грань поражения. Ответственность на себя взял генерал-майор Петр Румянцев, в будущем один из самых успешных русских военачальников. Имея в своем распоряжении четыре пехотных полка, он ударил по левому флангу прусской пехоты, заставив противника отступить. В итоге Гросс-Егерсдорфское сражение закончилось победой русской армии. Конечно же, торжествовал победу Апраксин, не приложивший к ней практически никаких усилий.
Сражение при Гросс-Егерсдорфе. Картина художника А. Лагарда
«Теперь мне более не остается, как неусыпное старание приложить о вящих прогрессах», – так завершал он донесение императрице. Казалось бы, русская армия теперь получила возможность преследовать противника и нанести ему окончательное поражение. Однако вместо этого фельдмаршал Апраксин приказал отступать к Неману.
Сам он так объяснял причину своего решения: «воинское искусство не в том одном состоит, чтобы баталию дать и, выиграв, далее за неприятелем гнаться, но наставливает о следствиях часто переменяющихся обстоятельств более рассуждать, всякую предвидимую гибель благовременно отвращать и о целости войска неусыпное попечение иметь».
На настойчивые требования из Петербурга снова перейти в наступление Апраксин отвечал, что «как против натуры ничего сделать не можно, так и армии, которая толикою гибелью угрожаема, в здешней земле зимовать не место».
Пруссаки, узнав, что русские отходят, развернули преследование. Фактическое бегство армии после выигранного сражения потрясло как русское общество, так и саму армию. Апраксин ссылался на то, что войска испытывали серьезные трудности со снабжением, однако большинство современников и историков считали эти проблемы преувеличенными.
Но, скорее всего, причиной действий Апраксина стали политические интриги. Фельдмаршал, чья карьера была построена именно на них, не был заинтересован в разгроме прусской армии. Дело в том, что в этот период в Петербурге тяжело болела императрица Елизавета Петровна. Наследник престола, великий князь Петр Федорович, был поклонником Фридриха II и не собирался продолжать войну с Пруссией. Фельдмаршал Апраксин, полагая, что императрица со дня на день почит в бозе, решился увести армию назад к Неману, надеясь угодить новому монарху, настроенному в пользу Пруссии.
Екатерина II в своих записках отмечала, что странное отступление Апраксина «было похоже на бегство, потому что он бросал и сжигал свой экипаж и заклепывал пушки. Никто ничего не понимал в этих действиях; даже его друзья не знали, как его оправдывать, и через это стали искать скрытых намерений. Хотя я и сама точно не знаю, чему приписывать поспешное и непонятное отступление фельдмаршала, так как никогда больше его не видела, однако я думаю, что причина этого была в том, что он получил от своей дочери, княгини Куракиной, все еще находившейся из политики, а не по склонности, в связи с Петром Шуваловым, от своего зятя князя Куракина… довольно точные известия о здоровье императрицы, которое становилось все хуже…»
«ОСТАЕТСЯ ПОСЛЕДНЕЕ СРЕДСТВО»
Случилось, казалось бы, непредвиденное: Елизавета Петровна выздоровела. И сразу же разобралась с теми, кто ждал ее смерти. Попал «под раздачу» и еще недавно обожаемый ею фельдмаршал Апраксин: в конце октября 1757 года его отстранили от командования русской армией. В столице началось следствие по подозрению Апраксина в государственной измене. Его вызвали в Петербург, по пути, в Нарве, арестовали, оттуда уже под конвоем доставили в Петербург и посадили под арест. Правда, не в крепость, а в «нежные условия», заточив его в царском путевом дворце в местности «Три Руки» близ Средней Рогатки.
В конце декабря Апраксин из-под ареста написал императрице слезное письмо: «Последнейший ваш раб, представя бедность моего состояния, в котором я, бедный, чрез шесть недель здесь пребывая, не только совсем своего лишился здоровья и потерял разум и память, но и едва поднесь мой дух сдержаться во мне мог, и поднес едва ногою владеть могу, приемлю дерзновение, не принося никаких оправданий, высочайшего и милосерднейшего помилования просить…» И затем пытался оправдываться: «…и то могу донести, что во всей армии не было ни одного такого человека, который бы не хотел пролить последней капли своей крови за соблюдение высочайших интересов и во исполнение воли вашего величества…».
Война же тем временем продолжалась, причем достаточно успешно для России. В январе 1758 года русские войска взяли Кенигсберг, в августе 1759 года разгромили пруссаков при Кунерсдорфе, в конце сентября 1760 года вошли в Берлин…
Но все это было уже без Апраксина, которому не суждено было выйти на свободу. По одной версии, его не стало в августе 1758 года, по другой – в августе 1760 года. Все это время Апраксин подвергался допросам, один из которых и стал для него последним. По официальной версии, прямо во время допоса фельдмаршала сразил апоплексический удар, и он рухнул наземь. Возможно, причиной стало то, что он реально почувствовал невеселую перспективу провести остаток жизни в Сибири…
Сохранилось предание, будто императрица, недовольная тем, что следствие тянется слишком долго, спросила: отчего так долго продолжается это дело? Ей отвечали, что фельдмаршал не признается ни в чем, так что не очень понятно, что с ним делать. «Ну так, остается последнее средство: прекратить следствие и оправдать невинного», – будто бы молвила Елизавета Петровна.
Как отмечают историки, следствие не выявило доказательств измены Апраксина. Он отрицал умыслы в пользу Петра Федоровича и Екатерины, уверял, что командовал, как умел…
Похоронили Апраксина в Петербурге на престижном Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. Прошли года, что-то забылось, и потомки стали относиться к памяти «робкого полководца» более благосклонно, чем современники.
