Коллаж Ирины МАКСИМЕНКО
«Она владела великой силой – пленять окружающих красотой и одаривать вдохновением… В Петербурге она и вовсе стала настоящей легендой», – вспоминала баронесса Мария Федоровна Мейендорф, фрейлина императрицы Марии Александровны, про очаровательную княжну Мэри (Мери) Шервашидзе. Родившаяся в 1895 году в Батуме, она была одной из трех дочерей князя Прокофия Левановича Шервашидзе-Чачба, потомка правителей Абхазии. Матерью Мэри была грузинская княгиня Медея Константиновна Дадиани.
«ГРЕШНО, КНЯЖНА, БЫТЬ ТАКОЙ КРАСИВОЙ»
Когда Мэри и ее сестра были еще совсем юными, семья переехала в Петербург. Прокофий Шервашидзе в 1906 году был избран депутатом первой Государственной думы от Батумской области и Сухумского округа.
Красавица Мэри стала фрейлиной императрицы Александры Федоровны. Согласно знаменитой легенде, однажды княжна Мэри была приглашена на великосветскую панихиду по одной знатной особе. Однако она всегда и везде опаздывала, и в данном случае не изменила своей привычке. И тем самым вопиющим образом нарушила протокол, придя позже государя императора. Однако наказания не последовало: Николай II лишь взглянул на девушку и сказал: «Грешно, княжна, быть такой красивой».
«Популярный журнал «Столица и усадьба» поместил на своих страницах фотографию княжны Шервашидзе как знак того, что жизнь в столице, несмотря на мировую войну, продолжается, – вспоминала баронесса Мария Федоровна Мейендорф, которая приходилась Мэри двоюродной сестрой. – Однажды княжна Александра Николаевна, герцогиня Лейхтенбергская, правнучка императора Николая Первого, увидев Мери во дворце в Петербурге, не удержалась от восторга: «Я бы с закрытыми глазами вышла замуж за грузина, который хотя бы немного был похож на вас»«.
В нее влюблялись, ее боготворили… В 1915 году знаменитый грузинский поэт Галактион Табидзе создает поэтический цикл «Мери». Как отмечают исследователи, почти ни у кого даже тогда не вызывало сомнений, кому именно оно было посвящено. Говорили, что поэт однажды встретил красавицу княжну в парке. Она прошла мимо, даже не заметив его, а он с этого момента безответно любил ее до конца жизни.
В поэме были и такие строки: «Венчалась Мери в ночь дождей, // И в ночь дождей я проклял Мери. // Не мог я отворить дверей, // Восставших между мной и ей, // И я поцеловал те двери…». Так они звучат в переводе с грузинского, сделанным Беллой Ахмадулиной.
Сердце княжны Мэри было отдано другому человеку – флигель-адъютанту императора Николая II бравому улану Григорию (Гигуше) Эристову (Эристави), который приходился праправнуком грузинскому царю Ираклию II. Григорий стал единственной любовью всей ее жизни…
Мэри и Георгий познакомились в Петербурге еще до революции, а обвенчались в в 1918 году в Грузии, куда семья Мэри Шервашидзе перебралась после большевистского переворота в Петрограде. В ту пору Тифлис (ныне Тбилиси) стал прибежищем для многих представителей интеллигенции, бежавших от новой власти. Казалось, что здесь продолжается искрометная и беззаботная жизнь серебряного века. В городе действовали артистические кафе-кабаре «Братское утешение», «Химериони», «Павлиний хвост», «Медный котел», «Ладья Аргонавтов», а самый творческий носил название «Фантастический кабачок».
«ПЕВЕЦ СТАРИННОЙ КРАСОТЫ»
Из занятого большевиками Крыма в Тифлис перебрались художники Сергей Судейкин и Савелий Сорин, балетной труппой оперного театра руководил знаменитый партнер Анны Павловой Михаил Мордкин. Именно там, в Грузии, Савелий Сорин за 23 дня создал портрет княжны Мэри.
Впрочем, запечатлел он не только ее, но и других красавиц, обитавших в то время в Тифлисе. Недаром жена поэта Сергея Городецкого Анна (литературный псевдоним Нимфа Бел-Конь Любомирская) посвятила Савелию Сорину такие строки: «Певец старинной красоты, // Путеводитель душ печальных, // Твои портреты, как цветы, // Растут в долинах погребальных».
«Савелий Сорин, написавший здесь несколько портретов грузинских красавиц, был восхищен Мери Шарвашидзе. Уже переехав во Францию, он говорил своим будущим моделям: «Почему вы так себя ведете? Воображаете себя Мери Шарвашидзе-Эристовой? Так знайте, что второй такой женщины не существует!». Портрет Мери после своей смерти Сорин завещал музею Грузии. Однако работа так понравилась его вдове, что та решила оставить портрет красавицы, украшавший ее дом в Монте-Карло, себе. А после смерти вдовы Савелия Сорина, согласно ее завещанию, портрет Мери перешел в собственность принцессы Монако Грейс Келли», – говорится в мемуарах баронессы Марии Мейендорф.
Савелий Сорин был не просто восхищен княжной Мэри: он был тайно влюблен в нее. Но, как и Галактион Табидзе, совершенно безответно. Сохранилась фотография, запечатлевшая, как Мэри позирует художнику летом 1919 года. Портрет стал культурным событием. В газетах сообщалось, что он вызвал немало толков в художественных кругах. В память о сеансах Сорин подарил Мэри Эристави один из своих крымских пейзажей. Причем Савелий Сорин выполнял два портрета: один, в полный рост, – для семьи княжны, второй, погрудный, – для себя.
