Коллаж Ирины МАКСИМЕНКО
Не знаю, как другим, а мне походы по старинным погостам кажутся чрезвычайно увлекательными. Особенно когда читаешь эпитафии, написанные многие десятилетия назад. Об одном из них мне рассказала Светлана Бардина, петербургская исследовательница творчества писателя Александра Грина: на Волковском православном кладбище она обратила внимание на надгробие некоей Сони Щепкиной, на котором были выбиты страшные строки: «Не хватит сил – прими добровольно смерть… Все или ничего». И годы жизни: 25.III.1886 – 25.III.1907. Ровно двадцать один год… Что это – несчастная любовь, разочарование, несчастный случай?..
ЛОМОНОСОВ НАОБОРОТ
Софья Ивановна Щепкина была родом из Ростова-на-Дону. Как многие передовые девушки того времени, мечтала о равноправии, справедливости, свободе. Отправилась в Петербург, поступила на Бестужевские курсы. Не удивительно, что увлеклась революционными идеями. На одном из подпольных собраний она познакомилась с весьма привлекательным и образованным молодым человеком. Влюбилась до безумия.
Рудольф Лазаревич Самойлович, будущий знаменитый полярный исследователь (друзья даже называли его «директором Арктики», на его счету было больше двух десятков арктических экспедиций), происходил из зажиточной семьи. Его отец руководил фирмой, экспортировавшей хлеб за границу. В своей автобиографии Самойлович писал: «…Я рос тихим, одиноким мальчиком, редко принимал участие в играх или проказах школьников – моим любимым занятием было читать Майна Рида, Жюля Верна, Фенимора Купера, Вальтера Скотта».
Он окончил Мариупольскую гимназию, учился на физико-математическом факультете Новороссийского университета в Одессе. Там проникся революционными настроениями, чем и привлек внимание полиции. Мать настояла, чтобы сын покинул Россию и уехал за границу. В 1904 году он окончил Горную академию во Фрайберге.
Однако бурлящая заграница только еще больше наполнила юношу революционным пылом. Он пересылал из Германии в родной Азов газету «Искра» и другую нелегальщину. Вернувшись в Азов в начале 1905 года, когда началась революция, печатал прокламации в типографии старшего брата. Затем переехал в Ростов-на-Дону, где занимался агитацией среди солдат и рабочих. В июле 1906 года был арестован, сослан в Архангельск, затем в Холмогоры.
Рудольф Самойлович
Товарищи в шутку называли Самойловича Ломоносовым наоборот: Ломоносов начал из Холмогор путь, который привел его на учебу в немецкий Фрейбург, а Самойлович, окончив Горную академию во Фрейбурге, отправился в Холмогоры.
Впрочем, оттуда он бежал. Полиция сообщала приметы: 24 года, рост выше среднего, волосы темно-русые, нос обыкновенный, лицо чистое, глаза карие, носит очки. А Самойлович между тем нелегально пробрался в Петербург, где стал жить по поддельному паспорту на имя минского мещанина Александра Сорокина. Установил связь с социал-демократами…
Вот тогда-то он и познакомился с Соней Щепкиной. Они обручились, рассчитывая через год обвенчаться. Будущие опасности, казалось, их не пугали. Они были уверены, что революция скоро победит, и они будут счастливы. Но случилось иначе: в начале 1907 года полиция раскрыла подпольную организацию, в которую они входили. На допросе Соня Щепкина, не выдержав психологического давления, невольно выдала имя товарища по партии. Из полиции ее отпустили. Наверное, зря. Потому что, вернувшись домой, она приняла яд. «Не хватит сил – прими добровольно смерть. Все или ничего!» – написала она в своей последней записке. По воле жениха эти слова записки были высечены на надгробном памятнике девушке…
ВЕНЧАНИЕ В ТЮРЬМЕ
Но жизненные коллизии порой весьма парадоксальны, и смерть нередко соседствует с любовью. Здесь был именно такой случай: на похоронах невесты Рудольф Самойлович познакомился с ее старшей сестрой Марией. Внешне очень была очень похожа на Софью, чуть ли не копия. И такая же передовая, мыслящая, целеустремленная!.. Мария была слушательницей медицинского факультета Лозаннского университета. Несмотря на только что произошедшую трагедию, Рудольф Самойлович практически сразу же потерял голову от любви к Марии. Отношения развивались стремительно, они обручились.
