«Я действительно предатель. Но я предатель только по отношению к Сталину», – заявил в интервью одной из японских газет перебежчик из Советского Союза – комиссар госбезопасности 3-го ранга Генрих Люшков, начальник Управления НКВД Дальневосточного края.
13 июня 1938 года он перешел границу марионеточного государства Маньчжоу-го, созданного Японией на оккупированной территории Маньчжурии, и сдался японским властям.
ТОПОРИК В РУКАХ СТАЛИНА
В конторе, в которой служил Генрих Люшков, людей всегда делили на «своих» и «чужих» и предательство не прощали. А потому имя Люшкова было стерто из истории НКВД. Причем настолько тщательно, что российским историкам, пытающимся восстановить детали его биографии, приходится обращаться к работам американского исследователя профессора Элвина Дэвида Кукса. Ему в свое время удалось не только познакомиться с документами японской и немецкой разведок, а также и собрать свидетельства людей, работавших с Люшковым после его побега.
Генрих Люшков, ровесник ХХ века, был родом из небогатой одесской еврейской семьи. Пошел по стопам старшего брата-революционера, в семнадцать лет вступил в РСДРП. Революционная карьера была головокружительной: в девятнадцать лет Люшков уже был комиссаром стрелковой бригады. После окончания Гражданской войны перешел на работу в ЧК Украины, затем на преданного сотрудника обратили внимание в Москве.
Люшкову поручили заняться промышленным шпионажем на заводах главной авиастроительной фирмы вероятного противника – Германии. Он был отправлен туда с разведывательными целями и в 1930 году лично докладывал Сталину о результатах своей поездки. По словам Кукса, служба в Германии была предметом особой гордости Люшкова: он с удовольствием вспоминал, как заслужил благосклонность вождя.
А дальше Люшков стал бороться с внутренними врагами. Точнее – заниматься фабрикацией дел. Обо всем этом он поведал после своего бегства в Японию. В 1933 году сфабриковал дело «Российской национальной партии», вошедшее в историю под названием «Дело славистов». В декабре 1934 года был откомандирован в Ленинград и участвовал в расследовании убийства Кирова. В 1935 году вел дело никогда не существовавшего «Ленинградского террористического центра» и раскрывал несуществующий заговор против Сталина в Кремле. Летом 1936 года Люшкову доверили разоблачение троцкистско-зиновьевского центра… Недаром американец Кукс называл Люшкова «безжалостным, верным и опытным чекистским топориком» в руках Сталина, Ягоды и Ежова.
Бежав из Советского Союза, Люшков заявил, что еще во время расследования убийства Кирова у него впервые возникли серьезные сомнения в правильности того, чем он занимается. Люшков якобы осознал: «Все дело в болезненных подозрениях Сталина и желании искоренить малейший запах потенциальной оппозиции», а убийство Кирова вождь использовал, чтобы «придумывать обвинения в заговоре, террористических бандах и шпионских сетях».
Правда, это не помешало ему в самый разгар «большого террора» ревностно исполнять свои обязанности. Он считался правой рукой Генриха Ягоды, лично готовил тексты записок и докладов наркома в ЦК. После расстрела Ягоды новый нарком Николай Ежов не тронул Люшкова, да еще и отправил его на повышение – начальником управления НКВД Азово-Черноморского края. Там известно какими методами он усердно боролся с троцкистами и прочими «врага народа», за что заслужил орден Ленина.
БОРЕЦ С «ПЯТОЙ КОЛОННОЙ»
В конце июля 1937 года Люшкова назначили начальником Дальневосточного управления НКВД и поставили задачу – в преддверии грядущей войны с Японией искоренить «пятую колонну», выловить японских шпионов. Особое внимание Сталин приказал обратить на маршала Блюхера.
Нет сомнения, что резидентура японской разведки на Дальнем Востоке, конечно, была. Только органы НКВД искореняли вовсе не тех, кто к ней принадлежал. Прибыв в Хабаровск, Люшков «разоблачил» практически все прежнее руководство местного управления НКВД. В кратчайшие сроки была арестована практически вся старая партийная элита. Внесудебные тройки стремительно выносили смертные приговоры, которые приводились в исполнение незамедлительно.
