Жизнь за измену
Расплата настигла Ивана Окладского уже в советское время. Его арестовали 24 января 1924 года, следствие длилось почти год.
«Поразительна в этом процессе необычная длительность преступления: начало совершения его относится к концу 1880 года, а конец – к февралю 1917 года. Необычайна и личность подсудимого. Рабочий, выдающийся революционер, участник покушений на цареубийство, соратник Желябова…», — отмечал исследователь российского общественного движения Павел Щеголев, один из организаторов Петроградского историко-революционного архива и, кстати, один из авторов фальшивки – подложного дневника царской фрейлины Анны Вырубовой.
Иван Окладский (Петровский), фото 1924 г.
Итак, что же за человек был Иван Окладский? Он родился в 1859 году и был одним из самых юных участников «Народной воли». В среду членов этой подпольной партии он попал в тринадцать лет. В 1874 году участвовал в деятельности Южно-российского союза рабочих в Одессе. Вместе с Желябовым участвовал в 1879 году в подготовке подрыва императорского поезда под Александровском Екатеринославской губернии, при следовании царя из Крыма в Петербург. Взрыв не удался.
Потом Окладский работал в динамитной мастерской в доме на Большой Подьяческой улице в Петербурге. 4 июля 1880 года был арестован и по «процессу шестнадцати террористов», которых обвиняли в подготовке цареубийства (он проходил в конце октября 1880 года в петербургском военно-окружном суде), был приговорен к смертной казни через повешение. На суде держался достойно, на вопрос председательствующего о вероисповедании ответил: «социалистически-революционное», затем признал себя членом «Народной воли» и подтвердил, что участвовал в попытке взорвать царский поезд. «Но если взрыв не произошел, то это не от меня зависело», — добавил Окладский. В своем в последнем слове он заявил: «Я не прошу и не нуждаюсь в смягчении моей участи; напротив, если суд смягчит свой приговор относительно меня, я приму это за оскорбление».
Однако оказавшись в камере смертников, согласился сотрудничать с Департаментом полиции. Впоследствии в своей автобиографии Окладский пытался оправдать свое предательство бесчеловечными условиями содержаниями и истязаниями в тюрьме. Могильная тишина в камере и мерный перезвон курантов Петропавловского собора, напоминавших похоронные звуки, так что создавалось ощущение заживо погребенного… Угнетающе действовал глазок в двери и ощущение постоянного подсматривания…
«Я бросался к двери, — вспоминал Окладский, — и начинал неистово кричать и колотить кулаками в дверь и форточку, за что меня били и привязывали к кровати, пока не успокоюсь. Ноги мои уже были поранены или, вернее, кожа протерта от трения кандалов…». Он рассказывал в автобиографии, что затем его перевели в еще более жуткую камеру Екатерининской куртины — после первой беседы с полковником Судейкиным, когда тот заявил, что не выпустит его из темницы, пока тот не подчинится его воле. Сыро, холодно, более тяжелые кандалы, недостаток пищи, издательства, избиения…
«Приходится взять под защиту царское правительство и царских приспешников конца 1880 и начала 1881 годов и сказать, что зверства, измышленные Окладским, не могли иметь и не имели места в действительности, — возражал Павел Щеголев. — Есть иное и очень просто объяснение. Что же может быть страшнее смерти?.. Смерть для Окладского была неизбежна, но ему посулили жизнь за предательство. Он и купил жизнь этой ценой. С этого все и началось, а затем все пошло как по маслу. Предательство за страх превратилось в предательство за совесть».
Провал Клеточникова
В ночь с 3 на 4 ноября 1880 года к Окладскому в камеру Трубецкого бастиона Петропавловской крепости, уже после оглашения смертного приговора, но до объявления ему о замене смертной казни бессрочной каторгой, явился начальник Петербургского жандармского управления Комаров с целью получить некоторые пояснения о деятельности партии «Народная воля». Окладский сообщил, что редактором газеты «Народная Воля» был Николай Морозов.
Затем, поддавшись уговорам представителей департамента полиции, Окладский выдал и лично указал две конспиративные квартиры партии «Народная воля» — на Подольской и Большой Подьяческой улицах: в одной была типография, а в другой готовили динамит для покушения на царя. Это послужило причиной ареста нескольких «народовольцев», в том числе игравшего исключительную роль Николая Клеточникова.
Он был своего рода «разведчиком», агентом в недрах полиции: «народовольцам» удалось внедрить его в III отделение (в августе 1880 года оно было преобразовано в департамент полиции) своего «разведчика». Поначалу его определили там агентом, но поскольку он ничего интересного не смог сообщить, через два месяца, в марте 1879 года, его перевели в агентурную часть переписчиком бумаг. Клеточников был трудолюбивый, усердный, внимательный и, казалось, не задавал никаких лишних вопросов. Ему несколько раз увеличивали жалование, повышали по службе и даже наградили орденом.
Будучи младшим помощником делопроизводителя в III делопроизводстве департамента полиции, ведавшем политическими делами, он был в курсе всех дел. Он никогда не вел никаких записей, только запоминал – фамилии агентов, имена лиц, состоявших под надзором, сведения о готовившихся обысках и арестах. Так, именно Клеточников узнал и сообщил товарищам о том, что рабочий Швецов стал предателем.