«Были, были в Тифлисе Прекрасные Дамы. Вопреки войне, революции, наперекор страху перед будущим, эти юные красавицы имели веселый досуг, располагали к себе поэтов умением слушать и вдохновлять, а главное, сохраняли дар быть женщиной – всегда, везде. В одержимо-романтическом стиле их жизни как в капле воды отразился бег мятежной, жестокой эпохи, завертевшей их, молодых и талантливых, в бешеном круговороте расставаний и эмиграции. Однако им, музам и их поклонникам, юным и страстным и в дружбе, и в творчестве, пора была жить, творить и любить. Они до дна испили свою молодость и оставили заметный след в биографии уходящего века», – отмечает искусствовед, специалист по изобразительному искусству Грузии Ирина Петровна Дзуцова.
ЗВЕЗДА ПАРИЖСКОГО ПОДИУМА
В 1921 году в Грузии была установлена советская власть, и Мэри с мужем отправились в Константинополь, ставший в ту пору перевалочным пунктом для многих русских эмигрантов. Однако деньги скоро закончились, и супруги перебрались в Париж. К счастью, там княжне вскоре улыбнулась удача: она случайно встретила великого князя Дмитрия Павловича, состоявшего некогда в романе с легендарной Коко Шанель. Он и предложил ей княжну в качестве модели.
Известный историк моды Александр Васильев в своей книге «Красота в изгнании» отмечает: «Хрупкая брюнетка Мери олицетворяла тип красоты, модный в 20-х годах. Ее лицо и фигура подходили как нельзя кстати к стилю Шанель тех лет, к тому же Коко импонировало, что для нее, провинциалки из Оверни, работают настоящие княгини. Париж в те годы ценил больше всего титулованных дам. В высшее общество были приняты великая княгиня Мария Павловна, княгини Мария Юсупова, Мери Шервашидзе, Гали Баженова. Из огромного количества русских красавиц в Париже тех лет избранными становились немногие».
Нет ничего удивительного, что Мэри Эристова стала одной из лучших моделей модного дома Chanel. Но она была не просто манекенщицей: как и прежде в столичном Петербурге, она не могла не блистать в высшем обществе. Ее приглашали на званые вечера и литературные собрания, она блистала на открытии Русского корпус-лицея имени Николая II в Версале и на освящении Русской гимназии. Известнейшие фотографы начала века почитали за честь с ней сотрудничать…
Как отмечают исследователи, считается, что именно Мери первой вышла на подиум с ниткой жемчуга на шее – легендарным украшением, введенным в моду с легкой руки Шанель. Красавицу Мери очень ценили в мире моды, ее часто приглашали на званые вечера, а фотографировать ее выстраивалась целая очередь фотографов.
Однако, несмотря на успех в качестве манекенщицы, Мэри воспринимала работу на этом поприще как унижение своего княжеского достоинства. Поэтому при первом же удобном случае она покинула модную индустрию…
Жизнь ее сложилась непросто. В 1946 году погиб муж, и одна осталась одна. «Замуж она больше так и не вышла, хотя претендентов на ее руку и сердце было предостаточно, – вспоминала баронесса Мария Мейендорф. – Своих детей у Мэри не было. В Париже она воспитывала детей сестры – Нануку и Константина. Нанука рано умерла. Говорили, что Мери после ее смерти отчаялась, целыми днями не хотела выходить из дома. Еще более сильным ударом для нее стала смерть любимого племянника Константина. Шарвашидзе осталась совсем одна. Ее единственной компанией стали кошки, за которыми Мери ухаживала, как за родными детьми».
КРАСИВАЯ, ОБАЯТЕЛЬНАЯ, СОВРЕМЕННАЯ
В 1960-е княжна Мэри поселилась в престижном доме престарелых. Существенным подспорьем для нее стало наследство, которое завещал ей еще один ее поклонник – влюбленный в нее сын героического адмирала Макарова, командовавшего Тихоокеанским флотом России и погибшего в 1904 году во время русско-японской войны. С Мэри Эристовой сын адмирала познакомился благодаря своей сестре Александре, тоже бывшей фрейлине императрицы Александры Федоровны.
Вадим Макаров оказался талантливым предпринимателем и оставил около трех миллионов долларов, что для 1964 года было значительной суммой. Большая часть наследства перешла к сестре Александре, а 50 тысяч долларов – княгине Шервашидзе-Эристовой…
В 1968 году в Париже с Мэри Эристовой встретилась дочь художника Александра Шервашидзе-Чачба Русудана Александровна. Она вспоминала, что, готовясь к встрече, ожидала увидеть пожилую, малоподвижную женщину со следами былой красоты, обязательно в кресле и с жалобами на болезни. «Каково же было мое удивление, когда я получила приглашение в ресторан, и меня встретила красивая, молодая, обаятельная, совершенно современная женщина».
Как отмечают историки, до самого последнего дня княжна Мэри оставалась иконой стиля. Любое ее появление на публике вызывало восторг. Но, кажется, она совсем не обращала внимания на всеобщее обожание. Она прожила очень долгую жизнь, дожила до 97 лет. Ее не стало в Париже в начале 1986 года. В России в это время уже начинались новые времена, когда к русской эмиграции относились в высшей степени с пиететом…
Многие еще помнят, какой резонанс вызвало возвращение в 1987 году в нашу страну (тогда еще в Советский Союз, в Ленинград) поэтессы Ирины Одоевцевой – представительницы первой волны русской эмиграции. Это событие стало зримым символом воссоединения русской культуры.