Однако полиция не дремала. За связь с социал-демократами и террористическую деятельность (участие в изготовлении бомб в Куоккале) Самойлович был арестован. Ему грозила длительная ссылка.
«…Уже на следующий день я помчалась на свидание в назначенные часы, но увы: свидания не получила, так как дают только близким родным и женам, а мы с Рудольфом не были оформлены, ведь он был Сорокиным – т.е. жил по чужому паспорту, – вспоминала Мария Щепкина. – Что делать? Можно только в определенные дни и часы что-нибудь передавать. А что передавать? Заработка не было никакого, я ведь только готовилась к гос. экзаменам. И вот мы решили пожениться. Но как? Ведь я православная, а он еврей, а я помнила слова его матери, сказанные с грустью: «Неужели и ему придется креститься?» «Какой же выход?»
Через Бернштамма, адвоката по политическим делам, Мария выяснила, что смешанные браки допускаются у лютеран: тогда можно обвенчаться с иудеем, не требуя от него перемены веры, при условии, что дети от этого брака должны быть христианами… Девушка отправилась в лютеранскую кирху на Петроградской стороне и поделилась своей проблемой с симпатичным пожилым пастором. Тот участливо выслушал, но с горечью сказал: «Ну вот, опять меня будут упрекать, что я переманиваю в свою веру!». Тем не менее, перекрестил Марию из православной веры в лютеранскую. Затем потребовалось разрешение на брак в тюрьме…
«Небольшая часовенка в тюрьме, пастор в черном, розовый коврик перед аналоем, взволнованный Рудольф, – вспоминала Мария Щепкина. – Он быстро первый ступил на коврик (примета: кто первый ступит на коврик, тот будет главенствовать в семье). А я подумала, что все же я буду главенствовать, а не он. Кончился обряд, мы спустились в контору… вдруг начальник тюрьмы заявил: «А молодых разве не поздравим?». «А можно?» – с готовностью спросил Бернштамм. И, получив разрешение, умчался на извозчике за угощением.
И вот мы сидим в кабинете начальника и пируем. В это время раздался телефонный звонок, и слышно, как начальник отвечает кому-то: «Да-да, бракосочетание свершилось, молодая уехала, молодой в камере». А мы сидим… и хохочем… Стали мы уже прощаться, как начальник опять остановил меня: «Ну, гости могут идти, а Вы посидите с мужем». Гости ушли, ушел и начальник, а мы остались вдвоем в его кабинете…»
С этого дня Мария уже имела основание получать свидания на совершенно законных основаниях. Однако, по ее воспоминаниям, «еще не успели увянуть лилии, подаренные в день венчания», как Самойловича стали переводить из тюрьмы в тюрьму. Особенно мучительны были свидания в Крестах: «…Две перегородки на расстоянии в метр друг от друга с десятью отдельными кабинками с каждой стороны, куда сразу вводят арестованных, некоторые закованы в кандалы. Приходилось кричать, чтобы что-нибудь было слышно: крики, звон кандалов сливаются в нестройный гул. Трудно было что-нибудь понять…»
АРКТИКА ПЕРЕВЕРНУЛА ЖИЗНЬ
Хождение по тюрьмам продолжалось полгода, пока в конце 1908 года Рудольфа Самойловича не отправили в отдаленные места Архангельской губернии. «Ссылали его в Мезень Архангельской губернии в 1000 километров от железной дороги. Я, конечно, решила следовать за ним в ссылку, но 1000 километров езды на лошадях?», – вспоминала Мария Щепкина. Она подала прошение на имя архангельского губернатора: «…находясь в последних месяцах беременности и желая следовать за своим мужем, и в то же время нуждаясь в акушерской и медицинской помощи, честь имею, покорнейше просить Ваше Превосходительство, разрешить мужу моему проживать либо в г. Архангельске, либо в местности, находящейся недалеко от медицинского пункта».
Посоветовавшись с Бернштаммом, она поехала следом за Самойловичем в Архангельск, чтобы там хлопотать о ближнем месте ссылки Рудольфа. Место ссылки было изменено: вместо Мезени назначили Пинегу, что было гораздо ближе до Архангельска. Можно только восхититься целеустремленностью Марии: устроив судьбу мужа, она вернулась в Петербург, сдала экзамены, весной родила дочь, названную Софьей, и меньше чем через месяц после ее рождения, с малюткой на руках, отправилась к мужу в Пинегу.