Чтобы избежать провала, Клеточников был известен минимуму участников «Народной воли». «Я действовал, глубоко убежденный в том, что все общество, вся благомыслящая Россия будут мне благодарны за то, что я подрывал деятельность III отделения», — заявил впоследствии Николай Клеточников на суде… Его судили на знаменитом «процессе 20-ти», приговорили к смерти, которую затем заменили вечной каторгой. В июле 1883 года Клеточников умер от последствий объявленной им голодовки…
27 февраля 1881 года на основании данных, полученных от Окладского, были арестованы Михаил Тригони и Андрей Желябов.
Кроме того, по предложению департамента полиции, Окладского подсаживали в соседние камеры Трубецкого бастиона, откуда он перестукивался с рядом сидящими заключенными. Окладский сообщил Охранке о готовившемся еще летом 1880 года взрыве Каменного моста через Екатерининский канал (в створе Гороховой улице), под который были заложены четыре резиновых подушки с динамитом…
Впрочем, сведения, которые сообщил Окладский полиции, хоть и нанесли колоссальный урон «Народной воле», не все это не смогло предотвратить последнего покушения «народовольцев» на Александра II, 1 марта 1881 года, которое оказалось роковым…
Один из полицейских документов, связанных с Иваном Окладским
«Заявил желание служить агентом»
Между тем при новом императоре, Александре III, в жизни Ивана Окладского произошли серьезные изменения. 24 июня 1881 года бессрочная каторгу ему заменили ссылкой на поселение в Восточную Сибирь, а затем, 15 октября 1882 года, ссылкой на Кавказ. По пути следования в Харькове ему для опознания была «показана» Вера Фигнер…
После прибытия на Кавказ Окладского оставили в Тифлисе, где в апреле 1883 года поступил секретным сотрудником в Тифлисское жандармское управление, где тоже проявил себя достаточно активно.
Начальник Тифлисского губернского жандармского управления полковник Пекарский извещал директора департамента полиции: «Известный вашему превосходительству Иванов на днях заявил желание служить агентом при вверенном мне жандармском управлении, причем поставил условием, чтобы ему ежемесячно выдавалось определенное жалованье в размере 40-50 рублей. Заявление Иванова сообщая на усмотрение вашего превосходительства, имею честь заявить, что я с своей стороны полагаю, что исполнение желания Иванова может принести несомненную пользу».
«Если я оказался физически слабым, и у меня не хватило мужества выдержать все мучения тюрьмы, если у меня вырвали признание во всем том малом, что я знал, — так это не значит, что у меня вырвали и всю душу и все убеждения. Я приходил в жандармское управление раз в неделю и сообщал разные слухи и болтовню, ходившие в городе, о которых, более или менее, уже знал начальник управления», — пытался впоследствии оправдываться Окладский.
В январе 1889 года он был доставлен в Петербург и поступил негласным сотрудником департамента полиции с окладом в 150 рублей. Успешно завязав связи с деятелями петербургского подполья, предал революционный кружок Н. К. Истоминой, А. Ю. Фейта и П. П. Румянцева, за что 11 сентября 1891 года по докладу министра внутренних дел получил полное помилование.
Кроме того, как значилось в справке департамента полиции, «во внимание значительных его заслуг по раскрытию государственных преступлений», Окладского «переименовали» в Ивана Александровича Петровского и даже перевели в сословие личных почетных граждан. 28 августа 1903 года Сенат Российской империи удовлетворил ходатайство о награждении его переводом в сословие потомственных почётных граждан.
Под подозрением
В Департаменте полиции он служил до самой Февральской революции. Последний раз свое жалование он получил за несколько дней до падения царского режима. «Надо думать, что не случись революции, Иван Александрович Петровский дослужился бы до 50-летнего юбилея своей предательской и провокаторской деятельности и наверняка получил бы и приличную пенсию, а может быть даже и чине», — отмечал Павел Щеголев.
В конце 1923 года, как сообщалось в книге «Дело провокатора Окладского», «в Ленинградском губернском отделе ОГПУ были получены сведения, что прибывший в 1922 году из центральной России на жительство в Ленинград и поступивший на службу на Мурманскую железную дорогу в качестве начальника электротехнической мастерской Иван Петровский действиями своими вызвал недовольство рабочих, обеспокоенных упорными слухами о причастности его к бывшему департаменту полиции. Кроме того, ввиду явного несоответствия его занимаемой должности он был уволен с исключением из списка членов союза железнодорожников».
Петровский был уволен, перешел на другую работу – на завод «Красная заря», но и там вызвал те же подозрения. Политическая секция Единого архивного фонда сообщила в ГПУ, что если данный гражданин очень походит на провокатора Окладского. Ивана Петровского вызвали в ГПУ. Он первоначально все отрицал, говорил, что фамилию «Петровский» носит с рождения, а о своей принадлежности к «Народной воле» упомянул в анкете потому, что «это давало гарантию удержания на службе». Какую-либо связь с царской охранкой и департаментом полиции он категорически отрицал. Однако после того, как ему предъявили документы их архива департамента полиции, отпираться было бесполезно.
Тогда он избрал другую тактику: пытался представить себя жертвой обстоятельств. Он заявил, что действительно, оказывал «некоторые мелкие услуги царскому правительству, которые, однако, не дают ему оснований рассматривать свои действия как вред, причиненный революционному движению России».
14 января 1925 года Верховный суд РСФСР приговорил Окладского к смертной казни. В связи с преклонным возрастом – Окладскому было шестьдесят шесть лет – смерть ему заменили десятью годами лишения свободы. Времена тогда еще были, как теперь принято говорить, «вегетарианские», уже лет через пять подобный возраст никоим образом не служил препятствием для смертных приговоров. Впрочем, из мест лишения свободы Окладский не вышел: точный год его смерти неизвестен.