Кроме того, согласно указаниям Люшкова в сентябре-октябре 1937 года с Дальнего Востока депортировали более 135 тысяч корейцев (тоже «пятая колонна»!) – их отправили в Среднюю Азию. Вслед за ними выслали и около 25 тысяч этнических китайцев.
В начале 1938 года Люшков инициировал волну арестов на Тихоокеанском флоте. Позже в Японии он сообщил о результатах своей деятельности: «Во второй половине 1937 года и в 1938 году как антисоветские элементы были арестованы 1200 командиров и политических работников высшего и старшего звена, и приблизительно 3000 командиров и политработников среднего и младшего звена».
Однако даже в таких условиях нарыть компромат на Блюхера у Люшкова не получилось. В результате Люшков был освобожден «от работы Начальника УНКВД Дальневосточного края, с отзывом его для работы в центральном аппарате НКВД СССР». Он не без основания подозревал, что его вызов в Москву грозит ему смертью: его сотрут в порошок так же, как он уничтожил сотни мифических «врагов народа»…
Тогда Люшков, по всей видимости, и задумал бегство. Последнее заседание тройки с участием Люшкова состоялось 8 июня 1938 года, а спустя пять дней он под предлогом переговоров с особо важным агентом отправился на границу с Манчжурией. Там перешел границу и сдался первому же патрулю.
Японцы поначалу подумали, что бегство Люшкова – часть игры по внедрению агента. От принудительного возвращения в СССР его спасло лишь вмешательство верховного японского командования. Американский исследователь Кукс отмечал, что бегство Люшкова ускорило падение Ежова. Его сменил Берия, а дискредитированного Ежова расстреляли в 1940 году.
ОГЛАСКА КАК ГАРАНТИЯ ЖИЗНИ
Сохранить информацию о бегстве Люшкова в тайне, на что очень надеялось советское руководство, не удалось. Он тоже понимал, что только огласка его бегства станет хоть какой-то гарантией личной безопасности. Через месяц после побега, 13 июля 1938 года, он выступил в Токио перед японскими и зарубежными корреспондентами.
То, о чем Люшков сообщил, многим уже так или иначе было известно в общих чертах, но когда эти факты звучали из уст человека «из системы», это выглядело как приговор ей. Люшков заявил, что в СССР «за последние несколько лет было арестовано более двух миллионов человек, несколько сотен тысяч расстреляно, а для содержания политзаключенных потребовалось дополнительно 30 исправительно-трудовых лагерей… Перед всем миром я могу удостоверить с полной ответственностью, что все эти мнимые заговоры никогда не существовали и все они были преднамеренно сфабрикованы… Зиновьев, Каменев, Томский, Рыков, Бухарин и многие другие были казнены как враги Сталина, противодействовавшие его разрушительной политике».
Говоря о громких политических процессах, в которых он участвовал, Люшков заявил: «Перед всем миром я могу удостоверить с полной ответственностью, что все эти мнимые заговоры никогда не существовали и все они были преднамеренно сфабрикованы».
Записки Люшкова вошли в книгу «Почему бегут из СССР?», изданную в 1939 году в Шанхае. Причинами своего бегства он называл желание «спасти народ от сталинского террористического режима и обманной политики». Он отмечал: «Государственное и экономическое положение и весь уклад жизни рабочего класса стоят на крайне низком уровне, и только неслыханными в истории репрессиями поддерживается порядок. Население трепещет от ужаса, и для каждого ясно, что его наиболее ненавистным врагом является Сталин».
