Коллаж Ирины МАКСИМЕНКО
Перед нами строки из письма знаменитого немецкого поэта-романтика Генриха Клейста, адресованного его подруге детства Вильгемине. И хотя она его нежно любила, Клейст отказался от мысли соединиться с нею узами брака. Что было дальше – запутанная история с грустным финалом…
В ПОИСКАХ СМЫСЛА ЖИЗНИ
Клейст родился в 1777 году в старинной прусской аристократической семье во Франкфурте-на-Одере. Рано лишившись родителей, уехал в Потсдам, где по традиции предков поступил на военную службу. С отрочества ему пришлось участвовать в войнах, и это наложило отпечаток на его поэтическую судьбу.
В 1799 году 20-летний лейтенант Клейст сумел, наконец, добиться отставки. Тогда и начались его мучительные поиски смысла жизни и своего места в нем. Он некоторое время учился в университете Франкфурта-на-Одере, изучал литературу, историю, математику и древние языки, но вскоре разуверился в науках и бросил учебу.
Во время учебы он как раз и обручился с дочерью генерала, подругой детства художницей Вильгельминой фон Ценге. Между прочим, именно ей принадлежит один из двух портретов Клейста, датированный 1801 годом, которым ныне сопровождаются все упоминания о поэте.
«Вся последующая недолгая жизнь Клейста – годы скитаний по разоренной войной Германии. Если говорить о бездомности и отщепенстве, то Клейст – бесспорный предшественник всех будущих поэтов скитальцев. Клейст – сама неоседлость, блуждающий, словно души во сне, по чужим пространствам и по чужим временам, в том числе и фантастическим. Клейст – безусловно, жертва своего жестокого времени. Нашествие Наполеона привело к разорению родных гнезд, и Клейст нигде не находил себе места. Укутавшись в черное поношенное пальто, забившись в угол тряской почтовой кареты, этот бедный, бездомный барон постоянно в пути», – отмечает литературовед Мина Полянская.
Может сложиться впечатление, что Клейст – эдакий человек мира. Он бывал, иногда многократно, в городах Германии, Австрии, Франции, Чехии, Италии, Швейцарии. Подолгу в них не задерживался, часто и помногу болел, страдая припадками временного помешательства. Придя к выводу, что главное призвание его жизни – литература, он поставил себя дерзкую цель затмить Эсхила, Софокла, Шекспира и Гёте. Но, как можно предположить, никто особенно не признавал его гениальность.
Клейст мучительно искал себя. Несколько раз поступал на государственную службу и всякий раз бросал ее. Начитавшись трудов французского философа Жан-Жака Руссо, ненадолго поселился на острове на реке в Швейцарии, чтобы заняться там крестьянским трудом и вести жизнь, возможно близкую к природе. Не получилось. Затем в Кобленце учился ремеслу столяра – и тоже безуспешно.
В поисках своей «вселенской миссии» он отправился в Париж, чтобы убить французского императора Наполеона. Но затем передумал и загорелся желанием вступить во французскую армию, готовившуюся к вторжению в Великобританию, и найти смерть на поле боя.
В 1807 году французские власти даже заподозрили Клейста в шпионаже, его заключили в парижскую тюрьму. Все могло кончиться очень плохо, и лишь вмешательство королевы Пруссии Луизы спасло поэта от смертной казни.
НЕПРИЗНАННЫЙ ЧЕСТОЛЮБЕЦ
«По всей вероятности, я никогда не возвращусь на родину, – писал Клейст Вильгельмине. – Вы, женщины, не понимаете одного слова в немецком языке; оно гласит: честолюбие. Я могу вернуться лишь в одном случае, а именно, если смогу ответить ожиданиям людей, которых я легкомысленно раздражил целым рядом хвастливых шагов. Это возможно, но пока невероятно. Короче говоря, если я не могу с честью появиться на родине, то этого никогда и не будет. Это так же неизменно, как характер моей души.
