«Любовь имеет свои законы развития, свои возрасты, как жизнь человеческая. У нее есть своя роскошная весна, свое жаркое лето, наконец, осень, которая для одних бывает теплою, светлою и плодородною, для других — холодною, гнилою и бесплодною»… «Жена — не любовница, но друг и спутник нашей жизни, и мы заранее должны приучиться к мысли любить ее и тогда, когда она будет пожилою женщиною, и тогда, когда она будет старушкою». Оба этих высказывания принадлежат «неистовому Виссариону», как называли литературного критика Виссариона Григорьевича Белинского…
Виссарион Белинский в 1843 году – именно в том году он женился.
Художник Кирилл Горбунов. Репродукция. Фото автора
«В НЕЙ И НЕБЕСА, И ЗЕМЛЯ, И АД»
Современники видели в Белинском неукротимого борца, острого, едкого на язык, бескомпромиссного. Александр Пушкин в «Письме к издателю» отозвался о Белинском следующим образом: «Если бы с независимостью мнений и остроумием своим он соединял более учёности, более начитанности, более уважения к преданию, словом, более зрелости, то мы бы имели в нём критика весьма замечательного». Александр Герцен писал, что в «хилом теле» Белинского «обитала мощная, гладиаторская натура», «он не умел проповедовать, поучать, ему надобен был спор».
За свою короткую жизнь Белинский стал одним из самых известных литературных критиков в истории, его статьи для лучших журналов того времени — «Телескопа», «Отечественных записок», «Современника» — до сих пор считаются образцами критической литературы. А вот в личной жизни Виссарион Григорьевич был очень ранимым и несчастным человеком…
Как отмечал в своей «Книге о Белинском» литературовед Разумник Иванов-Разумник, семейная жизнь была для Белинского единственным спасением от холода одиночества. Хотя, как признавался сам критик в одном из своих писем, он «всегда смеялся над браком, любовию и всякими сердечными привязанностями».
«Жить становится всё тяжелее и тяжелее, — писал Белинский 9 декабря 1842 года. — Не скажу, чтобы я боялся умереть с тоски, а не шутя боюсь или сойти с ума, или шататься, ничего не делая, подобно тени, по знакомым. Стены моей квартиры мне ненавистны; возвращаясь в них, иду с отчаянием в душе, словно узник в тюрьму…».
Поэтому Белинский сделал шаг к семейной жизни обдуманно и взвешенно. Тем более что опыт разочарований у него уже был. В 1835 году сестра Михаила Бакунина Александра Александровна отвергла его любовь.
«Нет, никакую женщину в мире не страшно любить, кроме ее. Всякая женщина, как бы ни была она высока, есть женщина: в ней и небеса, и земля, и ад, а эта – чистый, светлый херувим Бога живого, это небо, далекое, глубокое, беспредельное небо, без малейшего облачка, одна лазурь, осиянная солнцем!», — писал Белинский Михаилу Бакунину.
Как отмечает литературовед Юрий Манн, Белинского смущало сознание собственных недостатков, которые он сам безмерно преувеличивал, мысль о своей непривлекательности. Белинский был убежден, что он некрасив и что поэтому его «не может полюбить ни одна женщина».
«Почему Александра не ответила на чувство Белинского? Современники рисуют нам Александру Бакунину девушкой обаятельной, глубокой, но чрезмерно экзальтированной, преданной фантазиям. На нее, как и на ее сестер, большое влияние имел Михаил, который своим фанатизмом, нетерпимостью усиливал экзальтированность сестры», — отмечает Юрий Манн.
Белинский впоследствии так писал об Александре Бакуниной: «Это девушка глубокая по натуре, святое, чистое, полное грации создание – но ее натура искажена до последней возможности… Ей нужен не мужчина, а идеал мужчины». Трудно сказать, был ли таковым кавалерийский офицер в отставке, тверский помещик Гаврила Петрович Вульф, за которого впоследствии вышла замуж Александра Бакунина…
Мария Орлова с дочерью Ольгой Виссарионовной и сестрой.
