Мемуарист граф Михаил Дмитриевич Бутурлин писал: «Я был представлен красавице г-же Каролине Собаньской… Ее салон привлекал отборное мужское общество. Она была чудесной музыкантшей, прекрасно играла на рояле, пленительно пела, завораживая своих гостей. В ее доме как бы продолжались оперные вечера. В салоне Собаньской Пушкин был в числе удачливых соискателей». К ногам Каролины Собаньской пали Пушкин и Мицкевич, последний посвятил ей почти все свои «Крымские сонеты»…
«ВСЕ БРОСИТЬ И ПАСТЬ К ВАШИМ НОГАМ»
Каролина была родом из семьи обедневших польских аристократов. В восемнадцать лет ее родители выдали ее замуж за богатого одесского купца Иеронима Собаньского, хотя и вдвое старше ее. Прожили они вместе три года, в 1816 году разошлись (Каролина успела родить дочь), а в 1825 году развелись официально.
С тех пор она превратилась во влиятельную даму полусвета. Причем причиной ее могущества стала любовная связь с графом Иваном Осиповичем Виттом, начальником военных поселений в Новороссии, который был также известен еще и как организатор тайного сыска на юге России.
Как отмечал историк литературы и пушкинист Павел Щеголев, постепенно Витт сделал ее своим помощником по сыску, тайным агентом Третьего Отделения. Недаром посвященный Собаньской роман литературоведа Романа Якобсона, опубликованный в 1937 году в эмиграции, назывался «Тайная осведомительница, воспетая Пушкиным и Мицкевичем».
Знаменитый мемуарист Филипп Вигель так писал о Каролине и Иване Витте: «Сколько раз видели мы любовников, пренебрегающих законами света, которые покидают его и живут единственно друг для друга. Тут ничего этого не было. Напротив, как бы гордясь своими слабостями, чета сия выставляла их напоказ целому миру. Сожитие двух особ равного состояния предполагает еще взаимность чувств: Витт был богат, расточителен и располагал огромными казенными суммами…».
Вигель не случайно упомянул про «сожитие двух особ»: действительно, они официально не были женаты, хотя потом уже ходили слухи об их тайном венчании.
«Собаньская была самою красивою из всех живших в Одессе полек… безмерно веселая, любительница изящных искусств, прекрасная пианистка, – отмечал Вигель. – Она была душой общества, к которому принадлежала… Витт был богат, расточителен и располагал огромными казенными суммами. Собаньская же никакой почти собственности не имела, а наряжалась едва ли не лучше всех и жила чрезвычайно роскошно – следственно, не гнушалась названием наемной наложницы, которое иные ей давали… Она имела черты лица грубые, но какая стройность, что за голос и что за манеры!»
Генерал Иван Витт
Пленила она и Пушкина. Тот впервые познакомился с ней в Кишиневе в доме губернатора Бухарина 2 февраля 1821 года. И почти тотчас в рукописи поэмы «Кавказского пленника» появились ее портреты. Впоследствии он нередко посещал ее в Одессе, где у нее была богатая усадьба.
Собаньская увлекла его настолько, что в своих записках он назовет это чувство «опьянением любви, самой конвульсивной и самой мучительной». Историки отмечают: есть версия, что Собаньскую приставили следить за поэтом, причем то ли сам ее любовник Витт, то ли более высокий покровитель – всесильный шеф жандармов Бенкендорф.
Литературный критик Павел Анненков отмечал: «Пушкин о ней нигде не упоминает, как бы желая сохранить про себя одного тайну этой любви. Она обнаруживается у него только многочисленными профилями прекрасной женской головы, спокойного, благородного, величавого типа, которые идут по всем бумагам из одесского периода его жизни».
В 1828 году, затем осенью 1829 года Пушкин встречался с Собаньской в Петербурге. Чувства поэта вспыхнуло с новой силой. В 1829 году он нарисовал в альбоме Елизаветы Ушаковой композицию из трех женских лиц: Воронцовой, Семеновой и Собаньской. 5 января 1830 года Пушкин записал в альбом Собаньской посвящение «Что в имени тебе моем…» («Что в имени тебе моем? // Оно умрет, как шум печальный // Волны, плеснувшей в берег дальный, // Как звук ночной в лесу глухом…»).