Я имел намерение купить себе небольшое именьице в Швейцарии, и Паннвиц уже переслал мне для этой цели остатки моего состояния, как вдруг за неделю до получения мною денег отвратительное народное восстание отпугнуло меня от этого. Я стал считать счастьем, что ты не захотела последовать за мною в Швейцарию, уединился в домике на островке на реке Ааре, где теперь, с радостью или безрадостно, должен приняться за писательство…»
Наверное, состояние Клейста современные психологи назвали бы чем-то вроде хронической (или прогрессирующей) депрессии. Ибо как еще можно объяснить такие строки из его письма к сестре: «Мы здесь, на земле, ничего, совсем ничего не знаем об истине. То, что мы называем здесь истиной, после смерти называется совсем иначе, и поэтому стремление создать себе что-то ценное, что можно было бы унести с собой на тот свет, совершенно бесцельно и бесплодно. Мысль эта потрясла святая святых моей души».
Писатель Стефан Цвейг отмечал: «Клейст не был подготовлен к жизни… он был истерзан постоянным внутренним разладом и постоянно пребывал в трепетном напряжении, которое, как струна, звучало и отвечало прикосновениям гения. В нем было слишком много страстности, безмерной, неимоверной необузданной, сладострастно преувеличивающей страстности чувства, которая постоянно стремилась к взрывам и никогда не могла прорваться наружу ни словом, ни делом… Он весь был насыщен ненавистью, горечью, сдавленным, агрессивным раздражением».
В 1810 году Клейст внезапно прекратил свои путешествия и поселился в Берлине. Правда, еще в начале того года он был объявлен умершим: пронесся слух, что он скончался в пражском госпитале, где лечились офицеры, раненные в сражениях с наполеоновскими армиями. Слухи эти нисколько не пугали поэта, поскольку своих знакомых он давно предупредил о том, что намеревается уйти из жизни и даже нашел место недалеко от Берлина у озера Ванзее, где произойдет это событие.
Еще в 1801 году он приходил туда в сопровождении некой дамы и обещал покончить с собой, а по свидетельству писателя Фуке, 15 августа 1810 года поэт вновь пришел на берег Ванзее вместе с Фуке, но уже с другой дамой и опять давал столь же мрачные обещания.
Одной из причин «апокалипсических» настроений Клейста было полное непризнание его как литератора современниками – и в особенности Гёте. «Во мне, – признавался Гёте, – писатель этот, при чистейшей с моей стороны готовности принять в нем искреннее участие, возбуждал всегда ужас и отвращение, наподобие прекрасно созданного от природы организма, охваченного неизлечимой болезнью».
Лишь один писатель-романтик заметил и отметил гений Клейста – Эрнст Теодор Вильгельм Гофман. Он писал: «Можете себе представить, насколько восхитила меня Кетхен. Лишь три пьесы произвели на меня такое глубокое впечатление – «Кетхен», «Поклонение кресту» и «Ромео и Джульетта». Они приводят меня в состояние некоего поэтического сомнамбулизма. Иногда мне кажется, что отчетливо сознаю суть романтизма в отдельных прекрасных светящихся формах».
А между тем, Клейст, действительно, был чрезвычайно талантлив, и сегодня недаром считается одним из классиков немецкой литературы.
НОЧЬ У ОЗЕРА ВАНЗЕЕ
Кроме всего прочего, герой нашего повествования был умелым организатором издательского дела, став одним из создателей первой вечерней берлинской газеты, издававшейся практически без перебоев. Называлась она «Берлинские вечерние листки». Как отмечают историки, Клейст был изобретателен, инициативен и, кроме того, он оказался прекрасным публицистом. Его военные фельетоны – единственные в своем роде произведения в этом жанре. В газете печатались и криминальные новости, которые Клейст готовил напрямую из полицейских участков.
Когда газета, увы, обанкротилась, Клейст оказался весь в долгах. Публиковаться ему было негде, его пьесы не ставились, он оказался в полной изоляции.