Репродукция. Фото автора
«ВЫ ДАЛИ СМЫСЛ МОЕЙ ЖИЗНИ…»
В конце 1838 года Александра Бакунина в одном из писем написала, касаясь недавнего романа с Белинским: «Его фантазия ко мне прошла… Бог услышал молитвы мои. Он теперь покоен, счастлив, и Бог пошлет ему ангела, который утешит, успокоит его в этом мире. Я страдала, я глубоко страдала с ним за него. Бог позволит мне и радоваться, смотря на его счастье».
Как признавался сам Белинский, «жажда любви» превратилась в нем «в какую-то томительную хроническую болезнь… Я стал мечтать о разумном браке, забывши, что – как бы ни был он разумен, а для него нужны средства и средства».
Всего несколько месяцев продлился роман Белинского с дочерью актера Михаила Щепкина – тоже Александрой. Но тут и все кончилось ничем. «Боже мой, сколько мук, подавляющих страданий, наконец, отчаяния, ужаса и унижения в собственных глазах!» – писал Белинский в октябре 1839 года.
Долгожданным ангелом стала для Белинского дочь священника Мария Орлова. Она училась в Московском Александровском институте, потом стала домашней гувернанткой, а затем — классной дамой Александровского института. Летом 1843 году Белинский сделал ей предложение. По-видимому, как отмечают исследователи, Орлова выделялась из общей среды, из обычного «института» дам и девиц, иначе взыскательный и требовательный Белинский не мог бы обратить на неё внимание.
«С первого знакомства Марья Васильевна очень нравилась Белинскому… но о женитьбе, по своей бедности, он не мог и думать», — вспоминала младшая сестра Орловой Аграфена, поступившая впоследствии на ее место в Александровский институт и оставившая воспоминания о семейной жизни Белинского.
Как отмечала Аграфена, «несмотря на замечательную тогдашнюю красоту, в сестре не было ни малейшего кокетства и жеманства, а какая-то почти царственная и строгая простота». За отсутствие кокетства Белинский впоследствии упрекал ее, говоря, что женщина должна быть немного кокетливой, поскольку это придает ей пикантности. «Поздно меняться — мне уже тридцать лет», — отвечала Мария.
И, конечно, особенно отрадным для Белинского было узнать через знакомых, что Мария знакома с его публицистическими произведениями и высоко их оценивает. «А прежде он думал, что женщины не станут читать его», — замечала Аграфена Орлова.
По словам Иванова-Разумника, в своей любви к Орловой критик безумствовал как юноша, несмотря на опыт годов и холод сознания. Он сознавал, что женится, спасаясь от одиночества, от преферанса, от пустоты личной жизни, от гнетущей тяжести. Свадьбе предшествовала довольно обширная переписка, в которой Белинский убеждал свою избранницу отказаться от различных мелких предрассудков, связанных с браком.
«…Мысль о вас делает меня счастливым, и я несчастен моим счастьем, ибо могу только думать о вас, — писал Виссарион Белинский своей возлюбленной в сентябре 1843 года. — Самая роскошная мечта стоит меньше самой небогатой существенности; а меня ожидает богатая существенность: что же и к чему мне все мечты, и могут ли они дать мне счастье? Нет, до тех пор, пока вы не со мной, — я сам не свой, не могу ничего делать, ничего думать. После этого очень естественно, что все мои думы, желания, стремления сосредоточились на одной мысли, в одном вопросе: когда же это будет?..».
«Тысячу и тысячу раз благодарю Вас за Ваше милое письмо, — писал Белинский Марии Орловой в другом послании, тоже в сентябре 1843 года. — Особенно восхитило оно меня тем, что в нем Ваш характер, как живой, мечется у меня перед глазами, — Ваш характер, весь составленный из благородной простоты, твердости и достоинства. Ваши выговоры мне за то и за другое — я перечитывал их слово по слову, буква по букве, медленно, как гастроном, наслаждающийся лакомым кушаньем. Я дал себе слово как можно больше провиниться перед Вами, чтобы Вы как можно больше бранили меня… Хотелось бы мне сказать Вам, как глубоко, как сильно люблю я Вас, сказать Вам, что Вы дали смысл моей жизни…».