«БОЛЬШАЯ И ЛОВКАЯ ИНТРИГАНКА»
«Сегодня 9-я годовщина дня, когда я вас увидел в первый раз, – писал Пушкин Каролине Собаньской в начале февраля 1830 года. – Этот день был решающим в моей жизни. Чем более я об этом думаю, тем более убеждаюсь, что мое существование неразрывно связано с вашим; я рожден, чтобы любить вас и следовать за вами – всякая другая забота с моей стороны – заблуждение или безрассудство; вдали от вас меня лишь грызет мысль о счастье, которым я не сумел насытиться. Рано или поздно мне придется все бросить и пасть к вашим ногам. Среди моих мрачных сожалений меня прельщает и оживляет одна лишь мысль о том, что когда-нибудь у меня будет клочок земли в Крыму. Там смогу я совершать паломничества, бродить вокруг нашего дома, встречать вас, мельком вас видеть…»
На чувства поэта Каролина так не ответила. Пушкин, тоже, конечно, был хорош. К моменту написания этих писем он уже был знаком со своей будущей супругой и даже сделал ей первое предложение, на которое, правда, получил отказ…
Петр Андреевич Вяземский даже упрекнул друга: «Как можно свататься, любя другую женщину!». И, как нарочно, как раз в день помолвки Пушкина с Натальей Николаевной 6 апреля 1830 года, в «Литературной газете» появилось его стихотворение «Что в имени тебе моем…»
Слава богу, пути Каролины Собаньской и Пушкина разошлись… В 1831 году Ивана Витта назначили военным губернатором Варшавы, куда с ним уехала и Каролина. И здесь ее роль была весьма двойственной. Проникнув в среду польских патриотов, грезивших возрождением национальной независимости, она доносила на них.
Однако, по всей видимости, Каролина, будучи польских кровей, все-таки тайно сочувствовала идее освобождения Польши от Российской империи. Не случайно, когда наместник в Польше Паскевич попросил назначить Витта, отличившегося при подавлении польского восстания, председателем временного правительства, Николай I ответил: «…Никак не могу. Она (Собаньская. – Ред.) самая большая и ловкая интриганка и полька, которая под личиной любезности и ловкости всякого уловит в свои сети и Витта будет за нос водить…».
Витт получил более скромную должность – инспектора резервной кавалерии, а в середине 1830-х годов между ним и Собаньской наступил разрыв. К этому времени относятся письма к Собаньской бывшего наполеоновского маршала Огюста Фредерика Луи Мармона. В 1834—1835 годах, совершая большое путешествие, он побывал на юге России. В Одессе его принял Иван Витт, показал Мармону военные поселения, пригласил в Крым на свою дачу в Ореанде. «Дом графа Витта очарователен, хотя и скромен. В нем находишь отпечаток души его владельца», – отмечал Мармон.
Однако совершенно пленила его «очаровательная мадам Собаньская», с которой ему приходилось уже общаться прежде, в Вене. Она в свою очередь не осталась равнодушной к Мармону, и завязалась их весьма оживленная и откровенная переписка.
Маршал Огюст Фредерик Луи Мармон
Маршал пробыл в Ореанде всего четыре дня. Вскоре после отъезда он отправил Собаньской письмо: «Несмотря на приятную надежду, которую я питаю вновь вскоре увидеть вас, я не могу упустить случая напомнить вам о себе и еще раз поблагодарить за доброту, которой вы меня окружили. Она никогда не сотрется в моих воспоминаниях, и пребывание в Ореанде навсегда остается в моей памяти, как и в моем сердце, светлым моментом поездки в Крым.
Как я сожалею, что она была так коротка, и как дорого я бы заплатил за то, чтобы она повторилась. Ваш разговор, наполненный таким очарованием, ваш столь изящный ум, ваша душа, столь благодарная и созданная для того, чтобы оценить все то, что искренне и великодушно, делают общение с вами неоценимым, и нет такого препятствия и такого расстояния, которые могли бы помешать мне вновь насладиться ими. Дружба, которую вы мне оказали и которой я горжусь, очень глубоко тронула меня. Заслуживать ее все больше, оправдать и отплатить за нее самым щедрым образом будет одной из приятнейших забот до конца моей жизни».