Именно тогда он и сблизился с Генриеттой Фогель – замужней дамой, которая ко времени их знакомства была безнадежно больна. Клейст полюбил человека, как ему казалось, близкого ему по духу, но обреченного на смерть. Как отмечают биографы Клейста, в ее лице он нашел человека, разделявшего его взгляды на земное существование и презрение к жизни…
20 ноября 1811 года Генрих фон Клейст и Генриетта Фогель приехали в гостиницу у озера Ванзее и сняли в ней две комнаты. Там большую часть ночи они провели за сочинением прощальных писем. Генриетта просила мужа Фридриха Людвига Фогеля войти в ее положение и в положение ее возлюбленного, который не может расстаться с нею и после смерти. Мол, он должен уважать «чувство их святой любви», а также заботиться об их девятилетней дочери, «любимом дорогом ребенке».
Генрих прощался с единственным близким ему родным человеком – с сестрой Ульрикой – и сообщал ей, что ему нечего больше в этом мире делать.
В одном из последних писем своей кузине Марии фон Клейст, от 10 ноября 1811 года, Клейст так объяснил свое состояние: «Клянусь тебе, я не могу больше жить; моя душа так изранена, что – я бы сказал так – когда я высовываю свой нос из окна, то мне больно от дневного света». А перед смертью он сделал запись в дневнике: «Истина в том, что мне ничто не подходит на этой Земле»…
Некоторые биографы Клейста считают, что он, как мастер трагедии, как настоящий художник, сам придумал свою гибель, заранее сочинив эффектную романтическую пьесу, в которой главным действующим лицом был он сам.
«В действиях двух договорившихся между собой людей наблюдалась редкая последовательность и согласованность – никто из них, кажется, не усомнился, не дрогнул. Впрочем, ведь никто и не слышал, о чем они говорили. Место действия было избрано ими красивое (по свидетельству хозяина гостиницы Штимминга они восхищались им): это была зеленая поляна в цветах на берегу озера. Романтик избрал место гибели, строго следуя канону исповедуемого им принципа – это был один из самых живописных уголков в окрестности Берлина», – отмечает Мила Полянская.
В совместном предсмертном письме Клейста и Фогель были такие строки: «Всего вам доброго, дорогие друзья, вспоминайте в радости и печали двух необычных людей, которых вскорости ждет великое путешествие в неведомое».
БЕЗ СОБЛЮДЕНИЯ РИТУАЛА
Примечательно, что на место самоубийства, на берегу озера Ванзее, по словам случайного прохожего, Клейст и Фогель принесли с собой кофе и завтрак. Какое-то время они даже развлекались, бросая камешки в воду. Затем наступила кульминация: Клейст застрелил Генриетту Фогель, а потом покончил с собой.
На следующий день они были похоронены на месте том же самом месте. Погребение проходило без соблюдения церковного ритуала, как это и полагалось в случае самоубийства, в полной тишине и темноте, в присутствии трех свидетелей – военного советника, врача и полицейского.
Могила их уже вскоре едва не была утрачена, о ее существовании знали лишь немногие люди. Спустя полвека на этом месте писатель и журналист Макс Ринг установил стелу с надписью: «Он жил, пел и страдал в мрачное и тяжелое время. Он искал здесь смерти. Он нашел бессмертие».
В 1941 году обелиск был заменен другим: на нем были высечены строки «Сейчас, о бессмертие, ты теперь все мое!» Это была цитата из драмы Клейста «Принц Гомбургский», в центре которой – битва при Фербеллине в конце XVII века, во многом определившая дальнейшую судьбу Германии. Памятник с такой надписью на могиле поэта стоит и поныне у озера Ванзее.
Сто лет назад, в 1922 году, во Франкфурте-на-Одере был основан литературный музей, посвященный жизни и творчеству Генриха фон Клейста. Судя по известиям из всемирной паутины, он пользуется немалой популярностью. Там регулярно проходят литературные чтения, лекции, литературно-музыкальные вечера и фестивали.