«ЛЮБОВЬ ИХ БЫЛА СЛИШКОМ ЦЕЛОМУДРЕННА»
Свадьба Виссариона Белинского и Марии Орловой состоялась в Петербурге 12 ноября 1843 года. Казалось бы, спасение от одиночества было найдено. «Если бы ты знала, — писал в одном из писем жене Белинский, — как тяжело и противно было мне прежде возвращаться домой; точно в тюрьму шел. Часто совсем больной и в мерзейшую погоду плетусь куда-нибудь, чтобы только не оставаться одному».
Тем нее менее, уже вскоре Белинский стал осознавать, что его кипучая натура не годится для безмятежной семейной жизни. «Жена Белинского имела, напротив, очень ясное понятие о значении своего мужа, которого любила и уважала глубоко. Только между ними никогда не было видно никакого миндальничанья, любовь их была слишком целомудренна, и оба не любили выказывать своих чувств. Белинский очень ценил литературный вкус и такт жены и подчас удивлялся меткости и верности ее суждений», — вспоминала Аграфена Орлова.
«Ты, конечно, слышал, что я женился и, верно, знаешь (от Галахова) на ком, стало быть, об этом нечего и распространяться… Если бы случай свел тебя и твою жену с моею, я уверен, что она так же бы полюбила вас, как и вы ее; а до тех пор вы для нее, а она для вас -— образы без лиц. Я держусь того мнения (и уверен, что ты будешь в этом согласен со мною), что любить или не любить можно только того, кого видишь, слышишь и знаешь. Вот почему я не счел (следуя китайским обычаям) за нужное и важное разослать родственникам и приятелям циркуляры с уведомлением о вожделенном вступлении в законный брак. Я думаю, что это дело важно для одного меня», — писал Белинский своему родственнику Дмитрию Иванову в апреле 1844 года.
После трёх лет семейной жизни Белинский в письме к своему другу Василию Боткину в марте 1846 года признавался, что за этот период он «пережил да передумал – и уже не головою, как прежде – право, лет за тридцать…». И в это же самое время, в статье о поэте Кольцове, он с горечью замечал: «Всем известно, какова вообще наша семейственная жизнь…».
Но это были только редкие моменты, когда Белинский говорил о семейной жизни вообще и о своей — в частности.
«В продолжение четырех лет между Белинским и его женой не было ни одной ссоры, а только споры бесконечные, — вспоминала Аграфена Орлова. — Один раз в шутку он назвал жену Ксантиппой, а себя Сократом, потому что сестра ворчала на него, когда он, выходя, забывал надеть калоши или когда новый галстук носил дома, а в старом шел в гости».
Впрочем, были и светлые минуты в этой жизни: много радости принесло Белинскому рождение дочери Ольги 13 июня 1845 года. Что же касается жены, то, похоже, что в разлуке он любил ее больше, чем дома. «Странные мы с тобою, братец ты мой, люди: живём вместе – не уживаемся, а врозь – скучаем… Поэтому я думаю, что для поддержания супружеского благосостояния необходимы частые разлуки», — признался Белинский жене в одном из писем.
Из его переписки с супругой явствует: она жаловалась ему, что он с ней «дурно обращается», что он уехал лечиться «без причины», а значит, не любит ни ее, ни ребенка. Ее сестра, Аграфена, заявляла в письмах, что она вообще «плюет» на Белинского. «Видно, вам не суждено понимать меня, — грустно отвечал на все это Белинский. — Ни житье вместе, ни отдаление разлуки, ничто не научило вас понимать мой характер».
24 ноября 1846 года в семье Белинских родился у него сын Владимир. Крестником стал писатель Иван Сергеевич Тургенев.
«Крестник Тургенева прожил недолго; в марте он умер, — вспоминала Аграфена Орлова. — Чтобы облегчить его страдания, доктор велел ему делать четыре или пять раз в день ванны. День и ночь мы не отходили от него, а Белинский вообразил, что ребенок еще поправится, а когда доктор сказал, что все кончено, и велел раскрыть его и отнять горячую бутылку от ног, горе Белинского было так велико, что ни прежде, ни после я не видела ничего подобного. Смерть ребенка и весна окончательно подкосили его…».
«Я болен и крепко болен» — сознавал сам Белинский. С юных лет он боялся заболеть туберкулезом, но именно он и свел его в могилу. В начале 1847 года Белинский отправился поправлять здоровье за границу, лечился во Франции и Германии, но это не помогло. Заграничные врачи оказались бессильны…