«Недолго мне пришлось изображать «домохозяйку», так как главврач местной больницы, узнав, что я «почти врач», втянул меня в работу по больнице – и Рудольфу пришлось заменять меня дома, он не только готовил обед, но и стирал, и гладил пеленки, и ухаживал за своей дочерью…», – вспоминала Мария Щепкина. Она стала работать земским врачом, в 1912 году родила еще одну дочь.
Что же касается ее супруга, то он и в ссылке занимался политикой, участвовал в работе кружка ссыльных. Но одновременно попал под обаяние первопроходца северных земель, ученого и путешественника Владимира Русанова, который добился, чтобы ссыльного Самойловича включили в состав экспедиции на Шпицберген. И все это перевернуло его жизнь.
Как отмечают исследователи, уже в 1913 году Самойлович вывез со Шпицбергена пять тысяч пудов арктического угля. Так было положено начало отечественным концессиям, что впоследствии дало возможность Советскому Союзу получить в аренду несколько угольных месторождений.
После революции для Рудольфа Самойловича наступил звездный час: сбылись его революционные мечты, а его научный потенциал был востребован новой властью. В 1919 году он участвовал в создании Комиссии по изучению Севера, в 1920-1925 годах был первым руководителем Северной научно-промысловой экспедиции, которая в 1925 году была преобразована в Институт по изучению Севера, затем был заместителем директора Всесоюзного арктического института. В 1928 году руководил экспедицией на ледоколе «Красин», которая спасла потерпевшего аварию дирижабля «Италия» под командованием Умберто Нобиле…
КРАСОТА И ВЕЛИЧЕСТВЕННОСТЬ
Что же касается личной жизни… В 1919 году Самойлович развелся с Марией и в том же году женился на Елене Михайловне Ермолаевой, с которой у него также было двое детей – Владимир и Наталья. Володя еще в школьном возрасте участвовал в полярных экспедициях отца, проводил наблюдения за колебаниями уровня моря по футштоку. Взрослые увековечили его труд на карте Новой Земли топонимом – бухта Володькина.
Рудольф Самойлович с Еленой Ермолаевой и сыном Владимиром, 1928 г.
Казалось бы, Рудольф Самойлович достиг всего, о чем мог мечтать! Доктор географических наук, профессор Ленинградского университета, вице-президент Русского географического общества, почетный член географических обществ многих стран мира, вице-президент международного общества «Аэроарктика», был награжден орденом Трудового Красного Знамени и орденом Ленина.
Но наступили времена «большого террора». Рудольф Самойлович был арестован, обвинен в измене Родине, шпионаже в пользу Германии и Франции и расстрелян в марте 1939 года… Елене Михайловне Ермолаевой досталась нелегкая судьба. Жизнь в блокадном Ленинграде, в апреле 1942 года эвакуация на Кубань, немецкая оккупация, лагерь. Странствия по Западной Европе, переезд в Бразилию, оттуда в США.
В 1957 году Рудольф Самойлович был посмертно реабилитирован, а Умберто Нобиле сообщал Елене Ермолаевой в мае 1965 года из Рима: «…Вот сообщения, которые поступили ко мне из Москвы: реабилитация Самойловича абсолютна. Один из островов архипелага Франца-Иосифа назван его именем. Его портрет вывешен в Арктическом музее. Готовится публикация текстов его научных работ. Что касается его сына, врача (речь о ее сыне Владимире. – Ред.), то он действительно погиб во время осады Ленинграда…»
Но Нобиле сообщил и радостную новость: ее брат, полярный исследователь Михаил Ермолаев, выжил в сталинских лагерях, и под его редакцией готовится к печати книга об экспедиции Самойловича. Елена Михайловна смогла вернуться в СССР и поселилась у брата в Калининграде.
«Меня поразила ее красота и величественность, – вспоминал повидавший ее в ту пору полярный исследователь и писатель Зиновий Каневский, – а судя по фотографиям 20-30-х годов, чудом сохранившимся у нее, она была совершенно неотразимой, и понять Рудольфа Лазаревича, стойкого революционера-подпольщика, а затем полярника, не устоявшего перед этой женщиной, абсолютно легко!»