Люшкову удалось вывезти из Хабаровска секретные документы, которые звучали как приговор сталинскому режиму. Среди них была последняя записка комкора Альберта Лапина, помощника Василия Блюхера, написанное им кровью 21 сентября 1937 года в Хабаровской тюрьме: «В Москве во время допросов меня пытали. Чтобы избежать боли, я сделал ложные заявления. Мне всегда угрожали новые пытки. Для меня это было то же самое, что смерть или унижение… Я служил Советскому правительству верой и правдой 17 лет. Заслуживаю ли я такого обращения? У меня нет силы терпеть больше».
Впрочем, Люшков выступил не только как разоблачитель ужасов сталинского режима, но и щедро поделился с японцами военными секретами. И если первое можно было назвать гражданским поступком (хотя у Люшкова, причастного к репрессиям, руки были по локоть в крови: только за один год «чистки» на Дальнем Востоке на совести Люшкова было не менее пяти тысяч жизней), это было уже откровенным предательством страны. Не случайно публикация известного российского историка Владимира Мильбаха, посвященная Генриху Люшкову, так и называется: «Протест или предательство?».
Американец Кукс на нескольких десятках страниц своей книги перечисляет сведения, которые японские спецслужбы получили от Люшкова. Там фигурировали дислокация штабов армейских корпусов и дивизий, авиационных бригад, их оснащенность, расположение укрепрайонов, баз Тихоокеанского флота, имена командного состава, координаты советских станций радиоперехвата, секретные радиокоды, данные советской агентуры в Харбине и Токио.
В то же время показания Люшкова имели парадоксальное значение для дальнейшей политики Японии. Полковник Кондзуми Контиро из японского генштаба рассказывал: «В полученной от Люшкова информации нас поразило то, что войска, которые Советский Союз мог сконцентрировать против Японии, обладали, как оказалось, подавляющим превосходством… Это делало фактически невозможным осуществление ранее составленных планов военных операций против СССР».
Правоту Люшкова подтвердили ожесточенные бои у озера Хасан, когда советские дивизии под командованием Блюхера успешно отразили японцев…
ОПАСНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ
В СССР Люшкова в 1939 году заочно приговорили к смертной казни, а все сотрудники, назначенные когда-то им, были арестованы и расстреляны. Тем не менее, современные исследователи задумываются: а может быть, Люшков был специально заслан к японцам, что дезинформировать их, обезопасить Дальний Восток от их нападения?
В пользу этой версии говорит то обстоятельство, что с его женой Ниной поступили на редкость мягко. 19 января 1939 года она была осуждена как член семьи изменника Родины на 8 лет лагерей, отправлена в Карлаг, но всего через год, 15 февраля 1940 года, ее дело пересмотрели и заменили ей лагерь пятилетней ссылкой. Да и, наконец, сам Люшков остался жив, хотя, как известно, ведомство, где он служил, предателей разыскивало по всему миру и карало беспощадно.
После побега Люшков работал сначала на разведуправление Генштаба императорской армии (Бюро по изучению Восточной Азии), а затем в интересах штаба Квантунской армии. Как отмечает Владимир Мильбах, под фамилией «Маратов» Люшков готовил сводки об экономическом и политическом положении в СССР.
После того, как в августе 1945 года Квантунская армия капитулировала перед СССР, японцы избавились от Люшкова. По всей видимости, чтобы он не попал в руки русских или американцев: трудно было предсказать, какие тайны мог поведать человек, уже единожды предавший.
Так чем же был поступок Генриха Люшкова – протестом против сталинского режима или предательством?
«Предательство самое однозначное, – уверен историк Владимир Мильбах. – Генрих Люшков пытался выставить себя борцом против Сталина, хотел на этой почве найти покровительство. Я бы назвал его «Власовым от НКВД»… Он понимал, что как борец против сталинизма он совершенно не интересен японцам, именно поэтому и прихватил с собой ценные материалы военного ведомства. Иными словами, он сознательно стремился продать себя как можно дороже.
Яркий контраст по отношению с другим деятелем советского государства, бежавшим из СССР и выступившим с разоблачениями сталинского режима, – Федором Раскольниковым. Тот поступил благородно и не запятнал свою честь предательством: он не изменил стране, не выдавал государственные тайны».