ОТКРОВЕНИЯ С ФРАНЦУЗОМ
Каролина посвятила маршала в свои отношения с Виттом, намечавшийся разрыв, и эта тема постоянно фигурировала в его письмах. «Ваши страдания, ваши огорчения глубоко отдаются в моем сердце, и я разделяю, как буду разделять всегда, самым истинным и самым искренним образом все, что вы будете чувствовать, – отвечал Мармон. – Я смотрю с сожалением, которое не могу выразить, на ваше столь тягостно отравленное существование и вместо пожелания того, чтобы результат, который вы мне сообщаете, не свершился, приношу вам свою самую искреннюю дружбу».
Как отмечал культуролог Николай Павлович Прожогин, обычно дело представляют таким образом, что Витт бросил Собаньскую. Из писем Мармона следует, что все обстояло несколько иначе.
«Если обстоятельства действительно таковы, то следовало бы предполагать своего рода безумие, но, конечно, лицо, которое вы обвиняете, обладает большим умом и способностью рассуждать, – писал Мармон. – Мой Бог, как бы я хотел видеть вас вернувшейся к более спокойному состоянию, и сколь заслуживающей сострадания я нахожу вас, если вам приходится ненавидеть свои воспоминания. Но невозможно, чтобы каждый из вас не стал вновь самим собой и не изменил своих нынешних намерений».
Остается только гадать, кто подразумевался под «лицом», виновным, по мнению Собаньской, в крушении ее отношений с Виттом? Может быть, император Николай I, по чьему указанию она в 1832 году была удалена из Варшавы? Или шеф жандармов Бенкендорф, которого она пытались убедить в том, что не помогала польским повстанцам?
По словам Прожогина, письма самой Собаньской к маршалу Мармону неизвестны. «Но при чтении ответов на них невольно возникает вопрос, не рассчитывала ли она в момент разрыва с Виттом получить от Мармона нечто большее, чем ту дружбу, в которой он ее неизменно уверял? Если это так, то ее надежды не оправдались, и ей пришлось ограничиться менее блестящей партией», – отмечает Прожогин.
В 1836 году Каролина она вышла замуж за Чирковича, служившего адъютантом у Витта. Они прожили вместе больше десяти лет, после смерти мужа она в 1848 году выехала в Париж, где в 1851 году снова вышла замуж – за французского поэта Лакруа.
«КРАСОТА, КОТОРАЯ НЕ ИСЧЕЗАЕТ»
Как отмечал литературовед Павел Щеголев, до конца жизни Каролина Адамовна питала пристрастие к шампанскому и черной икре, музицировала, сохраняла остроумие, рассказывала фривольные анекдоты, посещала оперу, любила «Евгения Онегина» и вспоминала Пушкина. Племянница Анна Мнишек рассказывала о ней, уже почти шестидесятилетней: «Тетя Каролина ослепительно прекрасна, и, может быть, это лебединая песня ее красоты. Но существует и такая красота, которая не исчезает».
В 1880 году, почти тридцать лет спустя после третьего официального замужества Каролины, Лакруа опубликовал эссе о литераторе Варваре Юлии Крюднер, проповеднице мистического суеверия, и посвятил эту работу Каролине: «Вы еще только входили в жизнь, когда мадам Крюднер готовилась уйти из нее. Эта странная женщина, чей проницательный взгляд был всегда погружен в неизвестность будущего, остановилась на пороге, с которого переходят в вечность, чтобы сказать вам с пророческой улыбкой: «Прекрасная, добрая и очаровательная, преисполненная всеми дарами неба и украшенная всеми благодатями, вначале вы будете искать счастье, а позже счастье придет искать вас. Помните, что Господь прислал вас на землю, чтобы нравиться и пленять». Предсказание сбылось: вы стали моей сестрой и должны быть счастливы, потому что составляете счастье моего любимого брата».
Последние тринадцать лет своей жизни Каролина провела, ухаживая за ослепшим мужем. Пережив Парижскую коммуну, жертвы которой она искренне оплакивала, Каролина умерла в 1885 году в возрасте девяносто одного года и была похоронена на Монпарнасском кладбище.
За полгода до кончины она написала завещание мужу: «…С тобой я была самая счастливая женщина. Ты был моей любовью, моей совестью, моей жизнью. Но смерть нас не разлучит. Я всегда буду около тебя, с тобой и придет день, когда мы будем вместе вечно. Думай обо мне, молись за меня и старайся не быть слишком несчастным. Твое страдание тревожило бы мой покой на небесах».
